Золотой череп. Острова отверженных

Глава 3

Теперь Сликкер почувствовал себя в родной стихии. Из сварливого старика с дурными манерами, он превратился в сурового морского волка. Даже его безобразная внешность приобрела какую-то особую красоту, - густую бороду расчесал ветер, кожа лица перестала отливать свинцом и зарумянилась, на потрёпанном грязном сюртуке разгладились складки.

Капитан занял место у штурвала и радостно сверкнул единственным глазом.

– Ни за какие сокровища я больше сюда не вернусь, - рявкнул он.
– Лучше пойти на корм рыбам, чем коптиться в затхлом спумарийском порту.

Всебор и Зубастик вскочили на ноги и бросились на корму. Их родной город, в котором они прожили всю сознательную жизнь медленно, но неотвратимо растворялся в утренней дымке. И в этом было что-то щемящее и завораживающее.

– Ты слышал как он отозвался о нашей родине?
– всхлипнул Жиль.
– Мы ведь можем сюда больше не вернуться.

– Ты и в прошлый раз так говорил, - одёрнул Всебор.
– Если всё получится, и доберёмся до "Утренней звезды", то через пару недель мы снова будем сидеть в трактире на Сонной улице, попивать тёмное пиво и заедать его жареной рыбой.

– Эй, вы! Салаги!
– зарычал Сликкер.
– Двигайте к бизань-мачте. Когда выйдем в открытое море, мне потребуются все паруса. Не хочу, чтобы "Пьяного краба" обскакали какие-то флотские.

Подбежал Клаус и, свирепо покосившись на Всебора, схватил его за рукав.

– Болваны! Когда корабль вышел в море, никто не сидит, сложа руки, - закричал он.
– Мигом выполняйте приказ. Иначе несдобровать.

Он больно пихнул Всебора в бок, а Жиля умудрился наградить подзатыльником. В иной ситуации, Клаус получил бы в ответ, но оба понимали, что размениваться на мелочи в такой ответственный момент крайне неосмотрительно.

– Я тебе это ещё припомню, - скрипя зубами, процедил Жиль.
– Недомерок малахольный. Ух-х-х!

Завывая в вантах, рванул крепкий ветер и, ослабшие паруса тут же гулко заполоскали. Те немногочисленные матросы, что оказались в подчинении Сликкера явно не справлялись. Суровый бриз таскал их по палубе, не позволяя закрепить хлёсткие концы.

– Дер-ж-ж-жать! Твари безмозглые, - взревел капитан.
– Эй вы! Уроды в красных сюртуках, хватайте концы. Да зубы не подставляйте. Вишь как ребятки мослами работают...

Но предупреждение оказалось запоздалым, Жиль таки получил свою порцию, и приглушенно вскрикнув, согнулся пополам. Кто-то угодил ему локтем прямо в солнечное сплетение.

Всебор покосился на окровавленные ладони и болезненно сморщился. Грубые верёвки беспощадно содрали кожу, и теперь раны покалывали и саднили.

– Тонковата шкура, - оскалился долговязый здоровяк-матрос.
– Ну, ничего походишь на "Пьяном крабе" пару месяцев, обрастёшь мозолями. Я Вертлюга - так меня все зовут.

Матрос сунул Всебору кусок грязной ветоши и кивнул на ладони.

– Намотай на клешни, - пояснил он.

– Когда выйдем из гавани, смотреть на раны будет некогда. У входу в бухту буруны такие, что только лавируй. А будешь клювом щёлкать, может и ветром в воду снести.

– Спасибо!
– Всебор смущённо кивнул и принялся обматывать руки.

Теперь паруса были закреплены, и оставалось только вырваться из гавани. Судя по всему, на сторожевом корвете пока ещё ни о чём не догадывались. Торговля Спумариса с другими странами знавала лучшие времена, и каждый купец, заглядывавший теперь в город, на обратном пути мог рассчитывать на снисхождение. Потому досматривались суда без пристрастия, а за определённую мзду можно было обойтись и без досмотра.

Над корабельной кухней курился дымок, по палубе сторожевика бегала вислоухая дворняга. Впрочем, офицеры в чьи обязанности входил контроль над гаванью, уже переместились на бак, и с интересом поглядывали на пиратскую шхуну.

– Если тот гусь в треуголке захочет рассмотреть посудину в подзорную трубу, - пиши, пропало!
– бросил Вертлюга.
– Сразу просечёт, что "Пьяный краб" это не "Морская лань".

– Итак, судари, молитесь своим богам!
– рыкнул Сликкер.
– Пушки-то они всё ж расчехлили. Врежут ниже ватерлинии, и прощай дорогая...

Шестеро матросов и Всебор с Жилем столпились у левого борта. Только Клаус куда-то смылся. Королевский корвет, выкрашенный и вылизанный по всем правилам военного флота, мерно покачивался на расстоянии пушечного выстрела. Можно было рассмотреть лица офицеров, и даже обгрызенные уши корабельного пса, который, завидев "Пьяного краба" принялся громко лаять.

Сигнальщик на носу сладко зевнул и, взмахивая флажком, подал знак, приказывая бросить якорь. Несколько матросов с корвета вяло стягивали брезент с ялика и ворочали блоками на талях, готовя шлюпбалки к спуску.

– Хочет, чтоб остановились, - смахивая горячий пот со лба, прошептал Вертлюга.
– Дурачьё! Остановиться, значит подписать себе приговор.

Всебор с любопытством покосился на матроса. Обветренное вытянутое лицо, смуглая кожа, светлые глаза и длинные просоленные патлы, собранные в хвост. Вертлюга выглядел, так как и должен был выглядеть представитель его профессии. Грубый в обхождениях, поджарый и жилистый по виду.

– "Что-то нам сулит этот день, - промелькнуло вдруг в голове.
– А ведь старина Жиль прав, это приключение может выйти нам боком".

Он подумал о Сейбилене, о том, что старик с лёгкой душой занимается в данный момент повседневными заботами, даже не подозревая о случившемся. И ему стало жалко, этого умудрённого опытом, обиженного жизнью человека, который столько для него сделал.

– Что с нами будет, если не получится?
– Зубастик стоял рядом и, стуча зубами, дрожал.
– Ох, как я не люблю военных...

Похоже на шхуне испытывали одинаковые чувства все кроме Сликкера. Сложная ситуация забавляла пирата, возможный исход его не страшил, он вошёл в азарт и выжимал из судна всё, что было возможно, меняя курс следом за ветром.