Мистика

"Не думай, не анализируй, не прислушивайся и не оглядывайся. Смотри строго перед собой, дыши ровно и продолжай двигаться вперёд". Олег повторял это как мантру, шагая по узкой тропинке между деревьев. Густой словно неразбавленный сироп мрак быстро накрывал лесопарк. Олег вскинул руку, защищаясь от нацеленной в глаз острой ветки, и из рукава выглянуло лезвие кухонного ножа, покрытое бурой коркой. Вдалеке раздался глухой стук, будто кто-то со всего размаха ударил палкой по стволу. За ним ещё один. И…

Казалось, совсем недавно я наблюдала, как осень, робея, дотрагивается до размашистых макушек деревьев, золотит их и тихим шепотом напевает грустную, но чарующую колыбельную. Теперь же убаюканный, окутанный сумраком лес, совсем зарделся от ласковых прикосновений. Задумчивый, таинственный, он был готов заснуть до наступления весны. Звонкий щебет птиц стих, жухлая, окутанная густым туманом трава клонилась к земле. Кружившие листья опускались и пропадали в серых завитках дымной пелены, а из чащи доносились…

Морис Тальк был человеком со странностями. Нет, не в том смысле, что он творил что-то эпатажное или глупое. На людях и на своей скучной бумажной работе он вёл себя тише воды и мало с кем общался. Когда к нему обращались, он отвечал будто бы нехотя, слегка сквозь зубы, хоть и без видимой неприязни. Странность его была рода сокрытого, потаённого, заставляющая тех, кто почитает себя «нормальными людьми» шептаться за спиной и говорить «смотри, вон идёт тот странный тип». Впрочем, тот, о ком ведется…

Возраст Христа. Любопытно, возраст Христа – это дата или состояние? И что это значит? Вот так просто – «возраст Христа». Семантически. Тебе скоро тридцать три. Это на поверхности. Что ещё? Ты добрался до Иерусалима. Вроде нет, до своего «Иерусалима» ты добрался лет эдак десять назад, когда бросил насиженное, как казалось, место, и ринулся в столицу. Может у тебя двенадцать близких друзей, один из которых тебе вообще то не друг и предаст тебя в самую неподходящую минуту? Вроде нет, друзей побольше.…

– Ленуся, мы же договаривались, никаких ночевок, не люблю я когда тебя нет дома. Я буду волноваться, а папа так вообще будет против. Тебе нужно готовиться, скоро ЕГЭ! – Мам, ну пожалуйста, я тебя очень прошу, я ведь, итак, все дни сижу дома. Даже на каникулах ни разу никуда не вышла развлечься. Учусь, учусь, как робот, а мне ведь тоже иногда хочется с друзьями пообщаться. Меня в школе уже ботаничкой называют и зубрилой. Ну мамуль, я же знаю, ты папу сможешь уговорить! Один разик съезжу и потом…

В этот раз я был камнем. Я мог принять облик человека, любого. Это могла быть безобидная старушка, любящая завязать беседу с соседкой, продавцом или случайным попутчиком. Это мог быть маленький мальчик, которому удобно прятаться в кустах, чтобы подслушать разговоры взрослых. Детьми притворяться вообще удобно. Как часто родители ругаются при них? Как часто используют в качестве эмоциональной разрядки? Как часто их и вовсе не замечают или же думают, что те ничего не поймут и сразу забудут? А я слушаю…

– Ну что, готовы? – весело спросил рыжий, смотря на темнеющее небо. – Макс, может, не надо? – подрагивающим голосом спросил пухленький блондин, вздрагивая от звука проезжающей машины. – Да ладно тебе, Сань, – хлопая друга по плечу, сказал шатен. – Мы ведь заранее договорились! – Но… погода портится, да и завтра Хэллоуин… – испуганно тянул Саша, пытаясь увернутся от дружеской «поддержки». – Не ссы, боец, – веселым голосом произнес Максим, хватая друзей под руки и уводя вдоль дороги. – Будет…

Ане двенадцать, и похоже взросление – это всегда попытка понять сложные вещи, чтобы получить доступ к еще более сложным. Взрослые – вот самая сложная вещь на свете, особенно ее взрослые. Поэтому, как в математике 273 плюс 372 это на самом деле 2 плюс 3, 7 плюс 7, и снова 2 плюс 3, и все это плюс… Короче, как в математике, чтобы понять что-то сложное надо разложить это на простые вещи. Поэтому, из простых вещей: Ритуалы – это важно; Не надо спорить с бабушкой; Не надо спорить с мамой; …

Чуть покосившийся, но всё ещё крепкий дом Мэйбл Ригли притягивал к себе взгляды своей изумрудной расцветкой, красной крышей и красными же наличниками. Палисадник и кашпо на подоконниках в любое время года были усыпаны цветами, а латунная табличка на старинном почтовом ящике гласила «Вязальный клуб Миссис Ригли». Завсегдатаи клуба собирались обычно по четвергам, и тогда в доме разливался миндальный аромат бейквелл тарта, традиционно подаваемого к концу вязальных посиделок вместе с липовым чаем. Иногда…

– Анна. Показалось, что глаза её при этом снова сверкнули, и у него закружилась голова. Это не могла быть она . Ян видел тело. Сестёр тоже не должно было быть. Разве что какие внебрачные. – Ян, – он ответил на рукопожатие, чувствуя лёгкий мандраж. Им посигналили, нарушив идиллию момента. Анна фыркнула, закатив глаза, и попыталась поднять сумку, но Ян успел быстрее. Анна юркнула в его машину, с интересом оглядываясь, ткнула “вонючку” наманикюренным пальцем и довольно улыбнулась, дожидаясь,…

Подозрения подкреплял запах – удушливый, убивающий надежду. Так пахнет пропитавшаяся кровью шерсть. Сырой землей и железом. Смертью. – Януш, где ты ходишь? – продолжал звать Мартин. Слуга не посмел ослушаться и насколько позволял преклонный возраст, поспешил вниз по ступеням. Страшась увидеть изувеченное тело, Рута, шатаясь, подошла к перилам и перегнулась через них. Первой в глаза бросилась когтистая лапа, безвольно свисающая со стола. Ноги отца успели трансформироваться в человечьи только…

Лето в этом году выдалось сырым, понурым, каким-то безрадостным. А может это с возрастом всё казалось серее и безвкуснее? В детстве-то сильно не обращаешь внимания на погоду, главное вырваться на свободу, подальше от бабушкиных глаз. Не страшен ни дождь, ни снегопад, когда верный товарищ ждёт тебя у забора. Эх, были же времена… Так рассуждал про себя Костя, бредя по мокрому лесу с туеском в руке. Времена беззаботного детства у бабушки в Бирилюссах давно мхом поросли и покрылись сединами на манер…

Он сидел на каменистом песке, не глядя вырисовывая узоры возле своих ног. Его взгляд был направлен на густой хвойный лес, пролегающий за железной дорогой. Ему казалось, что из леса за ним кто-то наблюдает. –Идём. Мальчик перевёл взгляд на руку, протянутую ему. Он вложил свою маленькую ладошку в морщинистую ладонь бабушки и поднялся. Бабушка несла большую корзину, внутри которой хранились маленькое ведёрко и два раскладных ножа: один с отколотым зубчиком лезвия и янтарной рукоятью, а второй…

Как удивительно… может быть так? Нет убогости, жадности нет, Нечем похвастаться и нечем владеть. Нет украшений, нет положений. Может это заведомо ложны стремления? Нет запретов, ограничений, Власти, законов и подчинений. Сколько придумано в мире реальном похожих мучений?! Место далекое все ж не пустое, Нет материального, но есть иное… Куда я иду, мне сложно понять, И можно иль нужно Здесь что-то менять?! И вот просыпаюсь в холодном поту, Был это сон или…

Рассвет. На пляже почти никого не было. Ранья взяла круг и, хитро подмигнув Гранту, поманила его в воду: – Давай, пора учиться плавать. Мужчина забавно сморщил лицо: – Да мне как-то и тут хорошо. Но она взяла его за руку и потащила в воду. Солнце только начинало припекать, тела покрылись мурашками от прохладной воды. Грант натянул на себя круг и плюхнулся в воду, выставив на поверхность только голову и ноги с растопыренными ромашкой пальцами. Ранья плавала вокруг и смеялась. Наконец она решительно…

– Нашли-и-и, – протянул водила и затянулся. – Ходил, горемычный, вокруг сосны в ста метрах от дороги. Весь ободранный, глаза стеклянные. Его одёрнули, мол, чего творишь, паря, а он только зенки таращит. Отвезли болезного в деревню, отпоили самогоном, вроде, очухался. А что было – толком сказать не может, блуждал, говорит, по лесу, своих искал. А сам-то, видать, три дня так и наворачивал круги вокруг той сосны. – Стопудово: обдолбыш, – заявил Денис. – На Воттоваару же всякое отребье лезет: эзотерики-шизотерики,…

А тут прямо тропики. Так душно и тепло, что окна покрылись испариной. Возможно, тому причиной стал и ночной дождь, но факт тепла никто не отменял. – Проснулся, – раздался за спиной голос тетки, ровный такой: ни радости, ни раздражения. – Туалет помнишь где? Конечно, Яшка помнил. Во дворе, за сараем низенькая пристройка с дырой в деревянном полу. Такое неудобство только в деревнях да на дачах бывает. Когда мальчик вернулся, окончательно растрясся сонливость, его взгляд молниеносно оббежав комнату,…

– Привет! – ее глаза останавливаются на мне, а лицо озаряет лучезарная улыбка. Рядом с ней, как всегда, отставая, семенит Полинка. Наша троица снова в сборе. – Привет, – отвечаю я и тут же смущенно опускаю глаза, потому что все, о чем я могу думать в данный момент, – деньги. Я готова попросить ее дать мне в долг сразу же после приветствия, но сдерживаю себя. Тая хоть и умница, но так просто денег не даст. После краткого обмена последними школьными сплетнями, мы вместе идем в класс. Я даже…

Спасибо, что всегда был рядом и поддерживал меня. Я никогда не забуду нашу дружбу и всегда буду благодарна за все мгновения, которые мы провели вместе. С любовью, Альбина. *** Помимо записки, сделавший моё утро, в определённом смысле роковым, конверт содержал вырванный блокнотный лист, содержащий данные от аккаунтов в социальных сетях и писательских платформах, а также пару листов формата А4, с напечатанным на них рассказом. В тот момент мне было вовсе не до него. Я, что было сил, сломя голову…

«С клеймом урода, я взял и бежал из дома Бродячий цирк – мой дом теперь, запомни! И под завязку я злом теперь заполнен Меня уже не держит здесь ни что, прости, мам…» (1) Прости мам… Я закрываю глаза и проваливаюсь в никуда. Теплое, темное, страшное. Я знаю этот запах. Это хлороформ… ***** Мои ноги окоченели. Второй раз за день. Я их просто не чувствую. Также, как и руки. Пытаюсь пошевелить пальцами. Они очень непослушные, как будто налиты свинцом. Но вот по пальцам начинают бегать…