Звездная роль Владика Козьмичева

– И ничего. Не умирают и не разбегаются, - временами думала она.

Но что-то удерживало ее от разговора с Владимиром на эти темы. Настроение его в по-следнее время сильно изменилось. Было очевидно, что он чем-то сильно озабочен. Неизвестно, сколь долго бы она молчала, но однажды Москвин не явился домой крепко выпившим. Такое с ним бывало и раньше, но, если и случалось, то на каких-нибудь банкетах по случаям защит диссертаций его коллегами, встречах с друзьями. Но когда они были вместе, она решительно пресекала любые его попытки выпить лишнее. Однако сейчас Лена точно зная, что никакого банкета не было, спросила.

– Это по какому случаю? На тебя вроде не похоже...

– Много ты знаешь, что на меня похоже, что нет! Ты вообще ничего обо мне не знаешь и знать не хочешь!

– неожиданно вспылил он. - А у меня такие проблемы, такие проблемы... И вообще, я разговаривать сейчас не склонен. Я спать хочу!

Развернулся - и ушел в спальню.

– Ну и спи! Еще я твоего хамства не слышала, - произнесла Лена про себя.

Спать она легла вместе с Павликом. А когда встала и пошла в ванную, Москвин уже был там.

– Ты извини меня за вчерашнее. Сорвался... Ну что, прощаешь? Значит, мир.
– Поцеловал ее.
– Поговорить надо.

Она обратила внимание на то, каким тоном были произнесены эти слова.

– А ты не опоздал с этим разговором?
– Она подумала, что он хочет поговорить о том, что мучило ее последние месяцы - об их будущем.

– Нет. Садись и слушай! Помнишь, я как-то еще давно дал тебе почитать брошюру об Из-раиле?

– Помню, конечно.

– Так вот. Я думаю, ты меня поймешь. Ведь я тогда тебе не сказал ни откуда у меня эта брошюра, ни для чего мне она... А ты и не спрашивала.

– А о чем спрашивать? И коту ясно было, чем-то Израиль тебе интересен. Мне и самой было интересно почитать. Я про эту страну тогда ничего не знала. Хотя и теперь очень мало. Знаю лишь, что там все сплошь сионисты и что они вроде бы чуть ли не фашисты и агрессоры. И против нашей страны какие-то козни строят и зовут всех наших евреев к себе. И еще, что угнетают этих... арабов и воюют с ними.

Москвин слушал ее с таким выражением лица, с каким взрослые смотрят на маленького ребенка, пытающегося рассуждать на взрослые темы.

– Ты и впрямь, как ребенок, веришь нашим газетам и телевидению. Все там не так! Но то, что Израиль своей целью ставит собрать всех евреев, это правда.

Она слушала его, но не очень понимала, о чем он говорит. Причем здесь Израиль?

– Теперь вот что. Не знаю, как ты к этому отнесешься, но ... Но я хочу эмигрировать... В США. Говорить об этом раньше я не хотел. Этому желанию не один год. Но только теперь у меня появилось основание рассказать об этом тебе. Еще до встречи с тобой я, когда был в Праге на международном симпозиуме переводчиков со славянских языков на английский и наоборот, познакомился с профессором Принстонского университета. Потом посылал ему свои переводы Пушкина. С той поры я и захотел перебраться в США. Но у меня там нет родствен-ников, которые могли бы выслать мне приглашение. Ты об этом не знаешь, но недавно я получил от профессора письмо, в котором он пишет, что у него на кафедре славянских языков появилось вакантное место и что, если я еще хочу в США и у меня есть возможность туда эмигрировать, то он готов подождать.

В этой связи у меня есть предложение. Некоторые мои знакомые евреи перебрались туда. Каким образом? Они подавали заявление на выезд в Израиль, получали оттуда вызов. Доезжа-ли до Вены. Там обращались к властям США с просьбой предоставить им политическое убежище и максимум через полгода оказывались за океаном. А ты как-то упоминала, что у тебя есть какие-то родственники в Израиле. Так нам и карты в руки! На следующий год мы в Штатах! Ну, как тебе такая идея? Если ты согласна, то тебе надо немедленно подавать на развод. Затем регистрируем наш брак. Развод и регистрацию нам сделают за несколько дней. У меня в этой системе тетка по отцу работает.

Она не верила своим ушам!

– Как мерзко! Почти год совместной жизни играть со мной втемную, а потом, когда стало нужно, заговорил. и с Козьмичевым надо развестись, и брак со мной зарегистрировать предла-гает. Даже вспомнил, что в Израиле у меня кто-то есть. Стало быть, и жениться на мне не собирался... Смысла не было... Значит, я для него только любовница...

Стало так горько и обидно, что у нее не хватило сил ответить. Закрыла лицо ладонями и, содрогаясь от рыданий, убежала в спальню. Ответа Москвину она так и не дала. А он, то ли будучи уверенным в ее согласии, то ли боясь услышать "нет", к ней не подходил и не разгова-ривал. Выжидал. Так прошел целый месяц. Месяц трудных раздумий. Козьмичева она видела лишь пару раз, да и то мельком, когда приезжала к нему за Павликом. Правда, она замечала, что холодный взгляд, которым он смотрел на нее в первые встречи, как-то потеплел. Было приятно.

Дома она все больше замыкалась в себе. В конце концов, она стала находить всякие отго-ворки и поводы, чтобы не спать с Москвиным. Так было спокойнее. Надо было многое обдумать и решить, как быть дальше. В итоге она вынесла такой вердикт.

– Мне не в чем себя упрекать. Да, расставание с Козьмичевым было страшной ошибкой. А с Москвиным? Я ведь хотела стать его женой. Но не получилось.

При всем при этом ненависти к Москвину она не испытывала. Была жуткая обида на себя. На свою увлеченность им, которая родилась из-за дурацкой обиды на Козьмичева и своей неспособности справится со страстью... Наконец, пришло решение.

– Раз так, надо уходить от Москвина и попытаться вернуться к Козьмичеву. Но уверенно-сти в удачном исходе такого решения у нее не было. Как-то она позвонила Козьмичеву в редакцию. К вечеру, когда Москвина еще не было дома, собрала чемодан самого необходимого себе и Павлику. Но в последний момент взять его с собой не решилась и поехала к Владику домой.

А дальше было то, о чем автор уже успел поведать. Их встреча, разговор и его отъезд в командировку, из которой он никак не возвращался. В школе она еще держалась, но дома силы покидали ее. Лена похудела. Лицо осунулось. В школе коллеги участливо интересовались, что с ней. Даже Павлик как-то, играя сам с собой в шахматы, чему его еще учил Владик, спросил.

– Мама, ты почему все время плачешь? Что папа не прилетает?

Она прижала сына к себе.

– Да, сыночек. Нам ведь без папы плохо. Правда?

На что Павлик мудро ответил.

– Вот если я убью черного короля, то им тоже будет очень плохо.

В середине второй недели, не выдержав этой неизвестности, решила позвонить в редак-цию. Но, набрав номер телефона секретарши, положила трубку.

– Как сказать, кто я? Если жена Козьмичева, то почему он мне ни разу за две недели не позвонил? Странно и подозрительно.

И в тот же момент осознала, что ничтоже сумняшеся назвала себя "женой Козьмичева".

– Да какая ж я жена? Была. А сейчас так, временно проживающая...
– И вдруг жестко по-думалось. ты, подруга, иного и не заслужила!

В эти часы, неожиданно для себя, она по-другому оценила то, с каким спокойствием Козьмичев выслушал тогда ее известие об уходе и требование дать развод.

Скорее это было не проявлением мужской гордости, а только порядочности. Порядочно-сти? А не значило ли это, что в тот момент уже не только она, но и он утратил те взаимные чувства, что можно назвать любовью? Тогда его поведение было скорее не проявлением мужской порядочности, а чего-то другого... Значит, к тому времени она была ему безразлична. Этот вывод ее ужаснул.