Золотые земли. Птицы Великого леса

Дара слушала, но не слышала чужих слов, а собственные срывались с губ, летели, точно искры от костра.

– Она очень красива.

– Кто?

– Милош её любил. Я теперь поняла. Он меня никогда…

– О ком ты горюешь? Об этом лекаре? – мягкий голос шептал на ухо, но Дара уже не понимала, кто с ней говорил. – Ты лесная ведьма, ты единственная князю ровня. Великому князю такая женщина рядом и нужна.

– Он меня не мог полюбить, когда она… такая… Белая…

– Тебе нужен обратно твой огонь, лесная ведьма. Слышишь? А в князе того огня немерено. Возьми у него.

Снег застилал глаза, и под ногами лежали сугробы. Дару подхватили под руки, повели, почти силой потащили. Ей казалось, она сильная, но ошибалась.

– Князь с тебя глаз не сводит. Не плачь, зачем ты так?

Слёзы обжигали щёки и кусали губы. Солёные, как кровь. Почему кровь ощущалась на языке?

– Тише, тише, а то нас услышат.

Рот зажали тёплой ладонью, и Дара ухватилась за неё руками, пытаясь отодрать. Собственные пальцы были ледяными, точно у мертвеца.

Дышать стало тяжело. Душно, смрадно. Кровь вокруг.

Дара закрыла глаза и громко вздохнула. Ещё раз, ещё. Ноги сами несли её вперёд.

Заскрипела дверь, и свет ударил в глаза. Дара прищурилась, стирая слёзы.

– Что случилось?

Она не помнила, как дошла до княжеского дворца, как поднялась по ступеням до покоев Ярополка.

– Дара, твою мать, что случилось? Третьяк, помоги ей снять шубу. Она вся замёрзла, – зарычал знакомый голос. – Подведи её к печи. А-а, в сторону. Прочь. Принеси водки.

Её подняли на руки легко, точно ребёнка, усадили в кресло у печи.

Огонь трещал, пожирая дерево, и пахло смолой. Горячие руки растирали её холодные пальцы. Глаза-льдинки были совсем рядом, а Дара стала слишком слаба, чтобы отвести взгляд и потому смотрела заворожённо.

– На, выпей, – велел Ярополк и поднёс чарку к её губам.

Дара выпила, не возражая, и закашлялась, когда водка обожгла горло. Ярополк засмеялся низко, трескуче, как огонь в печи.

Она помнила, что стоило держаться подальше от Снежного князя, но забыла, почему. Её руки в руках Ярополка казались совсем маленькими, хрупкими, слабыми. Даре было странно и страшно рядом с ним. Крохотная птица в лапах волка. Она такой раньше не была, но рядом с князем растеряла всю силу, весь огонь.

Ставни задрожали под напором ветра, снова занималась метель.

– Можно я останусь у тебя?

– Сейчас ночь.

Дара прикусила губу, боясь следующих слов. Ярополк провёл шершавым пальцем от её виска к губам, припухшим от укусов, горьким от медовухи и водки.

– Оставайся.

Глава 11

Но а во мне лишь к солнцу песня.

«Пташечка», Wave Wind

Ратиславия, Лисецк

Месяц лютый

Это было похоже на пожар, что разгорелся от одной искры. Дара почти ослепла, так жарко пылал огонь в груди. Незрячая, она могла лишь слышать рваные вздохи и сама касаться обжигающе горячей кожи, хвататься в исступлении за широкие плечи и сильные руки.

И после, когда всё закончилось, она долго лежала, поражённая, обессиленная и одновременно переполненная живой бурлящей силой. Тело ломило от истомы и позабытого будоражащего ощущения расплавленного золота в крови. Огонь вернулся к ней.

Как просто всё получилось.

Дара засмеялась, совсем позабыв, что она не одна.

– Что такое?

Она повернула голову, поймала на себе взгляд Ярополка и захихикала ещё веселее, зажала рот рукой, пытаясь сдержать рвущийся смех.

Ярополк удивлённо повёл бровью, разглядывая её.

– Я просто счастлива.

– Вот как? – усмехнулся он.

– Угу, – она почувствовала, как горели щёки.

От смущения ли? Или от жара в груди? От жизни, наполнившей всё её существо? Давно Дара не ощущала себя столь живой, такой… полной. Даже мир заиграл ярче, громче.

Точно она и не жила всё это время, а наблюдала за остальными сквозь мутный слой речного льда, и наконец разбила его, глотнула свежего воздуха.

В глазах Ярополка плескалось веселье, с каким обычно смотрят на забавного котёнка. Он хмыкнул тихо каким-то своим мыслям, присел на постели, и Дара увидела чёрные рисунки на его теле. Не раздумывая, она потянулась следом, желая разглядеть их ближе.

Знак медведя – под левой лопаткой, знак Константина-каменолома на правом плече. Ветви всемирного древа, что обвивали шею. Всего этого под богатой княжеской одеждой было не разглядеть.

Ярополк обернулся, поймал её внимательный взгляд.

– Изучаешь?

– Такие обычно скренорцы носят, – растерянно пробормотала Дара. Кончиками пальцев она коснулась рисунков на коже, отдёрнула руку и принялась перебирать свои распущенные волосы, чтобы отвлечься.

Взгляд князя был внимательным, он точно заглядывал в самую душу, и Дара натянула повыше простыню, пряча обнажённое тело.

– Будешь вино?

Он поднялся, ничуть не стесняясь своей наготы, а Дара отвела взгляд. Чудно и глупо. На Милоша она смотрела без страха, напротив, откровенно, с наслаждением разглядывала его стройное тело, длинные ноги, выпирающие ключицы, запоминала все родинки на бледной коже.

Ярополк был сложён иначе. Поджарый, мощный, смуглый. Дара терялась рядом с ним и смущалась, как невинная девица.

А он, как назло, выставлял своё тело перед ней напоказ без всякого стыда.

Князь налил вино в чарку, отпил, не сводя глаз с Дары.

Ей, верно, стоило уйти. Царила тёмная ночь, никто бы не заметил её, покидающую княжеские покои. Но Дара не знала, как одеться при князе, чтобы не предстать перед ним голой. Впрочем, чего он ещё не успел разглядеть?

– Значит, ты не девица, – к чему-то сказал Ярополк.

– Это важно?

Он медленно помотал головой.

– Нет. Может, всё-таки вина?

Дара дивилась, каким оживлённым выглядел князь. Она вытянула из него немало силы, а Ярополк будто и не заметил. Обычно люди слабели, когда у них забирали горящую искрами и огнём жизнь. Или всё дело в том, как именно это произошло? Быть может, потому Третьяна и подтолкнула её, пьяную, к князю, будто точно знала, что всё легко получится?

Стоило уйти как можно скорее. Глупо было отдаваться князю, уж Даре ли не знать, чем это могло кончиться?