Зверь 6

— Ты… Ты брат Великого мученика?

Снова снизу поднимается туча ила. Великий Кракен так вздыхает? Людмиле почему-то становится дышать труднее. Пытается вдохнуть, но какая-то пленка не дает полностью протиснуться воде в легкие.

— Да, нас было трое. Три великих колдуна, которых не знал ещё этот свет. У нас никогда не было имен, лишь названия: Старший, Средний, Младший. А уже остальные существа дали нам другие названия. Когда Великий мученик умер, то мы с Младшим похоронили его и разошлись по разным сторонам света. Я… Я не мог простить людей за смерть брата и ушел в глубину Белого моря. Тут я стал… таким.

— Вас было трое?

— Да, и что-то мне подсказывает, что ты познакомишься и с нашим младшим братом. Он тоже хороший колдун, вот только где сейчас обитает — мне неизвестно.

— Подожди. Так Великий мученик тоже был колдуном?

— Девочка, ты удивишься, когда узнаешь, что и его самые грозные последователи-инквизиторы тоже являются колдунами.

— Как? У колдунов же…

— Да, у колдунов есть клеймо на щеке, зато у них есть родители. Они слишком свободолюбивы и не могут быть послушны чужой воле. А вот малышей с отличными данными и способностью к повиновению отбирают ещё во младенчестве. Из них выходят хорошие инквизиторы. Я наблюдаю это с тех пор, как развилась вера в Великого мученика.

— Но ведь это было так давно, — легкие начинают теплеть, как при удушье. Но пока ещё можно дышать.

Вот только хватит ли сил добраться обратно?

— Больше трех тысяч лет назад. Когда я ушел с земли, то тритоны сделали меня своим божеством… Что же, пусть. Они стараются меня не беспокоить, а я иногда прихожу к ним на помощь и загоняю в их просторы рыбу. А сейчас… Сейчас я чувствую за них некоторое беспокойство.

— Ты отдашь мне щит Мантиры? — решается спросить Людмила в лоб, пока не поднялась третья волна ила.

Великий Кракен снова застывает в раздумьях. Успокоенные сардины возвращаются и снова начинают разглядывать Людмилу застывшими глазками. Смотрят, как на возможный ужин? Или они питаются только планктоном и растительностью? Хотя нет, как-то девушка смотрела передачу по образовательному каналу и там было упомянуто, что сардины не брезгуют креветками и мелкими моллюсками. А Людмила вряд ли походит на креветку…

— Ты так и не ответила на мой вопрос, — слышится голос после долгой паузы. — Зачем он тебе?

— Я хочу стать Святой ведьмой и отомстить за смерть родителей, — цедит сквозь зубы Людмила. — Хочу отомстить тому, кто является одним из верховных инквизиторов. Одним из тех, кто убивает именем твоего брата.

— Что же, это решает дело. Я отдам тебе щит. Всё равно после твоей смерти он вернется ко мне. Я помню, как совсем недавно приплывала похожая на тебя девушка… И как щит вернулся с каплями её крови. Возьми его и… я надеюсь, что твоя месть свершится!

Из темноты вверх начинает подниматься золотой кругляшок. Он становится всё больше и больше. Стайка сардин исчезает вдали, когда возле Людмилы зависает круглый щит с диковинным орнаментом — ветви виноградной лозы по окаемке, а в центре равносторонний треугольник… Но треугольник не с продольной вертикальной полосой, как изображают знак Великого мученика, а поперечной, делящей треугольник на две фигуры — ещё один треугольник и равнобедренную трапецию.

Людмила чувствует, что крепкий захват присоски слабнет и она оказывается на свободе. Дотрагивается до щита и чувствует легкое покалывание в кончиках пальцев, словно щит обнюхивает её и примеряется к новой хозяйке. Она сжимает ременную рукоять и чувствует дрожание, потом щит успокаивается — он признает её. Легкие уже горят, а где-то наверху светит далекое солнце. Если сейчас рвануть вверх, то получится ухватить заветный глоток воздуха…

— Спасибо, Великий Кракен… То есть, спасибо тебе, Средний, — Людмила кланяется перед коричневато-зеленой скалой.

— Это тебе спасибо за предупреждение. А сейчас закрой глаза и просчитай десять стуков сердца. Глаза не открывай ни в коем случае.

— Зачем?

— У тебя заканчивается запас заговоренной жидкости. Если я не перенесу тебя к суше, то щит вернется ко мне гораздо быстрее, чем предполагалось.

Снизу вновь слышится ворчание и поднимается туча ила. Людмила кивает и закрывает глаза. Кракен так смеялся…'

— Что же, надеюсь, что это поможет нашему ведьмаку, — проговорил Алексей Семёнович, откидываясь на кресле.

— Да? Прекрасно. А что вы говорили про чай? — поднял бровь Старицкий. — Я бы сейчас не отказался ещё и от среднепрожаренного стейка… Может даже с кровью.

— Я бы тоже не отказался от мяса. Только по мне лучше бы шашлык, да с запеченными овощами, — потер руки писатель.

— Тогда решено. Мне стейк, вам шашлык, котейке курицы побольше и всё это заполируем чаем.

Кот ответил таким пронзительным мявом, словно на двор неожиданно нагрянул март, а под окном подняли хвосты сразу две сотни кошек. Старицкий улыбнулся и погладил кота по голове.

Глава 22

Вода наполняла гроб с быстротой прорвавшейся плотины. Всего несколько минут и внутри моего плавучего средства не осталось и намека на воздух. Даже пузырьки из атласного потолка слиняли по своим необычайно важным делам.

Я крепился до последнего, но рано или поздно нужно было начинать, и мои лёгкие позволили воде проникнуть внутрь. На подсознательном уровне возникли позывы к рвоте, к кашлю и сморканию, но я их успешно подавил. Теплая соленая вода наполнила лёгкие, и я сделал первый водный вздох.

Всё прошло успешно, только защипало немного нёбо, словно ободрал его сухариками. Второй и третий вдохи тоже прошли, как по маслу. Всё-таки зелья у Бабы-Яги были хорошие, качественные.

Пока я делал эксперименты с дыханием, гроб все глубже погружался в морские пучины. Это я ощущал по слегка закладывающим ушам. Погружение происходило ровно, безо всяких нырков, дерганий и прочих прелестей водного погребения.

В какой-то момент я даже заскучал и попытался насвистеть одну из мелодий сухопутного мира, но получилась фигня — губы вроде сложились правильно, но наружу вместо свиста вырвалась только струйка воды. Безмолвная струйка воды. Выдувать такую было неинтересно, поэтому я бросил попытки стать мастером художественного свиста в водной среде.

Чтобы не заскучать, я начал поочередно сокращать мышцы тела, разгоняя по венам кровь. Надо быть готовым к схватке…

А что? Вдруг мой гроб сейчас остановится и на моё бренное тельце набросится сотня голодных пираний? Надо хотя бы пяти из них морды свернуть набекрень, пока остальные не начнут лакомиться моим поджарым телом.

Долго ли, коротко ли, но вот моё временное пристанище ударилось днищем о что-то твердое, а потом послышалось ёрзанье по крышке гроба. Лёгкие постукивания каким-то острым предметом справа.