Золотая бабушка

— Откуда-то должна была взяться такая большая любовь к музыке.

Толик только пожал плечами.

— Если ты о генетической памяти, то я в это не верю. У тебя кто-то писал рассказы или стихи в семье?

— Нет, — вздохнула я. — Одни художники.

— Ну, вот. Почему ты тогда пишешь?

— Но я не пишу.

— Ой, — парень отмахнулся, — дело времени.

— А что с папой? Он ещё жив? — попыталась сменить тему.

— Не знаю и знать не хочу, — отрезал Толик, ему не очень хотелось разговаривать о давно минувших временах. — Что насчёт тебя? Ты очень упорно пытаешься привлечь внимание отца, ты всё время о нём говоришь, буквально бежишь по его следам. Я этого не понимаю. Мне это кажется странным.

Я хмыкнула. В чём-то Толик был прав и наши отношения с Кислыми были странными. Точнее, не могу сказать, что у нас вообще были какие-то отношения.

— Мне всё время кажется, что он ко мне холоден. А я невыносимо хочу заполучить его внимания, одобрения и признания. Ты знаешь, — я замялась, — мой папа гений. И его гениальность преследует меня всю жизнь. Все обращались ко мне с почтением и уважением, просто потому что я «дочка того самого Кислого». И я очень гордилась. Мне хотелось всем показывать, что я «дочка того самого Кислого», но вот он не обращался со мной, как с близким человеком. Он проводил больше времени со своими скульптурами, учениками и моделями. Мне всё время казалось, что я недостаточно хорошая дочь. Иначе почему он выбирает не меня?

— Это ведь никак не связано.

— Что?

— Ты — это ты. Скульптуры — это скульптуры. Он никого не выбирал, — Толик домыл посуду и присел на корточки возле моих коленей. — Это ты себя не любишь, а не он, — парень погладил мою руку. — Позволь себе расслабиться. Пиши, пусть это будет несовершенно. Тебе же нравится писать. Ты так вечно будешь это откладывать до момента, когда «я стану лучше, умнее или талантливее». Будь несовершенной. И позволь Кислому любить тебя, потому что ты — это ты, а не за жизнь с положительными отметками и художественные способности.

Мимо пробегал таракан. Он замер и, подергивая усиками, принялся рассматривать нас. Но мы оказались таким большими, что он быстро всё понял: надо драпать, иначе мало ли чего эти гиганты учудят. Я чувствовала себя, как этот таракан, и бежала от всего, что казалось мне недостижимо далёким. Сейчас мне тоже захотелось убежать от этого разговора. Жаль, что я ненавижу бегать.

— Это невозможно. Просто начать писать роман невозможно, — тяжело выдохнула я.

— Раз невозможно здесь, тогда идём в другое место.

— Я не об этом же…

Толик потянул меня прочь из коммуналки. Бомж, который лежал в ванной, бормотал во сне, и его бас эхом разносился по всему коридору. Забавно, я не знаю, кто из нас свободнее: я или он.

Уже стемнело и на петербургских улицах стояла слишком непривычная тишина. Всех разогнали, а нарушителей уже принимали где-то в отделениях. Мы топали по брусчатке и вздрагивали от собственных шагов. Но от этого было не страшно, а приятно: волнение щекотало нутро. Я люблю такой Питер, потому что так он раскрывает полностью свою сущность: он не только балагур и ночной хулиган, он может быть тихим и нежным, он может быть пугающим. Так что ему не нужны люди, чтобы быть по-настоящему наполненным. Город-человек. Честно говоря, он тоньше и многограннее большинства людей.

Толик привёл меня на пляж, мы сели на песок, и парень довольно снял обувь. Вытянув ноги, он расплылся в блаженной улыбке.

— Не то чтобы я верил в места силы, но мне кажется, что есть такие локации, где можно решиться на любые безумства. Нужно лишь найти.

— Думаешь, вот оно?

Я оглядела пустынный берег. Впереди не было видно ничего, хотя я знала, как это место выглядит при свете. И ещё лучше знала, что находится позади меня: шпили, камни, вековая история, шумная дорога. Я отлично ориентировалась тут, но когда смотришь в эту непроглядную темень — ощущается совершенно по-другому. Перевела взгляд на Толика — он смотрел на небо.

— Не знаю. Но если никуда не ходить, то ничего и не найдёшь, — парень потёр лоб. — Жаль нет звёзд.

А мне это было неважно. Иногда дело не в облаках, луне или звёздах. Чувства нахлынули разом. Как же я раньше не понимала, что люблю ночную воду, что морской воздух бодрит мне дух, что темнота необъятна, и ты в этой темноте — полный дурак.

Кажется, я наконец поняла, что Толик имел ввиду в ресторане. Он хотел сказать мне о своих чувствах. О том, что видит меня везде.

— Знаешь, кто ты?

— Кто?

— Ты — весь этот пляж.

И, посмеявшись, я разделась до нижнего белья и побежала в воду. Он не успел отреагировать. А я бежала по песку, который щекотал пятки и хохотала. Парень смотрел на меня недолго: он поддался порыву и побежал за мной. Скинув по пути к воде штаны и футболку, Толик схватил меня. Его руки были бархатными, а дыхание таким тёплым, что я сама потянулась и поцеловала его.

Наверное, мы могли утонуть в тот вечер, потому что это было так глупо. Кто бы ещё додумался плавать в темноте в водах Питера? Мало ли какой труп там найдёшь. Забавно, что в такой романтичный момент, мы оба приняли волну за тело мертвяка, но ничего друг другу не сказали. Да, чёрт бы с этими питерскими проблемами. У нас тут любовь. Нам тут не до депрессии и всяких стариков с женскими кистями в рюкзаках.

Глава 16. Ты никогда не узнаешь, почему боль другого так ранит

Ах мы были влюблены! Ещё недавно будни казались серыми и похожими друг на друга. Что неделя, что две — всё боком. А теперь каждый день, как маленькая жизнь. За очень короткий срок из чужих, но приятных друг другу людей мы с Толиком вдруг слились в единое целое, словно дрова и искра. Не то чтобы я считала Толика деревом…

Каждую свободную, каждую занятую — все секунды на белом свете мы проводили вместе. Обычно мечты и кинообразы часто разочаровывают, ведь реальность так на них не похожа. Но клянусь, что я была рождена стать девушкой восходящей рок-звезды. Клубы, фестивали, праздники — суета лучшего лета в моей жизни. Общаться в гримерке, смотреть концерт из-за кулис, а потом вместе ехать в метро. Толик ещё не испытывал все горечи славы: пристальное внимание фанатов, журналистов и любых других неадекватов. Ему не приходилось надевать очки и кепку, чтобы не приставали на улице.

Но самым кайфовым было любить Толика. Когда он сидел рядом со мной, то я чувствовала, что мне всё по плечу. Весь мир я держала в своих руках, больше ничего не боялась, не переживала о ерунде. Я открыла несчастный ворд и принялась строчить, потому что мечтала написать такую книгу… Такую, чтобы передать всю любовь, теплящуюся во мне. Больше не казалось, что это безнадёжно: я писала до тех пор, пока буквы перед глазами ни начинали расплываться. Он был рядом. Он всё читал и восхищался. Он говорил, что так гордится мной. Что могу ещё добавить… Мы любили взаимно и счастливо, поэтому казалось, будто знаем больше других о чувствах и отношениях.

Хоть Любовь Михална и обвинила нас чуть ли не в предательстве после провальной встречи с Кислым, наша компашка решила дать паре стариков ещё один шанс. Они ведь должны быть вместе. Есть такие люди, на которых смотришь и понимаешь: они созданы друг для друга, поэтому жизнь сама будет их притягивать, как бы они ни старались оттолкнуться, поругаться, попрощаться.

Заманить Кислого и Любовь Михалну в одно помещение было возможно лишь обманом, поэтому пришлось прибегнуть к нему вновь. Горжусь ли я этим? Не очень, однако мы с Толиком тогда считали, что цель оправдывает средства. Ну, поймите. Мы были захвачены в плен своих чувств. А Витася просто кивал. Мне кажется, он порядком устал от количества событий за последнее время.