Знакомство

Позади нас заржал какой-то мужик. Катя тоже улыбнулась и спросила:

— А кто у тебя сейчас дома?

— Я час назад проводил маму. Она улетела в командировку. Так что никого.

— Ты что, будешь жить один? — удивилась Катя.

— Не, она договорилась с одной своей сотрудницей, и та обещала уже сегодня вечером после работы переехать к нам. Не бойся, она тётка хорошая. Я её давно знаю. Она нам не будет мешать.

— Знаешь, мне бы хотелось сегодня побыть в тишине…

— Жалко… Дома побыть хочешь?

— Нет, как раз дома у меня тишины и нет! Давай, пойдём к тебе? А завтра можем сходить куда-нибудь… На море или на речку. Мне всё равно куда…

— Отлично! Когда придёшь?

— Только занесу хлеб домой, и мы можем пойти вместе. Подождёшь?

Я кивнул. Очередь, наконец-то, двинулась, и мы быстро продвигались к прилавку. Я подождал Катю возле гастронома, пока она бегала домой. Она не хотела, чтобы меня увидели из окон её квартиры. Странные какие-то у неё родители…

Только когда мы пришли ко мне домой, я обратил внимание на то, какие усталые у неё глаза. Мы с ней устроились в спальне на кушетке. Она лежала на животе, положив голову на скрещенные руки и искоса поглядывала на меня. Я, если честно, рассчитывал на какое-то общение, но Катя молчала.

Наконец, я не выдержал и сказал:

— Слушай, ты выглядишь так, как будто на тебе мешки таскали. Ты не заболела?

— Нет, мешки я не таскала, но устала сильно. У меня дома всё идёт наперекосяк и давно…

— Расскажи? Даже если не смогу помочь, то хоть выговоришься. Само собой, я — могила!

— У меня мама четыре года назад умерла. — кивнула Катя, — Отец два года назад женился и взял за себя молодую. Она на пятнадцать лет его младше. Не работает, сидит дома, ко всем придирается.

Катя уже сидела напротив меня сложив ноги по-турецки. В глазах её стояли слёзы, но она, похоже, их не замечала.

— На отца каждый день орёт, как ненормальная. Всё ей не так! Иногда мне кажется, что она просто сумасшедшая! Нас с Сашкой просто ненавидит, дармоедами называет! Сашке хорошо, он во Владик уехал поступать в мореходку, а мне с ней ещё как минимум три года мучиться…

Я подсел поближе и приобнял её за плечи:

— А чего он с ней не разведётся?

— Любит её… Она на него наорёт, так что он из себя выпрыгивает, а потом полночи просит у неё прощения… А потом ещё полночи у них в спальне кровать скрипит. Стоны, вздохи… Когда он спит, вообще?… На работу каждый день уходит невыспавшийся, злой…

— Слушай, как бы так сделать, чтобы ты с нами здесь пожила? Ты бы хоть высыпалась… Здесь на тебя орать никто не будет! Я бы тебе уступил диван, а сам на раскладушке. Мама, когда вернётся, будет не против. Я её знаю. А Марго — ей всё равно.

— Марго? Странное имя. Она не русская?

— Да, не… Марго это прозвище. Вообще-то она Маргарита. Мама зовёт её Рита. А меня она попросила называть её Марго. Ей так больше нравится. Просто причуда такая.

— Не, Саша, спасибо, но не получится. Она и так меня бранит, если я после девяти вечера хоть на пять минут опоздаю. Шлюхой обзывает и ещё матерно…

Я вздохнул:

— Слушай, тебе, и правда, нужно отдохнуть, расслабиться как-то… Знаешь, давай-ка устраивайся под пледом, а я рядом посижу, почитаю тебе что-нибудь. Хочешь?

Катя неуверенно посмотрела на меня.

— Платье помнётся… Мачеха увидит, опять орать начнёт… и обзываться…

— А ты переоденься. Дам какую-нибудь свою рубашку и чистые треники. Если большие окажутся, подвернёшь рукава и штанины.

Катюша улыбнулась:

— А давай!

Мы поднялись и подошли к шкафу, где лежала моя домашняя одежда. Катя выбрала себе фланелевую рубашку в крупную, красную клетку, и я дал ей мои застиранные, бывшие когда-то фиолетовыми домашние штаны. Выходя из спальни, я крикнул ей:

— Платье можешь на стул бросить или на плечики в шкафу повесить. Что тебе почитать?

— Не знаю! — крикнула она в ответ, — Всё равно!

Я подумал и решил почитать ей что-нибудь весёлое. Ну, чтобы настроение поднять. Помнится, когда-то Ирина Васильевна очень смеялась над моими записями в дневнике. Может попробовать? А почему бы и нет? И я пошёл в кладовку к своему тайнику.

Я сидел в комнате на диване и от нечего делать перелистывал дневник. И тут Катя вышла из спальни. Штанины были закатаны до колен, как и рукава рубашки, которые она подвернула, чтобы не болтались. Рубашку она надела навыпуск. Катя неуверенно посмотрела на меня,

— Ну как?

— А что? Мне нравится!.. Правда!.. Тебе идёт.

— Зеркало у вас только в коридоре?

Я кивнул и Катя вприпрыжку побежала туда. Я пошёл за ней следом и встал у неё за плечом, глядя на её отражение в зеркале. Она улыбнулась моему отражению, расправляя воротничок рубашки.

— Ты такая хорошенькая в ней! — улыбнулся я в ответ.

Я вспомнил, как не так давно стоял за спиной у Наташи, смотрел на её улыбающееся личико, и у меня аж зубы свело от этих воспоминаний. Не выдержав, я положил Кате руки на плечи.

— Хочешь, я тебе её подарю?

— А что твоя мама скажет?

— Ах! — я убрал руки с её плеч и пренебрежительно отмахнулся, — Мама и не вспомнит, что у меня когда-то такая была.

— Не, Саш, спасибо. Как я мачехе объясню её происхождение? Ну что, пошли?

Мы вернулись в спальню. Катя без долгих разговоров устроилась под пледом, я сел спиной к стене, подложив под неё подушку, и сказал:

— Помнишь нашу классную, Ирину Васильевну? — она утвердительно кивнула. — Так вот она как-то осенью, подсказала мне мысль, начать вести дневник. Ну просто для развития навыков письменной речи… Некоторые места в дневнике ей понравились. Хочешь прочитаю их тебе?

Катя кивнула:

— Угу, хочу. Ты что, разрешил ей читать свой дневник?

— Ну да. До определённого момента… Потом она сама отказалась. Сказала, что записи начали становиться очень личными, и что она чувствует себя не вправе продолжать читать его.

— Всё равно не понимаю… Почему ты вообще разрешил ей совать нос в твои дела?

— А-а-а, понял! Нет, тут видишь в чём дело… Я и не собирался ничего писать, пока она не предложила мне сделку: я раз в неделю пишу что-нибудь в дневник, а она до весны закрывает глаза на кляксы и грязь в моих тетрадках. — я рассмеялся, — Понимаешь? Ну она же не дура! Читала она только для того, чтобы убедиться, что я не отлыниваю.

Катя подхватила мой смех:

— Да-а-а, действительно не дура! Ну ладно, давай послушаем…

— Только сразу предупреждаю. Ирина Васильевна посоветовала мне писать так, как говорю, поэтому там, — я постучал пальцем по обложке дневника, — не все слова приличные. Ну то есть тебе могут показаться неприличными. Заранее извиняюсь.

Читать я начал прямо с первой страницы. Катя перебила меня почти сразу,

— А можно вопросы задавать?

— Ну, конечно. — хмыкнул я, — Мы же не на уроке.