Золотые земли. Птицы Великого леса

Ратиславия, Лисецкое княжество

Месяц березень

Тихо ворчала печка, пока затухали угли внутри. Дара прижалась к её тёплому боку, чувствуя, как тяжело печь делала последние вздохи, прежде чем заснуть.

Рядом сидел Милош. Чуть в стороне, так, чтобы не касаться Дары. В избе стояла тишина, никто не бодрствовал, кроме них двоих.

Дара расплетала спутанные волосы, вынимала из кос жемчужные нити, складывала вместе с серьгами в мешок. Больше они ей не были нужны, как и тяжёлые перстни на пальцах, как и золотые обручья – всё, что подарил Великий князь, стоило оставить в прошлом.

Дочери мельника роднее льняное платье да земля под босыми ногами, а не тяжёлый кафтан. Лесной ведьме лучше посох в руки, чтобы раздвигать кусты да заросли папоротника, а не драгоценные каменья в косах.

Волосы слиплись от крови. Даре стоило бы попросить Милоша о помощи, но это было бы странно – касаться друг друга в темноте. Не теперь. Не как раньше. Он сидел совсем близко, Дара чувствовала на себе его взгляд, но больше не замирало сердце, не перехватывало дыхание. Было мирно. Тихо. Не одиноко.

За окном снова запорошило. Дара слышала, как снег падал на крышу и оседал на землю, скрывая следы на ступенях крыльца. Зима не уходила.

Закрыв глаза, Дара пригляделась к темноте на улице.

Им стоило поспешить и найти княжича Вячеслава, но по земле они двигались медленно, а лететь Дара боялась. Не на чёрных крыльях, не в зимнем холодном небе, где кружил снег. Что, если она не сможет обратно стать человеком?

– А если?..

Дара начала говорить и замолкла. Ей было стыдно делиться своими страхами, но Милош и без того о них знал.

– Я буду рядом, – пообещал он. – Помогу. Один раз у меня уже получилось.

Но во второй раз Морана могла оказаться сильнее. Чучело её сгорело на Масленицу, тронулся лёд на реке, но снег всё равно не прекращался. Тепло не возвращалось в ратиславские земли.

Когда наступит весна?

Почти седмицу они шли от Лисецка на север, к ратиславским городам. Войско двигалось медленно, люди мёрзли и голодали. Дара знала, что они грабили местных, но не пыталась их остановить. Вместе с ополченцами и дружинниками она делила украденную пищу. Ту, что должна была спасти чью-то чужую жизнь, но спасала её собственную.

А весна не наступала.

По ночам Даре снился горячий хлеб из родной печи, бег воды в колесе, мерный стук жерновов и белая мука, парившая повсюду, точно снег. За той метелью ждала Веся. Сестра звала к ужину, ко всем за стол. В доме уже собрались отец и Старый Барсук. Ждали только её. Среди мучной пыли. Там, где скрипело мельничное колесо.

Днём Дара мечтала о свежей крапиве, из которой варили щи по весне. Но трава до сих пор не показалась из-под снега.

Когда придёт тепло?

Птицы не прилетали, они знали, что зима задержалась в их краях.

– Мы теряем время, – Милош говорил спокойно и вкрадчиво, но Дара знала, что он раздражён.

Оттого она упрямилась, что боялась обратиться вороном? Или оттого, что чем скорее она встретит княжича Вячеслава, тем быстрее окажется в Великом лесу? И тогда не будет времени на раздумья. Нужно будет решиться и попрощаться со всеми.

Она коснулась рукой живота, прислушиваясь. Дедушка заверял, что Дара носила ребёнка под сердцем, но она не чувствовала ничего, что должна ощущать будущая мать. И какие чувства должны ею овладеть?

Она не желала дать имя тому ребёнку. Может, потому, что изначально знала, что не сможет его сохранить? Может, ей не дано стать настоящей матерью самой природой? Потому что сердце у неё из камня? Почему же тогда оно кровоточило?

Дара тянула время. Почти седмицу она себе выпросила, они провели эту седмицу в пути вместе с дружиной, хотя могли полететь в Приморский на встречу с княжичем.

Но срок истёк, а Дара так и не придумала, как можно было обмануть всех: и людей, и чародеев, и старых богов.

Дара желала обмануть саму себя, обернуть время вспять.

Она мечтала убежать домой, но родная мельница стояла слишком близко к Великому лесу. Там ждали дед и мачеха. Свои. Семья. И там же дожидался её Хозяин леса.

И вот Дара расплетала косы, снимала драгоценные каменья, всю шелуху, что делала из неё кого-то другого. Княжеская ведьма осталась в сгоревшем Лисецке, а кем быть дальше, Дара до сих пор не решила.

– Помочь? – спросил Милош, когда Дара зашипела, чуть не выдернув себе прядь волос.

– Нет, я сама, – упрямо ответила она.

Последняя жемчужная нить легла в мешок. Дара ощупала голову, чтобы убедиться, что ничего, кроме воронова пера, не осталось.

– От тебя пахнет кровью, – заметил Милош.

– От тебя тоже.

После пожара они не мылись. Не было ни времени, ни возможности. Грязные и изнемождённые, они продвигались по тракту вместе с остальным ополчением и останавливались в деревнях, где им были не рады. Замёрзшие и голодные, перед сном они торопливо набивали животы и ложились спать. Никому не было дела до мытья.

– Я найду баню, – вдруг сказал Милош и поднялся.

Лениво кивнув, Дара прикрыла глаза. Она услышала тихие шаги и скрип двери, но почти сразу забыла и о Милоше, и о бане. Погрузившись в дрёму, она потерялась в забытьи и собственных чувствах. Внизу, где-то в груди, чуть ниже сердца зияла дыра, из неё тянуло холодом и выглядывала пустота, она затягивала, пожирала изнутри.

Это когда-нибудь прекратится? Когда-нибудь она почувствует себя счастливой?

– Пойдём, – шепнули на ухо.

Дара сонно пробормотала что-то. Тяжёлые слипшиеся веки не открывались. Милош подхватил её под плечи и повёл за собой.

– Тут рядом, – сказал он.

В бане не было ни души, даже анчутки, так любившие банный пар, не показывались, верно, не вышли ещё из зимней спячки.

– Воеводы недавно мылись. Баня ещё не успела остыть, – сказал Милош, раздеваясь.

Дара давно перестала чувствовать с ним стеснение. Она сняла одежду, не пытаясь прикрыться, нашла чистую простыню на вешалах, стянула, повязала на груди, потому что так было положено. Милош, оглянувшись на неё, с неохотой, кажется, прикрылся сам.