Зов пустоты

– Я не уверена, что обращение к религии способно вернуть такого человека на путь истинный, – возразила Людивина. – То, что побуждает его убивать, чудовищно сильно, оно выходит за пределы его сознания, это импульс из самой его сути, и, когда он прорывается, сдержаться невозможно, это вне понятий добра и зла, вне человеческих законов.

– Пойми, не важно, обратился ли он в ислам, или на него снизошло откровение о глубинной вере, но он решил посвятить себя Аллаху. Естественно, ему пришлось бороться с собой, – возможно, он даже изолировал себя, глушил таблетками, калечил себя, чтобы успокоиться, но держался. Целый год. Он выбрал путь к Богу и, вероятно, двигался по нему так же маниакально, как совершал убийства. Это фанатик, ты права, и если он во что-то верит, то отдается этому до потери разума. Он открыл для себя ислам, и вера помогла ему не сорваться.

Людивина села на край стола.

– И все эти выводы ты сделал из-за якоря, который можно принять за христианский крест?

– Нет, просто в целом все сходится! Смотри: он поверил в Бога, не важно как и почему, такое все время случается, а потом понял, что высшая сила, которая им повелевает, запрещает насиловать и убивать. И он старается ей покориться. Правда, взялся за это с той же страстью, с которой прежде убивал. Его патология сменила курс: он сосредоточился не на изнасиловании, а на служении Богу.

– Его патология – плод неустойчивой извращенной конструкции личности. Он сам и есть патология, которая воплощает все, что с ним не так, он не выбирает, куда ее развернуть, это не так работает.

– Конечно, он остается тем же извращенцем, но вся нездоровая энергия, которая обычно заставляет его удовлетворять фантазии, теперь обращена на истовое служение Богу. Это делает его все радикальнее, в том числе и в религии. Естественно, он не избавился от сексуальных фантазий: Анна – подтверждение этой двойственности. Очевидно, он не собирался ее убивать, но вот он встречает ее, она сложила руки под грудью, и он принимает якорь за христианский крест. И в нем сталкиваются два радикальных начала: религиозный фанатик видит нечестивицу, заслужившую самое жестокое наказание, а извращенец видит знак, который Бог послал ему, требуя удовлетворить их обоих. В результате он изнасиловал ее ради себя и убил во имя Аллаха.

– И у него с собой был хомут?

– Почему нет? Наверняка эта мысль давно его преследовала, напряжение нарастало, его мучили фантазии, в глубине души он чувствовал, что скоро взорвется, и позволял себе все больше свободы. Принялся бродить по безлюдным местам. Потом стал носить с собой хомут, просто так – он не разрешал себе пускать его в ход, но это возбуждало. Он чувствовал, что скоро совершит безумство. Нужен был лишь знак. И его толкование.

Людивина потрясенно смотрела на Марка:

– Ты бы стал отличным профайлером.

– Моя задача еще и в том, чтобы примерять на себя шкуру радикалов, пытаться понять ход их мыслей и таким образом выигрывать время.

– То есть он ее насилует, понимает, что зашел слишком далеко, и паникует? Это на него не похоже…

– Нет, он убивает ее и берет всю ответственность на себя. Но полагается на Бога. Доверяет Ему. То есть ему больше не нужно мыть труп, изворачиваться и заметать следы. Знаешь, что такое вода в мусульманской традиции? Очищение. Он очистил жертву и тем самым очистился сам. И конечно, молился после убийства, молился прямо там.

Людивина кивнула. На этот раз она попыталась рассуждать с точки зрения собеседника.

– Допустим, он стал радикальнее, – сказала она, – и так познакомился с людьми, знавшими Лорана Брака. Но почему, убив Брака, он вернулся к защитным ритуалам? Зачем нужны прежние методы, если сам изменился?

– Потому что после убийства Анны Турбери полицейские чуть не взяли его. Бог защитил его, но он понял, что едва не попался. Он решил, что снова пойдет на преступление, только если Бог подаст знак, но придется быть осторожным, как прежде. Он пришел в этот мир не случайно, он не зря обратился к вере, все имеет для него смысл.

Людивина кивнула и продолжила размышлять вслух:

– Он встречает таких же фанатиков, и однажды… Лоран Брак – это заказ. Вот почему он убил мужчину, вот почему нет сексуализированного насилия. Брака ему заказали его новые друзья.

– Деньги от наркотрафика часто идут на финансирование терроризма, мы знаем множество мелких ячеек, которые так живут. В нашем случае новые друзья легко могли снабдить его сумкой с товаром, которую вы обнаружили, – просто чтобы сбить со следа полицию.

Людивина медленно выдохнула, сцепив пальцы на затылке.

– Значит, все это связано с терроризмом, – тихо проговорила она.

– Это психопат, ставший орудием в руках религиозных фанатиков, – подвел итог Марк.

Внезапно Людивина поняла, что это будет означать для нее.

– Только не вздумай от меня избавиться. Я не отдам дело ГУВБ. Брак – это мой труп, это я установила связь с убийством девушек. Я не уйду. ПО продолжит расследование!

Марк кивнул:

– Мне проще и быстрее будет работать с вами, но ты пока оставь при себе эти выводы. Иначе вмешается отдел С1 – антитеррористический отдел прокуратуры Парижа – и расследование перейдет в руки АТУ [22] .

22

 Антитеррористическое управление, орган судебной полиции.

Поняв, насколько плотно страна опутана сетью различных служб – ГУВБ, АТУ, антитеррористический отдел префектуры Парижа, УВРБ французской армии, ОЖБТ, не говоря уже о ГУВНБ, – Людивина задумалась, как вообще можно работать при таком количестве специализированных органов, в атмосфере мелкого соперничества, дележки территорий и ревности. На министерском уровне координация служб существует, но на местах видно, что там куча проблем. Людивина понимала, что пока не вписывается в эту структуру. Достаточно ли она компетентна, чтобы возглавлять расследование? Вроде бы да. Она знает дело, они с Марком сработались, и это может сыграть главную роль.

– Ты думаешь, что-то скоро случится? – тихо спросила она. В ее голосе звучало сомнение.

Марк внимательно посмотрел на нее:

– Надеюсь, что нет, хотя исчезновение Фиссума напрягает. Скорее бы нам узнать хоть какие-то новости, – добавил он и сглотнул.

Людивина поняла, что ему тоже не по себе.

29

Уголовный центр национальной жандармерии, Понтуаз.

Людивина поздоровалась с мужчиной, вошедшим в прямоугольный зал. Генерал де Жюйя был копией капитана Форно, только более четкой: еще выше ростом, еще суше, с почти прозрачными глазами, с еще более открытой улыбкой, с певучим юго-западным акцентом. Генерал руководил УЦНЖ, но Людивина уважала его не только из-за должности, а в первую очередь из-за репутации. Де Жюйя учился в знаменитом институте криминологии в Лозанне, успел поработать почти во всех отделах института криминалистики. Это был один из тех сверхкомпетентных офицеров, кто прекрасно знает свое дело, что отличало его от начальников-карьеристов, которые командовали, не пачкая рук. Его ценили и уважали.

Всем известное добродушие генерала успокоило Людивину, которая немного нервничала.

– Форно предупредил, что вы приедете. Добро пожаловать! Я ознакомился с вашим послужным списком, лейтенант, и, должен признаться, я впечатлен.

Девушка почувствовала, что краска заливает лицо.

– Генерал…

– Нет-нет, это правда. Ваше место здесь, на третьем этаже ЦОКИ [23] , в отделе по изучению поведения. Вы никогда об этом не думали? Они работают в парах, офицер судебной полиции и психолог, под национальной юрисдикцией. Имейте в виду на будущее!

23

 Центральный отдел сбора криминалистической информации. – Примеч. перев.