Золотые земли. Совиная башня
Шрифт:
– Ну и холод у вас. Как тут можно жить? – потирая щёки ладошками в рукавицах, произнесла она. – Стрелы на лету замёрзнут.
– Это только моча на лету мёрзнет, веснушка, а стреле твоей ничего не будет, – усмехнулся Синир и тут же запнулся под взглядом княжича.
Но Вячко улыбнулся его шутке и оглянулся, окидывая взором обоз.
Вторак Богшевич, бывший раб Дузукалана и колдун Совиной башни, щурился на солнце. Исхудавший, измученный пытками и подлеченный Нежданой, он не смог бы усидеть в седле и потому ехал в санях, в них посадили и Неждану. Вячко и его товарищи передвигались верхом на
Пресветлый Отец Седекий всё-таки вышел попрощаться и благословить в поход, но держался он в стороне, ожидая, когда дружинники сами подойдут к нему. Они поцеловали сол на груди Отца по очереди, Седекий прочитал над каждым короткую молитву. Вячко был последним. Вторак и Неждана остались в санях.
– Смотрю, ничему не научило тебя коварство лесной ведьмы, – произнёс Седекий, когда тот осенил себя священным знамением. – Ты желаешь привести с собой чародеев из вольных городов, да ещё и в поход идёшь с двумя колдунами.
– Эти чародеи спасут государство, – возразил Вячко. – Так что всё ради благого дела.
– Будь осторожен, княжич, – улыбка Седекия выражала слишком много, и Вячко опасался, что он не понял даже половины. Пресветлый Отец вёл свою игру, и правила её понять было непросто. К счастью, Вячко покидал столицу. Ему предстояло делать то, что он действительно умел – выслеживать и сражаться. Судьба столицы осталась в руках тех, кто понимал правила этой игры.
В середине месяца трескуна они покидали Златоборск, что отныне заполонён был чужаками – беженцами да скренорцами.
Холодный утренний воздух бодрил, и, несмотря на все заботы, на лице княжича расплывалась улыбка. Чему он улыбался – и сам не знал, только радостно было смотреть на дорогу, что уводила прочь на восток, сладко было вырваться из крепостных стен на волю, пуститься в долгий путь. Они собирались направиться вверх по течению Звени, которую сковали льды, чтобы после повернуть на юг, к Лисецку, к бескрайним полям и вольному городу Дузукалану, что стоял на берегу моря.
Неждана бережно положила подле себя колчан с луком, вздёрнула веснушчатый нос кверху, разглядывая Вячеслава. Он поймал её взгляд, отмечая, как преобразилась ведьма с болот. Пусть жаловалась она на мороз, пусть непривычно ей было ехать в санях, только лук в руках и обещание дальней дороги вернули улыбку и лукавый блеск в глазах точно так же, как и ему самому.
– Посмотри, огонёк, – произнесла она негромко и мотнула головой в сторону.
Вячко повернулся, куда она указала, и разглядел меж деревьев горбатую серую фигуру, похожую на старика, укутанного в шубу. В нём было нечто чужое, не пугающее, но настораживающее, нечто, что заставило сердце стучать рвано и гулко.
– Кто это?
– Долгая ночь пришлась по нраву детям рек и полей, – сказала Неждана. – Они приглядят за городом.
Блеснули жёлтые глаза среди елей, и дух вдруг скрылся за деревьями. Вячко закрутил головой, но так и не увидел его больше.
– Он провожал нас, – пояснила ведьма с болот.
Вторак Богшевич тоже смотрел на духа, а как тот исчез, перевёл взгляд на княжича.
– Ты не пожалеешь о своём доверии, княжич. Будет тебе войско чародеев, – пообещал бывший раб.
– Прямо-таки войско? – усомнился Вячко. – Помнится, ты говорил, из наших человек сорок в рабстве.
Да и то под нашими ты подразумевал по большей части рдзенцев.– Так сорок чародеев целого войска стоят, – улыбнулся Вторак. – Клянусь, княжич, коли ты их вызволишь, как вызволил меня, то они отплатят сполна за твою доброту.
Вячко обернулся в последний раз, надеясь разглядеть или лесного духа, или стены Златоборска, но позади была видна лесная дорога и белый снег. Вячко подстегнул своего коня и направил в начало обоза.
Им предстоял долгий путь.
Глава 9
Рано утром, ещё до того, как проснулась мать, Ежи выбрался из постели и прокрался к лестнице.
Ступени тихо заскрипели под его ногами. Он спустился осторожно, опасаясь разбудить кого-нибудь. Оставалась всего пара ступенек, когда что-то тёмное зашуршало у входной двери.
Ежи попятился назад, запнулся, упал задом на ступени.
Грохот разнёсся по всему дому.
Это вор? Убийца? Дух? Кто пробрался в их дом? Ежи нащупал сол на своей груди, зажал в ладони, прошептал слова молитвы. Тень не попыталась напасть.
– Кто ты?
– Что тебе надо? – ответил сердитый голос.
Лесная ведьма. Наконец Ежи смог её узнать. Он поднялся, оглядываясь. Кажется, никого в доме не разбудил шум. Где-то наверху всхрапнул Стжежимир.
Дара сидела на полу, прижав колени к груди.
– Ты что здесь делаешь? – выдавил из себя Ежи.
– Мне стоило сбежать из города этой ночью, – вдруг произнесла она глухим голосом. – Меня сожгут, как и мать.
Чего он точно не ожидал, так это откровений от лесной ведьмы. Видимо, ей стало совсем одиноко, раз заговорила с ним.
– Если тебя уличат в ведьмовстве, то нас всех казнят.
Он остался стоять в стороне, не смея приблизиться. Ведьма, наверное, почувствовала его страх, хмыкнула негромко.
– Тогда лучше беги, пока не поздно. Или ты поэтому и крадёшься из дома ночью? Убегаешь?
Ежи не знал, что ответить. Сказать, что его ждали люди ратиславского князя? Что они обещали ему немалую плату, если он найдёт способ выманить Дарину на улицу ночью, когда не будет лишних глаз? Так она убьёт его, не раздумывая. Ежи помнил, как заклятия Дары поразили Охотников в Гняздеце, помнил, сколь яростным и злым было её лицо.
Но он спросил зачем-то:
– Почему ты не спрячешься? Если тебя не найдут, то и судить будет некого.
– Если я пропаду, так за вами точно явятся Охотники. Весю, Стжежимира и Милоша казнят, тебя с матерью запрут в темнице, а после отправят на рудники. Ты этого хочешь?
Его пробрала оторопь, и все слова, все гневные обвинения вылетели из головы. Неужто ведьма осталась ради них? Она готова была пожертвовать собой, чтобы не выдать? После всего, что она натворила, нелегко было поверить в такую жертвенность.
– Ты что-то придумала? Знаешь, как обмануть Охотников?
– Нет, – покачала головой Дара, голова на шее двигалась из стороны в сторону так резко, будто готова была отвалиться. – Но я придумала, как отомщу, даже если умру.
Во рту у Ежи пересохло, он не решился ни о чём спросить.