Мистика

Пугливые сестрицы решили отсидеться в доме. Зато Людмила раскрыла мешочек и начала разбрасывать пригоршни семян по борозде. Остальные и до поля добраться не успеют, а она уже закончит. Бабушка точно похвалит старательную внучку. Может, даже позволит отдохнуть вечером. Неторопливые шаги, размеренные движения рук. Девушке стало скучно. Она гадала, чем занимаются сёстры. Вспоминала бабушкины сказки: о Леших, Мавках и – Полудницах. Белые одежды. Острый серп. Глаза, сияющие, как солнце. …

Голем – это ключевой символ. Вокруг него выстраивается множество повторяющихся по-разному образов, развивающихся через намеки по эллиптическим траекториям. Амнезия Перната сравнивается со стеной: «…особым методом, приложив немало усилий, мы как бы замуровали в нем болезнь», – после того, как читателю представлена история Голема, якобы до сих пор живущего в одном из домов гетто, в комнате без входа. Эта комната, кажется, раскрывается в кульминационный момент романа – а в самом конце находят свой…

Никита носился с будущим ребенком, вымещая свою любовь к нему на Анне – заботился, пичкал вкусностями, следил, чтобы не сидела на холодном, высыпалась. А потом она ощутила боли внизу живота, сходила к врачу и все начало рушиться. Анна написала своей подруге, которая была в курсе ее дел и радовалась, что ей так повезло: «Я в больнице, у меня замершая беременность. Мне делали медикаментозный аборт. С (Никитой) мы после поездки в Астрахань помирились, и все было как раньше. Потом меня положили…

Приняв ровное вертикальное положение, запоздалый посетитель стал стыдливо поглядывать бегающим взглядом по сторонам, и не сразу заметил человека, внимательно наблюдавшего за ним из-за широкого письменного стола в дальнем левом углу магазина. Площадь помещения вряд ли превышала шестьдесят квадратных метров, и была заставлена настолько плотно, что между двумя соседними стеллажами едва ли могли разойтись даже два человека, а товар, представленный на полках, представлял собой собрание устаревших и…

На спине у него были четыре глубоких шрама – дед говорил, что это следы осколков артиллерийского снаряда, хотя меня удивляла пропорциональность и ровность этих ран. Лишь позже я догадался, что это могло быть нечто большее. На затылке у него была татуировка – странная геометрическая фигура, и когда я спросил, что это значит, он ответил, что это всего лишь детские шалости, не имеющие смысла. Но мне казалось, что дед не хотел раскрывать мне правду, что-то в его глазах выдавалось – возможно, он чего-то…

Ему бы только подняться с места и рвануть в бескрайнее море. Но он чувствовал себя слишком уставшим. – Эх! – мечтательно произнес он. – Сколько секретов. От начала времен и до скончания, люди пытаются понять его смысл, но так и не достигли даже сотой части тайн и мудрости, что покоится в тех недрах. Но мне-то можно! – крикнул он. – Я никому, слышишь? Ни скажу ни единого слова. И кажется, волны услышали его. Их движения стали плавными и в то же время грациозными, как в танце. Они будто звали…

– А как вы сразу… Но Кира не дала ему закончить мысль: – У меня нет привычки заглядывать котам под хвост. А Тьму мама с собой в Сеул недавно забрала. И может, хватит меня уже на пороге держать? Кстати, рада тебя видеть! Когда мы последний раз встречались? На маминой свадьбе? Целый год прошел! Костя кивнул, пропуская Киру вперед, попутно рассказывая, что и где находится в его двухкомнатной квартире. «Свежий» кот Киры путался под ногами и орал. Пока гостья мыла руки и раскладывала свои нехитрые…

– Думаешь, я не понимаю, что ты здесь, со мной, только из расчета? Она ощутила, как кровь бросилась в лицо, щеки потеплели. Сердито увернулась. – Нет, не только, – ответила, пожалуй, излишне резко. Резковато. – Кое с кем я не могу быть ни по расчету, ни по принуждению. – Например? – в его светло-карих (“ореховых”) глазах – легкая ирония. Она метнула на Горицкого короткий, быстрый взгляд. Пожалуй, умеренно дерзкий. (Что любовнице, которая моложе на два десятка лет, было позволительно). …

– Тятя… Они обнялись и, погрузившись в свои мысли, долго сидели, тесно прижавшись друг к другу. Настал день, и уста Сияны словно онемели. А жизнь пошла своим чередом, и вскоре все соседи и знакомые так привыкли к молчанию девушки, словно она никогда и не разговаривала. Прошло несколько лет. Был конец лета. Дыхание осени уже проникало в селения и окружавшие их леса и болота. В зелени дальних холмов сияли на солнце жёлтые и красные брызги. Всё чаще утренние туманы наполняли лощины. По ночам…

– И давно вы видите эти… отражения? – осторожно спросил он. – Со вчерашнего утра, – Елена нервно одёрнула рукав пиджака. – Я знаю, как это звучит. Но я не сумасшедшая, доктор Савин. Со мной что-то происходит, и я хочу понять – что. Александр откинулся в кресле, разглядывая собеседницу. Никаких внешних признаков психического расстройства. Ясный взгляд, чёткая речь, адекватное поведение. Успешный архитектор, не замужем, детей нет. Идеальная причёска, безупречный макияж, дорогие украшения – всё…

На стене, над ореховым бюро, висел портрет императора Александра Второго в широкой раме. Хорош был император при параде, написанный изгнанным из Академии художеств за пьянство одаренным студентом, промышлявшим такими вот заказами. Весело смотрел синими глазами император, с которым помещику довелось пройти по всем европейским маршрутам недавней войны с Наполеоном и остановиться в самом Париже… Трубка была выкурена, пожилой дворянин взял новое перо, обмакнул его в чернильницу и продолжил писать:…

– Да брось! Ну, давай забудем, а? – он нервно дернул галстук, ослабляя его, – нам так хорошо вместе, а это был всего лишь ничего не значащий для меня перепихон! Я вздохнула и пошла к выходу из его кабинета. Егор неисправим, всегда находит оправдание, хотя в принципе всегда одно и тоже. – Аннет! – окликнул он меня, пытаясь остановить. Но я уже приняла решение, мне нужно срочно сменить обстановку. Через час, я, собрав личные вещи и смену белья, выехала в аэропорт, заказав билет с телефона. Гостиница…

На столе перед Антониной лежала папка с бумагами – официальное уведомление об отказе в помиловании. Прямоугольный белый лист с черными печатными буквами был приговором, подтверждающим, что ее судьба окончательно решена. Она провела пальцами по шершавой поверхности бумаги и откинулась на стул. Муж и дочери – ни один из них не явился на свидание. После того, как стало известно о ее прошлом, они разорвали все связи. Это было не просто отвержение – это был разрыв, который она понимала и даже принимала.…

Габриэль была одной из тех, кто помогал ЕМУ создавать Вселенную. Она участвовала в великом сотворении, когда хаос первичного пространства превращался в стройные звёздные системы. Не одну звезду зажгла Габриэль своими руками – огненные шары вспыхивали в её ладонях и разлетались по космосу, как светящиеся жемчужины, даруя свет и тепло. Она раскручивала галактики в спирали, изящно раскладывая рукава звёзд, словно художник проводил кистью по холсту. Её движения были грациозными, а результат – завораживающим.…

Дверь в ванную открылась. Катя обернулась: – Я искала тональный крем, – пояснила девушка, демонстрируя тюбик. – Хорошо. Идём. Они сидели вдвоём на диване в гостиной и смотрели какой-то старый фильм. Катя не следила за сюжетом уже давно. Она не могла прогнать из головы то воспоминание. Прокручивала его раз за разом и, когда Рома положил свою руку ей на колено, она невольно вздрогнула. – Чего дергаешься? – Зай, помнишь мы сидели во дворе… – она замялась. – Ну помню, – он кивнул. –…

– Проснулась? – В голосе женщины была заботливость и какая- то настороженность. Я просто посмотрела на нее, ибо, уж если рот отказался меня слушаться в разговоре с тем красавцем, то с этой толстой теткой я тем более ничего не смогу. Полная импотенция. Женщина двигалась медленно, словно в толще воды, рассеянный, приглушенный свет ночника делал комнату похожей на сумеречный подводный мир, а ее – на рыбу наполеон, которая любит прятаться на дне в толще песка, плавая где- то в теплых морях. Кино.…

– Чего это я дурень? Такого слова даже в природе нет! – собираясь ответить на мой пинок, Ноэль уже практически нагнал меня, однако внезапно двери в аудиторию биометрии отворились являя перепуганным нарушителям спокойствия, злого профессора Хрона. Видимо сегодня он встал не с той ноги. – Мракош вас задери, чего вы верещите как будто вас здесь стадо сношает? – сквозь зубы вопросил высоким темноволосый мужчина чуть больше средних лет, о чём говорил его густая щетина, но без седины, хватая за шкирку…

Скучно. Мужчина снова перевёл взгляд на балконное окно. Как раз в этот момент дверь за спиной сидящей приоткрылась, и в комнату вошёл коротко стриженный брюнет в элегантном брючном костюме и с чёрным замшевым ожерельем в руках. Он неторопливо обошёл стул кругом, замер напротив темноволосой, глядя на неё сверху вниз, и вдруг медленно провёл кончиками пальцев по её губам. Потом аккуратно застегнул украшенный шёлковыми полосками чокер у девушки на шее, положил ладонь ей на затылок и что-то неслышно…

Покончив с ужином, я взял вечерние газеты, прошёл к себе в кабинет и стал читать всё подряд без интереса, просто желая как-то избавиться от неприятных мыслей. Но куда там! Чем больше я пытался отогнать тучу тяжёлых мыслей, тем больше они сгущались в моей голове. А эти причуды характера, которых раньше у неё никогда не было? Я стал замечать, что иногда ночью она просыпается, берёт книгу и идёт в соседнюю комнату читать. Когда я осторожно поинтересовался о причине ночных чтений, Глория огрызнулась,…

– Привет, Дедуля, – сказала Малиса. Для неё он никогда не делался невидимкой. – Здравствуй, Утёночек, – сказало привидение, глядя с потолка вниз. – Как насчёт чуть позже перекинуться в покер? – Непременно, – улыбнулась Малиса. – На этот раз тебе меня не побить! Привидение ответило ей такой же широкой улыбкой и, перевернув стакан, окатило Ма холоднющей водой, пустив ей струйку прямо за воротник. Ма завизжала. – Ма просит, чтобы ты перестал, – сказала Малиса извиняющимся тоном. Она-то понимала,…