Золотой череп. Острова отверженных

– Ещё немного и они поймут, что мы их дурачим, - бросил Вертлюга.
– Вот тогда и начнётся настоящая потеха.

Но видимо на корвете уже заподозрили неладное, и офицеры начали громко и суетливо отдавать команды. Послышался свисток боцмана, и на палубу высыпали гвардейцы.

Они выстроились в шеренгу и принялись заряжать мушкеты. Осознание того, что из-под носа уплывает суточный заработок, заставило командира корвета, громко и визгливо выругался.

– Поднять цепь!
– завопил он, в ярости взмахивая руками.
– Перекрыть выход этим чертям...

Только теперь Всебор заметил, что на прибрежной скале замыкавшей выход из гавани был установлен огромный ворот с барабаном, к которому крепилась толстая ржавая цепь. Натягивая на ходу камзолы, к вороту бежали солдаты береговой стражи.

– Придурки! Этим меня уже не остановишь!
– оскалился Сликкер.
– Я и не из таких сетей выскальзывал...

"Пьяный краб" поравнялся с корветом и, глумясь над незадачливым противником, Сликкер отвесил командиру военного корабля издевательский поклон. Загрохотала наматываемая на барабан цепь, - несчастные служаки изо всех сил пытались вытянуть её на поверхность, но было уже поздно. Под всеми парусами шхуна вырвалась в открытое море, а ей вслед трескуче защёлкали ружейные выстрелы.

Когда началась пальба Всебор и Жиль, вместе с остальными матросами, попадали на палубу. Схлопотать кусок свинца в шаге от свободы то ещё удовольствие, а стреляли флотские со знанием дела, прицельно и кучно. Пули свистели над самой головой, яростно разносили в щепу и без того ветхие доски корабельной обшивки. Только Сликкеру было всё нипочём. Старик, чуть ссутулившись, так и стоял на мостике, вцепившись обеими руками в облезлый штурвал.

Лёжа на досках палубы, Всебор краем глаза наблюдал за этим странным, но смелым и в то же время очень жестоким человеком. И чем больше он думал, тем меньше доверял капитану.

– "Да приятель, это тебе не полукровка, с его прямолинейностью, - подумал Всебор.
– С пиратом не договорится".

Тягаться со стариком в ловкости, да ещё там, где он ощущал себя полновластным хозяином, было бы верхом глупости. Сликкер просто его прикончит.

– Знаешь, я тут вдруг подумал. А ведь на галерах должно быть не хуже, - прошептал Жиль.
– Может ну эту "Утреннюю звезду"?

– Поздно уже. Балда!
– огрызнулся Всебор.
– Теперь придётся идти до конца.

Пальба с корвета стихла, но ещё какое-то время до слуха доносилась брань какого-то офицера. Быстро сняться с якоря и пуститься вдогонку военные не могли, да и желания у них, судя по всему, такого не было. Но зелёную двухмачтовую шхуну они наверняка взяли на заметку.

– Прощай, Спумарис!
– с дрожью в голосе проговорил Жиль.
– Я буду тосковать по твоим грязным кривым улицам.

Через некоторое время, как и предупреждал Вертлюга, началась невыносимая болтанка. У входа в спумарийскую гавань находились многочисленные отмели, по которым, с рёвом перекатывались вспененные буруны, отчего даже на глубине возникала зыбь.

– Эй вы, олухи небесные, - закричал Сликкер.
– Мигом к фок-мачте, да шкоты ослабьте. Хочу поймать фордевинд.

Матросы бросились выполнять приказ, и вскоре грязные косые паруса наполнились ветром, снося пиратскую шхуну в юго-восточном направлении. А Всебор и Жиль непривычные к морской качке, изо всех сил цеплялись за натянутые ванты. Эти неуклюжие попытки устоять на ногах вызывали у моряков неподдельное веселье.

– Чёрт! Они ещё смеются!
– процедил Зубастик.
– Уж лучше ещё раз пройти через Гринберийский лес, чем кувыркаться на этом корыте.

Однако через полчаса, родные берега превратились в туманную полоску земли и болтанка, наконец, закончилась. Где-то в сизой дали, всё ещё различалась островерхая царская гора и желтоватый королевский замок, окружённый крепостными стенами.

Юго-восточный ветер доносил запахи фруктовых садов и рыбачьих коптилен. Дышалось легко, прохлада, исходящая от морских брызг заставляла сердце замирать от восторга и странных доселе незнакомых ощущений. Никогда в жизни, Всебор не чувствовал под ногами качающуюся палубу и той скорости, которую способна развить быстроходная шхуна, а сейчас всё это он испытал одновременно.

– Сразу видно судари, что вам не знакома морская жизнь, - вкрадчивым голосом, произнёс Клаус.
– Это вам не фунт изюма сожрать!

Клаус стоял у фальшборта и приноравливался к порывам ветра, чтобы опрокинуть в воду котёл с помоями. Но, судя по всему, он слишком медлил и часть нечистот, стихия вернула ему назад.

– Я говорю, это вам не изюм жрать, - повторил коротышка, смахивая с рубахи остатки тухлой брюквы.
– Море дураков не любит.

– А ты у них что, кашеваром?
– поинтересовался Жиль.

– Ну, так, кроме меня на "Пьяном крабе" стряпать никто не умеет, - бросил Клаус.
– Я и обувку могу сшить, ежели потребуется.

– И когда у вас обед?
– оживился Зубастик.
– Говорят у моряков котелки добрые.

– Вот скоро и нахлебаешься, - послышался голос Сликкера.
– Боцман! А ну-ка прими штурвал.

От группы матросов отделился широкоплечий, мускулистый крепыш с серебристым свистком на груди. Его обритая голова тускло сверкнула на солнце, и Всебор заметил, что вся кожа черепа этого человека исполосована длинными узкими рубцами.

– А теперь, сухопутные крысы, пройдёмте-ка на ют, - произнёс Сликкер, приближаясь к Всебору и Зубастику.
– Как следует, потолкуем, кое-что выясним.

Обходительность старика вызывала подозрения, и неосознанно Всебор потянулся к гиперборейской сабле. Наверное, пират заметил его порывистый жест, но вида не подал, только в единственном глазу засверкал бесовской огонёк. Растянув тонкие губы в улыбке, Сликкер оголил кривые зубы и с показным смущением рассмеялся.

– Вы ребятки, верно, подумали, что я зверь, - произнёс он.
– Но быть зверем, естественное состояние для капитана корабля. Особенно когда в его подчинении такие скоты.

Старик взмахнул трёхпалой рукой и ткнул узловатым пальцем в сторону Клауса.

– Уж поверьте, стоит им спустить хотя бы разок и всё. Бунт тебе гарантирован. Боцмана на корм акулам, а капитана отправят в путешествие по доске, или протянут под килем, или вздёрнут на рее. Такие как мой денщик только с виду тихони, а если какая напасть или того хуже мятежом запахнет. Ох, да что там. О-го-го! Только пуля в башку.