Знак вопроса 2002 № 02

Как копают в Месопотамии

Элемент случайности, простого везения по-прежнему играет немалую роль в жизни любого археолога, где бы он ни копал. Но общий успех современных археологических экспедиций определяют отнюдь не случайности, не отдельные сенсационные находки или энтузиазм одиночек, а четкий и продуманный план работы, верная методика, кропотливый повседневный труд большого коллектива людей самых разных специальностей.

Процесс раскопок в Ираке имеет свои специфические особенности. Месопотамия — классическая страна «глиняных» культур и цивилизаций. На протяжении многих тысячелетий чуть ли не единственным строительным материалом здесь была глина. Из высушенных на солнце сырцовых кирпичей строили древние жители Двуречья и скромные жилища, и величественные храмы, и пышные дворцы. Из глины делали посуду и статуэтки богов, грузила для веретен (пряслица) и литейные формы, остроконечные пули для пращи и печати — знаки собственности, даже серпы и топоры в некоторых районах Ирака изготовляли в древности из глины, обожженной до твердости камня. На глиняных табличках шумеры и вавилоняне записывали бессмертные строки своих поэм и легенд, сухие хозяйственные отчеты и указы грозных царей.

Но глина — очень непрочный материал. За считанные месяцы заброшенные глинобитные дома превращаются в бесформенные оплывшие холмики, не отличимые по цвету и структуре от окружающей лессовой равнины. Почти в каждом месопотамском телле таких древних глинобитных домов не один десяток. Слой за слоем уходят они в глубины холма, свидетельствуя о неумолимом беге времени, смене веков, поколений, культур. Неподготовленному человеку разобраться в хитросплетениях этой своеобразной земляной «летописи» нелегко. И здесь приходят на помощь археологам большой практический опыт и интуиция шургатцев.

Шургатцы — это профессиональные рабочие-раскопщики из знаменитого арабского селения Шургат (Шеркат), расположенного у высоких валов Ашшура, древней ассирийской столицы, в среднем течении Тигра. Вот уже многие десятилетия (с конца XIX — начала XX века) почти все мужчины этого городка добывают хлеб насущный, участвуя в раскопках многочисленных археологических экспедиций, как местных, так и иностранных. Драгоценный опыт, бережно передаваемый из поколения в поколение, постепенно дал шургатцам возможность сделаться настоящими мастерами земляных работ. Каждый из них тонко «чувствует» землю, по едва заметному оттенку в ее цвете или по плотности легко отличает стены глинобитных древних построек от такой же глинистой почвы. Обычно в нашей экспедиции в Ярым-тепе таких мастеров имелось каждый сезон человек двенадцать — пятнадцать. Их возглавлял бригадир — раис (арабск.) — наиболее уважаемый и искусный раскопщик с большим опытом практической работы. Все эти годы раисом у нас был Халаф Джасим — высокий, худощавый, дочерна загорелый человек лет тридцати восьми — сорока, с жесткими, коротко стриженными волосами и внимательными умными глазами. В юности, будучи еще рядовым шургатцем, он успел поработать во многих зарубежных и иракских экспедициях. Но когда сам стал раисом, наотрез отказался служить англичанам и западным немцам, видимо, считая непатриотичным работать с наследниками бывших колониальных держав. С появлением советской экспедиции в 1969 году Халаф Джасим трудился только у нас, хотя другие иностранные специалисты сулили ему куда большую зарплату, чем могли дать мы. Вообще говоря, шургатцы во многом похожи на нас, археологов. И своей фанатичной преданностью профессии раскопщика древностей, и тем, что большую часть года они проводят вдали от родного дома, в экспедиции.

На каждого шургатца приходится, как правило, четыре-пять местных рабочих — земленосов и лопатчиков, набираемых из числа жителей окрестных деревушек и хуторов. Таким образом общее число доходило до полусотни и больше.

Со стороны процесс работы на раскапываемом телле выглядит несколько необычно. Шургатец, словно сапер на минном поле, медленно выискивает в почве контуры стен древней глинобитной постройки, отбрасывая назад просмотренную землю и откладывая замеченные в слое находки. Его инструменты совершенно непохожи на наши: миниатюрная легкая кирочка — кезма на короткой, сантиметров сорок — пятьдесят, деревянной тонкой рукоятке, треугольная тяпка с остро заточенными краями — мар, совок — чамча, кисть для обметания пыли — фирча и нож — сичин. Один из местных рабочих совковой лопатой насыпает эту землю в мешки носильщикам, и те не спеша выносят ее за пределы раскопа, в отвал. Шургатцы одеты обычно в широкие сатиновые шаровары или же в легкие хлопчатобумажные брюки, куртки или пиджаки. Единственная экзотическая часть одежды у них — куфия — арабский головной убор в виде широкого платка в черную или красную клетку, которым в холод закутывают не только голову, но и шею. Еще более необычное зрелище представляют собой земленосы-туркманы. На головах у них в большинстве случаев те же куфии. Но зато остальная одежда являет собой причудливую смесь западного и восточного стилей. На длинную, до пят, арабскую рубаху — галабию из легкой белой или светло-голубой ткани они надевают некогда модные в Европе пиджаки из материала букле или короткие пальто в крупную клетку, купленные по дешевой цене на базарных развалах. Ходят они обычно босые или в пластиковых шлепанцах-сандалиях без пятки.

Двигаются землекопы размеренно и медленно, но зато работают весь день. И в жару, и в холод тянутся чередой фигуры в длинных, похожих на женские одеяниях с короткими наплечными мешками на веревках, свисающими на грудь и живот.

В этой монотонной на вид земляной работе есть свои приливы и отливы, свои беды и радости, свои маленькие хитрости, наконец. Очень многое в четкой организации процесса раскопок и установлении нормальной дружеской атмосферы на месте работы зависит от личности раиса, его дипломатических способностей в урегулировании мелких и крупных конфликтов, то и дело возникающих среди рабочих, его умения находить быстрый ответ на все загадки-земля ной летописи древних теллей. Леонард Вулли, который почти полтора десятка лет копал в пустыне Южного Ирака древний город Ур, не зря считал, что пост раиса по своей важности для общего успеха дела стоит на втором месте после начальника экспедиции. Он без тени улыбки называл хорошего бригадира «драгоценным бриллиантом» и страшно гордился тем, что ему сразу же удалось найти именно такого человека. Не знаю, можно ли считать нас баловнями судьбы, но с раисом нам тоже несказанно повезло. Халаф Джасим многие годы был надежной опорой, на которой во многом покоились успехи нашей экспедиции в Ираке.

Мои ярымские университеты

Когда в апреле 1970 года я впервые оказался в экспедиционном лагере в Ярым-те-пе, меня определили на работу на телль номер два, на поселение халафской культуры. Первый сезон промчался необычайно быстро, поскольку я провел в поле всего три недели. Все это время я тщательно разбирал и анализировал превосходную халафскую керамику, сидя на зеленом склоне холма и почти не заглядывая в раскоп, с его пугающей неразберихой из глинобитных стен, зияющих ям, развалов печей и четких линий бровок. Земляные ребусы мне пришлось решать самому только в следующем сезоне. Работавший на этом холме почти два года Николай Бадер в 1971 году вдруг получил новый объект для раскопок — Телль-Сото, в трех с небольшим километрах западнее нашего лагеря, и, весьма довольный, он поспешил сдать мне все дела. Ободряюще хлопнув меня своей тяжеленной ручищей по плечу так, что я невольно присел, он надавал мне кучу полезных советов и торжественно вручил папку с чертежами. Передача объекта состоялась. «Не бойся, — крикнул он уже из машины, — если что, шургатцы и Халаф помогут!»

Бадер уехал, а я остался посреди огромного прямоугольного раскопа, врезанного в толщу овального глинистого холма: шесть квадратов по десять метров каждый, или 600 квадратных метров, да еще слой, как минимум, метров семь глубиной. Здесь было над чем задуматься! Меня окружали высокие, в три-четыре метра, борта раскопа. Они, как огромные хирургические разрезы, обнажали внутренности древнего телля. В глазах буквально рябило от смешения бесчисленных пластов и сооружений: горизонтальные и наклонные ленты глины разного цвета и толщины — коричневые, зеленые, красные; золотисто-углистые прослойки давно потухших очагов, пожаров и свалок; плотные геометрически четкие силуэты стен глинобитных построек; овалы в кирпично-красном венце — следы тануров (печей для выпечки хлеба) и технических печей. А взятое все вместе — закодированная история одного безымянного поселка древних земледельцев Синджарской долины, существовавшего на протяжении 200–300 лет где-то в середине V тысячелетия до н. э.

Самое сложное в нашей работе — увязка всех слоев и прослоек, видимых в стенках разрезов (бровок), с выявленными ранее древними постройками, то есть сопоставление разрезов и планов раскапываемого поселения. При этом очень важно установить, какие именно дома и хозяйственные сооружения сосуществовали в тот или иной отрезок времени в пределах данного поселка. От решения этого вопроса зависит и выяснение общего числа одновременно функционировавших домов в Ярым-тепе-2 и выяснение числа его жителей.

Весь парадокс ситуации состоит в том, что, раскапывая тот или иной археологический памятник, мы одновременно и уничтожаем его. Поэтому главная цель полевой работы археолога — как можно более тщательно и полно собрать и зафиксировать все материалы и сведения об изучаемом объекте. Другая, не менее важная задача — увязать воедино отдельные компоненты памятника во времени и в пространстве. И в самом деле, мы на двух теллях (хассунском и халафском) раскапываем древние поселения земледельцев Северной Месопотамии. Но поселение — это очень сложный организм. Отдельные его составные части и комплексы (жилые и хозяйственные постройки, общественные здания, ямы, печи и т. д.) существовали в разное время, многократно перестраивались и разрушались. Поверхность такого поселка также не была идеально ровной: в центре — она выше, по краям — ниже, поскольку поселок почти всегда стоит на более древнем холме. Таким образом, археолог, опираясь на планы и разрезы (профили) раскопа, должен выявить и связать все одновременно существовавшие постройки в пределах исследуемой части поселения. Обычно такие группы одновременно существовавших зданий или построек называются в археологической практике строительным горизонтом. Выделение строительных горизонтов — дело довольно трудное и требует мобилизации всего материала и всей информации, получаемых с данного объекта.

Далеко не сразу научился делать это и я. Потребовались месяцы и месяцы кропотливого труда, поисков и открытий, пока во мне не появилась профессиональная уверенность в своих силах. Огромную помощь в этих археологических университетах оказали мне и мои опытные товарищи по экспедиции — Олег Большаков, Володя Башилов, Коля Бадер, шургатцы и наш вездесущий раис — Халаф Джасим. Последний не только проводил большую часть времени на нашем холме, но и старался предоставить в мое распоряжение самых опытных и квалифицированных рабочих.

Секреты профессии

На первых порах главным препятствием для практического общения с шургатцами было незнание арабского языка. Зная довольно прилично английский язык, я твердо усвоил, что это — средство международного общения, и его уж наверняка знает за границей каждый. Однако попытка объясниться с гордыми жителями Шургата на языке Шекспира и Диккенса сразу же решительно провалилась, а я извлек из своей неудачи полезный урок: для нормальной работы надо учить арабский, и как можно быстрее. Реализовать свои планы мне довелось довольно скоро. Перед отъездом на родину я купил в одной из книжных лавок Багдада книгу с длинным и повелительным названием: «Говорите на иракском диалекте арабского языка!». Книга была английская. Все арабские слова были написаны английскими буквами, имели английскую транскрипцию и английский же перевод. Естественно, что в подобной передаче сложнейшего арабского произношения многое терялось или искажалось до неузнаваемости. И первое время следующего полевого сезона я выступал на раскопе с сольными концертами, пытаясь произносить по-арабски вычитанные в своей волшебной книге пространные сентенции о погоде, самочувствии, еде и т. д. и т. п. Обычным ответом на такие выступления был гомерический хохот всех присутствующих — и арабов-шургатцев, и туркманов. Узнавая в моих четко выговариваемых фразах какие-то обрывки знакомых слов и понятий, они буквально корчились от смеха, театрально взмахивая руками и утирая выступающую слезу широким рукавом пиджака или куртки.