Золотые земли. Птицы Великого леса

– Я просто хотел, чтобы она могла попрощаться с тобой, – нерешительно произнёс Седекий. – Больше к ней никто давно уже не приходил.

– Передай ей, что…

Вячко запнулся. Что он мог сказать мачехе? Чего пожелать? Они никогда не любили друг друга и не пытались это скрывать.

– Передай ей мои пожелания безопасной дороги. Увидимся днём, Пресветлый Отец.

Седекий всегда был верен своим словам и государству. Государству нужна была лесная ведьма, и Седекий принял её. Государству больше ничем не могла помочь родственница Императора, и Седекий держал её взаперти в монастырских подземельях. Вячко был свободен и жив. Значит, Ратиславии ещё мог пригодиться.

Он вернулся во дворец лишь на рассвете, умылся холодной водой и поцеловал спящую жену. Пусть Чичак злилась на него, но он сделал правильный выбор. Так они оба останутся живы. Это была вся семья, что осталась у Вячко.

Великий лес

Пели птицы, заливались, выводили трели столь весёлые, столь звонкие, что Дара услышала в них журчание весенних ручьёв. Она очнулась на крыше домовины, с улыбкой открыла глаза, привстала и застонала от боли. Тело крутило, кожа была синей, исполосованной красным и чёрным: кровью и сажей. С груди упал тяжёлый, пропахший потом тулуп, явно чужой. Она подхватила его, скрывая наготу, огляделась.

Нет, весна не наступила. Всё ещё стояла зима, по-прежнему лежал снег. Чёрный, измазанный дымом и пеплом, он сверкал грязным серебром под солнцем. И всё же он таял. Зима не переступила через лесную границу.

Дара не могла вспомнить, как оказалась на камне у источника. Вода ушла почти вся, от озера остался лишь небольшой пруд. Вокруг высились покорёженные деревья, пахло гарью и смертью, но всё осталось позади.

Изломанными, непослушными руками Дара сжала голову. Она едва помнила минувшую ночь, только всполохи пожара и чужой голос, что говорил за неё. А после полёт и сокола рядом. И новые сильные крылья. Рука сама потянулась к волосам, нащупала в спутанных прядях перо. Даже на ощупь Дара почувствовала нечто новое, чуждое. Она стала совой. И это, верно, было уже навсегда.

Рядом на крыше домовины лежал Милош. Кто-то укрыл его овечьей шкурой, он спал, поджав длинные ноги, скрутившись клубком, как ребёнок, и рукой прикрывал правую щёку. Она была багрово-красной, вздувшейся от ожогов. Сколько бы силы в нём ни пылало, её не хватило, чтобы заживить собственные раны. Он всё истратил на Дару.

Рука её точно по своей воле потянулась к светлым прядям. Сердце сжалось от боли. Этот шрам уже не излечить, он навсегда останется с ним, на его красивом лице. Дара отвернулась, не желая смотреть. Нет, она не может взглянуть ему в лицо. Не теперь.

И не о том стоило плакать. Для слёз вовсе времени не осталось.

В стороне поднимался от земли дым. Горел костёр, и ноздри щекотал запах свежей похлебки. Дара сползла с домовины, хныча от каждого движения, запахнула одежду и направилась к костру. Снег морозил босые ступни. Где бы найти обувь?

Чародеи собрались вокруг огня, и о чём бы они ни говорили, все сразу замолчали, как только заметили её приближение. Дара осмотрелась, поправила неловко длинные рукава тулупа. Ей хотелось взглянуть в глаза людям, понять, что они чувствовали, что думали о ней, но она не посмела, уставилась перед собой, точно в никуда. И неожиданно она поняла, что не знала, как начать разговор:

– Доброе утро.

– Доброе утро, – вразнобой отозвались чародеи.

Дара поджала губы, собираясь с мыслями.

– Все целы? – спросила она.

– Только чудом, – подал голос Вторак. – Раненых вышло вылечить благодаря источнику.

Он сидел у самого огня, помешивал похлёбку в котелке.

– Да мы за всю жизнь не чувствовали себя так здорово, – вдруг улыбнулся его товарищ с рдзенским говором. На пальцах его танцевали искры чар, настолько мощных, что он не мог сдерживать их.

Другие, те, что не говорили ни по-ратиславски, ни по-рдзенски, молчали, наблюдали за ней с любопытством. Даре было неловко под их взглядами, но она стояла с каменным лицом, сжав кулаки, чтобы не застонать от боли.

– Все наши на месте, – продолжил Вторак. – Но Третьяна пропала, никто не может её найти.

– А Третьяна ли? – голос Дары задрожал от гнева. – Ведь её не так зовут?

Колдун неловко поёжился.

– Наверное, не так. Я не знаю её настоящего имени.

– А кто она такая?

– И этого не знаю.

– Эта Третьяна пыталась убить меня, а ты ей помогал, – прорычала Дара.

– Она пыталась спасти всё вокруг, как и ты, госпожа лесная ведьма, – виновато произнёс Вторак. – Просто делала она это неумело, не знаючи. Да и кто из нас понимает, как вести себя в Великом лесу? Мы многое видели в вольных городах, но такое – никогда.

– Она вернётся?

Вторак пожал плечами, а Дара и сама уже знала ответ на вопрос. Ведьма ушла искать княжича Вячеслава, только он её теперь беспокоил. Да и вряд ли она желала снова встретиться с лесной ведьмой, которую так легко обманула.

Белоглазая ведьма могла менять обличья. Она встретилась Дарине сначала рыжеволосой Нежданой, а после осиротевшей Третьяной. Кто знал, может, она и теперь была среди чародеев? В неразберихе, творившейся минувшей ночью, она могла забрать себе новое лицо.

Дара покосилась по сторонам, пытаясь прочитать в их глазах тайну, угадать, за чьим лицом теперь скрывалась белоглазая ведьма.

Дом Третьяны пах кровью оттого, что ведьма убила его хозяев. Домовой боялся её, он всё видел, всё знал. И пол, и стены той избы пропахли кровью, потому что тело настоящей Третьяны так и осталось в подполе. Быть может, все беды, что случились с Дарой и Весей в Лисецке, были из-за несчастной Третьяны? Быть может, неуспокоённый дух проклял девушек, поселившихся в её доме?

– Садись к огню, госпожа, – позвал с почтением Вторак.

Он обращался к Даре чуть иначе, чем прежде. Все вокруг смотрели на неё иначе. Как и раньше, словно на диковинное чудо. Но теперь в их взглядах читались и страх, и почтение, и уважение перед силой. Будь Дара чуть больше похожа на свою сестру, она бы поверила, что увидела в их взглядах восхищение.

– Вы не бежите от меня, – произнесла она удивлённо. – Неужели не боитесь?

Молодая чародейка по имени Млада улыбнулась, и стало видно, что вместо передних зубов у неё дыра. Она чуть согнула голову в полупоклоне.

– Мы видели, как ты остановила пожар, когда стала совой, и как ты прогнала зиму, мы всё поняли, госпожа лесная ведьма. А потом Хозяин разрешил нам испить из источника.

– Ты теперь Старшая сова, как чародейка из былины, – добавил с улыбкой чародей, звавшийся Вадимом.

Дара потупилась под его взглядом. Не зря народ не любил чародеев: она чуть не уничтожила Великий лес, а это вызвало у них восторг и даже любовь, больную и извращённую, как и всё, чего касались золотые искры заклятий.