Зов Оз-моры

– Перккз не её вотчина. Там оброк не платят, – возразила Варвара. – Ясак платят.

– Откуда знаешь?

– Я из Лайме туда плавала.

– Съездим завтра. Разведаем, – поддержал её Василий. – Ну, пусть день потеряем… Что за беда? А ты… – он строго посмотрел на Варвару и назвал её языческим именем. – А ты, Толга, за толмача будешь.

– И так ясно, – усмехнулась она. – Кому же, как не мне, с мокшет говорить. Буду толмачом, но не просто так.

– Денег хочешь? – ухмыльнулся Поротая Ноздря.

– Нет. Хочу, чтоб вы с Денясем взяли с собой две пешни.

Василий пожал плечами. Денис, видя его недоумение, захохотал.

– Она хочет принести жертву богине воды. Правда, Толганя?

Варвара засмущалась и покраснела, но всё же собралась с духом.

– Да, хочу! Надо умаслить Ведь-аву. Чтоб путь за мёдом был добрым. Поможешь мужу пролуб пробить? Не убоишься Божьей кары, Василий?

– Чего же ж не пробить-то? – усмехнулся Поротая Ноздря. – На Рай не надеюсь. Ада не боюсь: и так знаю, что туда попаду. Да и не я буду вашей богине молиться, а ты приноси жертву. Никогда такого ещё не видел. Хочу поглядеть.

На рассвете Василий заглянул в караульную избу. На нём был не подбитый мехом стрелецкий кафтан, а овчинный тулуп. На кушаке висела сабля, а на плече – пищаль.

– И вы ручницу возьмите, – напомнил Поротая Ноздря. – Вдруг волки нападут.

Утро было студёным. Морду впряжённого в сани коня покрывал иней, возле ноздрей клубился пар.

Денис и Василий помогли забраться в сани Варваре, положили туда пешни и оружие, залезли сами. Повозка пошла по стрелецкой слободе, утонувшей в белом дыме, который валил из волоковых окон курных изб.

Торг за стрелецкой слободой уже начался, и Денис, не торгуясь, купил там ягнёнка. Сани вновь тронулись в путь. Пройдя через Водяные ворота, они сошли на заснеженный лёд Цны и помчали на север по прямому руслу. Дорога был длинной и спокойной. Ивы, росшие по обоим берегам реки, защищали от ветра седоков и коня.

– Знаешь, Денис, – сказал Василий. – Черкасы-то взапрок челобитную царю написали. Сам дворецкой Львов Алексей Михайлович велел им выдавать жалование серебром. Землю они пахать не станут, жить будут обособленно. Свою черкасскую слободу уже строят. Панской её у нас прозвали. Правду же ж о них говорят: глупей вороны, но хитрее чёрта! Была б моя воля, кнутом бы исполосовал им спины. Ан нет, цацкаются с ними.

– Казаков не хватает, вот перед ними и пляшут, – задумчиво произнёс Денис. – Князь Львов разбирал их челобитную, надо же!

– А кто их надоумил написать жалобу? – поддел его Василий.

– Из-за этого на меня косо смотрят? – насторожился Денис.

– Нет, успокойся. Воевода наш доволен, что вся эта кулемесица мимо него прошла. Похвалил тебя, когда Бестужев ему про случай с казаками рассказал. Боборыкин теперь о тебе знает.

Денис опасливо посмотрел на Василия. Он уже испытал на себе, чем может обернуться внимание большого начальства.

– Испугался? – рассмеялся Поротая Ноздря.

– Пока жил среди мордвы, слышал мудрость: боярского сада и птицы боятся.

– Не зря опасаешься, но ежели хочешь роста, надобно быть на виду…

Слово за слово, Денис даже не заметил, как повозка подошла к деревне Перккз. Когда сани приблизились к излучине Цны, Варвара крикнула Василию, чтобы тот остановил коня.

– Мужики, здесь должна быть яма. Вы мне обещали… – скорчив жалобную мину, напомнила она.

Денис схватил пешню, спрыгнул на снег и начал разгребать его валенком, чтобы очистить площадку под прорубь. Скоро гулко зазвучали удары пешен и полетели во все стороны осколки льда, окрашенные в алый цвет восходящим над рекой солнцем.

Когда лунка была прорублена, Варвара воздела руки к небу, вознеся хвалу владычице воды, положила на снег связанного ягнёнка, зарезала и утопила в проруби, попросив богиню воды о зачатии нового ребёнка.

Мон тонь лангозт,

Ведень кирди Ведь-ава!

Сия лацо тон лисят,

Сырня лацо тон шудят

Содак Толгань урманза.

Шумбрашиц кемокстак… [6]

Когда мохнатая тушка ягнёнка скрылась в чёрной глубине ямы, Варвара долго всматривалась в воду. Ждала, не появится ли там спина огромной щуки, не блеснёт ли золотистым боком крупный лещ, не всплывёт ли со дна пузырь газа… Но, увы, в проруби она не заметила никакого знака, говорящего, что Ведь-ава приняла жертву.

Пропев для порядка Оз-мору, Варвара забралась в сани.

– Пора в Перккз! – разочарованно буркнула она.

Сани прокатились ещё немножко по снежному покрову реки, прежде чем справа показался ведущий наверх след полозьев. Василий остегнул коня, и он потащил повозку вверх по склону берега.

До Перккза петлял наезженный санный след. По лесу разносился стук дятлов и басовитый крик воронов. Проскрипев полверсты по дороге, с обеих сторон зажатой старыми соснами, сани вползли в ветхую деревню с крытыми соломой курными избами. Из одного двора выскочили две собаки и, облаяв повозку, убежали назад.

Василий остановил сани возле большой добротной избы. Варвара соскочила с них и пошла в ближайший дом по узкой тропинке, протоптанной в глубоком рыхлом снегу. Постучала. Дверь открыл пожилой хозяин.

– Мне б с инь-атей поговорить. Где его найти? – спросила Варвара.

Старичок, услышав мокшанскую речь без акцента, заулыбался гостье.

– Я и есть инь-атя, дочка. Кежедеем меня зовут.

– А я Толга. Здесь мёд можно купить?

– Есть медок, дочка. Липовый.

– Липовый? – недоверчиво переспросила Варвара. – Угожье далеко?

– Рядом. Можешь посмотреть, но зачем? Мёд сам за себя скажет. Открытый парь в сенях стоит. Подойди, попробуй.

Варвара махнула Василию, и они вместе вошли в просторные, чистые сени деревенского старосты. Там в уголке стояла дюжина липовых парей-пудовок. Кежедей открыл один из них.

– Толга! Ярхцак![7] – сказал он и протянул Варваре деревянную ложку.

Та попробовала мёд, зачерпнула ещё ложку и дала Василию.

– Да, это липец, – заключил Поротая Ноздря. – Сколько он хочет за пуд?

Варвара перевела вопрос.

– Шесть алтын, – ответил дед.