Исторические детективы

Или он не убьет ее. Это возможно, учитывая, что она еще не перешла порог между человеком и высшими духами. Пока что она просто заблудшая душа. Эти голоса в моей голове? Я открыла глаза, кровавая пелена тут же спала. Я оказалась в какой-то комнате, похожей на лабораторию ученых. Рядом со мной стояли двое человек в белых халатах. Кто вы? Где я? – я осмотрела себя. На мне была белая рубашка до пола. Без следов крови. Непроизвольно я схватилась за лицо. Но кажется, мой язык на месте. Один…

Цапкин ухватил за рукав смущенного коллегу, подтащил его к тазу и заставил взять две полные пригоршни лакомства. При этом он сочувственным тоном пытался вразумить Бибикова, агитируя на то, чтобы он поскорее перешел в число «женатиков». – Ты пойми, парень, без хорошей бабы мужик и не мужик вовсе, – наставлял он парня. – Ни пожрать вкусно, ни отдохнуть всласть, а тебе уже двадцать два стукнуло. Пора бы и за ум взяться. Найди себе девушку, женись, нарожай детей и живи счастливо. Это я тебе как друг…

И вот тринадцать с половиной годков позади. Как один день… Сколько было планов, юношеского максимализма, романтики! Где все это сейчас? Жизнь оказалась не такой, какую рисовали преподаватели. Все по своим местам расставила. Хотя в тридцать лет, конечно, рановато так рассуждать, но Стас интуитивно чувствовал: то, чего достиг, – потолок. В плане спорта – стопроцентно. Дальше рыпаться бесполезно. Тренируй молодежь, Станислав Борисыч! На удивление их класс – 10-й «Б» – оказался самым «семейным»…

В прекрасных глазах заплескались слезы. Ситуация мисс Рэйми интриговала меня все больше, но я старался держать себя в руках. Отец черный, к тому же пьяница и бродяга, зарезанный ночью на скамейке в парке. И вот передо мной сидит дочь, которая говорит, как выпускница частной школы, ее прическа стоит не меньше тридцати долларов, а жакет и юбка, подогнанные по фигуре, явно указывают на недешевого портного, причем, скорее всего, не калифорнийского. С другой стороны, я боялся, что если начну расспрашивать…

Светке Приходько вот-вот читать с этой трибуны стихи о стройке. Надулась вся, красная, как помидор, но уж, конечно, не разревется, не откажется, ведь она – лучший чтец-декламатор района, лауреат городского конкурса. Заберется на трибуну – и ничего не будет в этом мире для нее существовать, кроме произносимых строк: …Сам обыватель вдруг угас, Смиривши свой ехидный шепот, И изумленно-зоркий глаз На нас наводят из Европы… Идут года, яснеет даль… На месте старой груды пепла Встает кирпич,…

Все кругом впадали в обычное предновогоднее оживление, возбуждение, переходящее в безумие. Слышались веселые крики, пьяные песни, хлопали хлопушки, пробки от шампанского стреляли в низкие потолки скромных жилищ советских офицеров. Первыми встречали Новый год дальневосточники по владивостокскому времени, потом сибиряки по новосибирскому, пока Новый год наконец не отбили куранты Московского кремля, вызвав новое оживление и чоканье бокалами. Так что к польскому Новому году все уже были прилично пьяны.…

Заслышав его тихий стон, Элпида спросила: – Что такое? – Ты права, – он обернулся к ней, – мне и впрямь не помешает смыть с себя это дерьмо. – Ф-у-у! – она сморщила носик. – Выбирай выражения, Пимен! Тот лишь развел руками и ухмыльнулся: – А чего ты ждала от простого ленивого пастуха? – на слове «ленивый» он сделал ударение, но это лишь раззадорило Элпиду сильнее. – Учись хорошим манерам! Помнишь, что я говорила про силу духа? – Угум. – Это входит в наш учебный план. – А в наш…

Софья, осознав, что ее заметили, решила действовать открыто. С милой улыбкой она подошла к Алексею и генералу. – Прошу прощения за вторжение, господа, но я не могла не подойти. Ваше превосходительство, ваш рассказ о подвигах настолько увлек меня, что я забыла о приличиях. Генерал расплылся в довольной улыбке, а Алексей насторожился. Он чувствовал, что эта женщина не так проста, как кажется. – Позвольте представиться, – продолжила Софья, – Софья Андреевна Белозерская. – Алексей Николаевич…

– Оставь свои глупые шуточки и домыслы, – я не шутя рассердился и обиделся за автора, – у тебя просто застарелая паранойя и профессиональная деформация. Всё свою службу в КГБ забыть не можешь. Чтобы такой человек, да еще и прижизненный классик советской фантастики был предателем? Быть такого не может! – А, я и не говорю, что он был предателем, – спокойно ответил коллега, – он был профессиональным разведчиком и работал против СССР. – Что теперь ты государственную тайну выдаешь? – не поверил…

– Убийца стрелял левой рукой, это факт, – ещё раз посмотрел на труп командир. – Может, специально, чтобы запутать всех? Дескать, левшу будут искать… – В наше-то время? – усмехнулся счетовод. – Сейчас всё проще: кто-то из солдат шмальнул в него за четверть самогона или в охране твоей есть дыра… – Солдат я сейчас всех проверю, – сказал Стасов и сошёл с крыльца на землю. – А в охране у меня дыр быть не может. – Ещё надо проверить: с кем вчера вечером товарищ Билецкий встречался, – неожиданно даже…

От воротной башни оба всадника вдоль кремлёвской стены направились по Васильевскому спуску. За ними потянулись сначала ряды знамён и хвостатых штандартов, потом плотные шеренги всадников: под тусклым апрельским солнцем начищенной сталью сверкали шеломы русских дворян и морионы 5 шведских драгун, густым лесом колыхались вздёрнутые пики и чёрные от смазки стволы мушкетов. Продвигались они медленно, иногда подолгу топчась на месте. Под копыта коней то и дело летели охапки первых полевых цветов, мужики…

– Ну что же, давайте по-французски. Что вас привело ко мне? Я в свое время читал о ваших солнечных городах… Вы ученица Корбюзье? – Да. – Рождены в России? – Нет. Я родилась в Кракове, а потом жила в Варшаве. – Варшава – русский город. Он входил в состав империи, – заметил Богданович. – Итак? – В Кракове остались мои дети. Семья… Я бы просила вас помочь мне вернуться туда. Мальчикам нужна мать, особенно в такое тревожное время… – Вы правы, вы правы, госпожа Прокопчук. Мать нужна детям…

Человек сел на утес и, опершись головой на руку, окинул взором эту юдоль отчаяния. Он взглянул на кустарник, всегда беспокойный, и на большие вековые деревья; он взглянул выше, на небо, откуда доносился шум, и на багровую Луну. А я притаился среди лилий и следил за его действиями. Человек дрожал в уединении, между тем приближалась ночь, а он по-прежнему оставался на утесе. Но вот он отвел взор от неба и направил его на печальную реку Заиру, и на желтые унылые воды, и на бледные сонмища лилий, прислушиваясь…

На следующий же день Мадленку представили матери Евлалии, которую приятно удивили располагающие к себе манеры и обширные знания ее новой подопечной. Мадленка говорила по-польски, по-латыни, по-немецки и даже по-флорентийски – так именовался в те времена наиболее популярный диалект сладкозвучного итальянского языка; она отличалась набожностью, хотя ее знание Священного Писания оставляло желать лучшего, была прилежна и любознательна – однако, несмотря на это, мать Евлалию мучили сомнения. Очень уж…

Но Габриэль знал настоящую причину своего увольнения из органов. Много лет он совмещал службу в органах и большой, серьезный бизнес. Оформлен он был не на него, на то имелись нужные люди: заместители, бухгалтеры, управляющие. Иначе он не мог содержать семью, мать, дочь от первого брака. Но начальство Габриэля всё знало, как и то, что огромные суммы он тратит на благотворительность, а также помогает своему следственному отделению. Ремонт здания, покупка служебных иномарок и еще много чего. Но из-за…

Старик швейцар, находясь в постоянном ожидании прибывающего начальства, завидев грозного чекиста, тут же кинулся к створкам дверцы лифтового устройства. Моисей Соломонович притормозил, стремительным движением руки стянул с носа пенсне, быстро протер его вынутой из кармана фланелевой салфеткой, вновь нацепил оптическое приспособление на нос и с новой энергией устремился вперед. Впрочем, до лифта Моисей Соломонович так и не дошел. Именно заминка с пенсне стоила ему жизни. Едва товарищ Урицкий вошел…

В этот момент за окном сверкнула молния. Немного погодя, грянул гром такой силы, что задрожали занавески. Марфа испуганно схватилась за грудь. – Ох! Страсти какие, – прошептала перепуганная экономка. – Прекращайте, Франц Карлович, чепуху городить. – Ну, почему же, – вдруг раздался со стороны камина голос Александра Константиновича. – Продолжайте. Мне стало интересно. А духи являлись в порядке очереди или толкались у стола, как у прилавка? – Медиум вызывал их по очереди. В самом начале явился…

Потрогав вспухающий от столь резкого соприкосновения с полом лоб, я поплелась в ванную, на ходу пытаясь понять, что же мне нужно было в том идиотском подземелье. Хорошо, что еще будильник разбудил вовремя, а то сожрал бы меня там какой-нибудь офонаревший от одиночества зомби… Вот же странная человеческая натура! Смотря очередной ужастик, я полна недоумения, почему главный герой прется в какие-то подвалы и чердаки, отворяя подозрительные двери. Ведь понятно же, что ничего хорошего там не окажется!…

Он вызвал адъютанта и приказал соединить его с монахом Сергием из Святейшего Правительствующего Синода. Долго никто не отвечал, наконец, трубку взяли. Генерал Одинцов спросил монаха, в ответ он услышал такое, отчего он побледнел. Дослушав, он сказал: – Это не главное. – Еще через время сказал: – Дождусь, теперь непременно дождусь! – и положил трубку. Достал сигару, со вкусом затянулся. Встал у окна. Он прищурился от луча отраженного солнца ослепившей его от проезжающей кареты. – Пора – сказал он…

– Капитан Капичников, а вы сами не припомните, где в моей квартире сейф для оружия, или подсказать? Там уже идет обыск? Ты ж, Серега, прекрасно знаешь, где оба наградных пистолета, – Зиньковский понимал, что его сосед исполняет приказ, но всё же в нем взыграла злость. Реакции от капитана не последовало. Да, вчера они стучали костями в беседке. Да, его Зинаида заняла у Зиньковских стакан сахара. Что ж теперь, раз вскрылись такие обстоятельства… Руководство не ошибается. Оно может только предать,…