Научная фантастика

Приземистый силуэт доктора растаял в повисшей над Холборном измороси. — Если так работать, не больно-то будешь сыт, — проворчал ему вслед мистер Торндайк. После чего, вновь заулыбавшись, он продолжил свою лекцию для постоянной клиентки: — Следует, впрочем, признать, что башни, пристроенные Реном к Вестминстерскому аббатству, плохо гармонируют с его величием… На углу Холборна, ожидая автобуса среди терпеливо-угрюмой, до нитки промокшей толпы, Бакстер-Браун придерживал рукой оттопыренный карман…

Я помню, как пришла идея рассказа, она пришла, как и все идеи — без помпезных трубных звучаний. Я шел по грязной улице проведать друга, и от нечего делать я начал размышлять, каково было бы оказаться в комнате с зеркальным полом. Образ был настолько интригующим, что написание рассказа стало необходимым. Рассказ был написан не ради денег — я просто хотел лучше увидеть ситуацию. Конечно я не увидел это так хорошо, как хотел; разница между тем что я хочу, что делаю и что в итоге получается существует…

Голос человека на одеяле стал едва различимым. Наконец он совсем прервался и сменился неглубоким ровным дыханием. Сол пошел дальше. Вдоль берега умершего моря тут и там, как выброшенные приливом пустые бутылки, валялись тела спящих людей. Сол видел их всех, лежащих вдоль берега высохшего моря. Один, два, три — все спят по отдельности, большинство в худшем состоянии, чем он сам; у каждого свой тайник с провизией; каждый сам по себе, ибо общение и разговоры ослабляют, а сон идет на пользу. …

И — о, ужас! — он видел, что это он сам копошится и подмигивает самому себе из какой-то другой, жутковатой жизни, то ли еще не прожитой, то ли уже… Не было у т о г о Велеса рабочих рукавов, а была на голове маленькая черная шапочка со свисающей кисточкой, и вот кисточка-то особенно сильно пугала… Впрочем, это все неважно. А важно то, что серию «Происхождение жизни» прикрыли, потому, что Велес так пожелал, и иллюзиониста Ахурамазду загнали в свои пыльные чуланы-запасники, и робопевца Пьюти сдали на…

— Пошел прочь! — ворчу сквозь зубы, и он пятится к танку. Не отводя от меня глаз, нащупывает броню и прыгает в люк. Танк ревет и грохочет по площади, сбрасывает скорость у ворот штаба, бригадный генерал юркает в приоткрывшуюся щель. Трус. На Каниссе такого бы и дня не потерпели. Жду Фриду. На Генерале совсем нет младших офицеров. И уж подавно я не встречал ни одного рядового. Однако войн без солдат не ведут. Диву даешься: отчего наблюдатели до этого не додумались? Думать не умеют, вот что. Не…

Я кивнул головой. — Ийон Тихий? Тот самый… путешественник? — уточнил он еще раз, наклонившись вперед. Он смотрел на меня недоверчиво. — Hу, конечно, — подтвердил я. — Ведь это моя квартира. — Я мог и ошибиться этажом, — буркнул он. Неожиданно он привстал. Торопливо поправил сюртук, видно он намеревался его пригладить, но потом, как бы поняв тщетность этого намерения, выпрямился и сказал: — Я физик. Фамилия моя Мольтерис. Вы обо мне слышали? — Нет. — сказал я. — Это не имеет значения, —…

Парень наморщил лоб, размышляя, а бывают ли вообще одинокие разбойники? Да еще и так близко от столицы, где солдат тьма — попробуй только руки на чужое наложить, тут же ноги протянешь. Значит, просто путник. Ранний путник, спешащий в город по своим делам. Ну, нет тяжелых сумок или мешков за спиной, и что? Будто все в город идут, что бы продать чего. Нет, тут за дубинку хвататься рано — нужно подъехать, на человека посмотреть, парой слов перекинутся, а там и видно будет. Может еще и пару монет выйдет…

— Нельзя ответить однозначно на такой емкий вопрос, господин Шварц, это тема для обстоятельного разговора. Я думаю, что раз человечество вплотную подошло к этой проблеме, то никакие запреты не смогут остановить исследования в этой интереснейшей области. И я считаю, что наука имеет на это право. Ограничения должны касаться вопросов использования научных открытий и изобретений, а останавливать процесс познания неразумно и, кажется, невозможно. — Совершенно с вами согласен — ответил повеселевший Шварц…

– Да нет, – помолчав, ответил Глеб. – Сижу, завидую… – Кому? – Вот ей. – И Глеб указал окурком на стрекозу, украшавшую собой краешек урны. Богорад с интересом посмотрел на молодого технаря, потом на предмет зависти. Граненые глазищи насекомого отливали бирюзой. – Вы со стороны затылка взгляните, – посоветовал Глеб. – А где у нее, простите, затылок? – А нету. Одни глаза. Под ними, как видите, пусто. – Это что же вы… безмозглости…

— Сначала пусть ноги раздвинут, а потом и голоса послушаем? — Василий Петрович смеются: хи-хи-хи, ха-ха-ха. И я смеюсь. А чего не посмеяться? Шутка хоть и добротно бородата и пылью рассыпалась, такая древняя, но… смеюсь: ха-ха-ха, хи-хи-хи! — Конечно, конечно, Василий Петрович! Сорок восемь поз! Каждая девочка знает, каждая умеет! — Поживём, увидим. Юная кидо ласкает струны обтянутого собачьей кожей сямисена. Музыка нежна, как лепесток лотоса, прожёванный мясорубкой. Для юной кидо искусство-гей…

— Не столько мостки там широкие, сколько умишко у тебя узенький. Догадаться он не мог! Небось, сам поесть не забыл, — совсем уж грубо вставил Шарыгин. — Хватит ссориться, — заволновалась хозяйка. — Вечно вас, Костя, мир с Павлом не берет. — И напрасно вы, Шарыгин, думаете, будто Павел Семенович плохо к животным относится. Просто у вас к нему, как к доценту, никакого уважения нет, — вступилась молодая аспирантка Ниночка Безо. — А если хотите знать, это именно он научил их музыку слушать. …

Но то, что она сказала на самом деле, было куда хуже. — Ты записываешь себя, Гус? — спросила Эланор. — У тебя есть библиотекарь? Вот, подумал он, вот минута, чтобы уйти. Опрокинуть все это и вернуться на улицу — протореальную улицу. И забыть. — Ты знаешь, — сказал он, продолжая сидеть, — что слово «реальность» когда-то действительно означало протореальное — не проекции, не симуляции, но подлинную действительность. Только затем появилась виртуальная реальность, и, разумеется, когда возникло…

Больше года Узе оставалась на орбите. Она не бездельничала: это время ее создатели выделили для испытаний. Крошечная пилотируемая станция двигалась по орбите следом, и с нее по радиоканалу поступал бесконечный поток инструкций и заданий. Большинство задач касалось баллистики. Сближения по гиперболической траектории, эллипсы перехода и тому подобное. Но часто случалось так, что Узе приходилось использовать собственный телескоп и спектрометр, чтобы определить необходимые параметры. Типичное задание:…

Он продолжил это позднее, тем временем стал специалистом в области геодинамики, располагал некоторыми знаниями в геодезии, минералогии и геохимии — и он не жаждал закончить свою карьеру в тесной шлюзовой камере вспомогательной ракеты. Веккер с трудом вернулся в кабину пилотов. Он застал Далберга, как и оставил его: сидящим выпрямившись за пультом управления, сконцентрировавшегося, выпятившего атлетическую грудь, держащего упругие руки на приборах. — Проблемы, Гарри? Может быть дефект? Далберг…

Страница 8: …Последним в перечне и наименее достоверным риском является замеченная отделом мониторинга неустойчивость погоды, сейсмическая напряженность и активизация естественных природных аномалий в зонах, уже охваченных Системой. По наблюдениям сотрудников отдела наибольший процент труднообъяснимых природных феноменов наблюдается вблизи главных ретрансляционных узлов «Водолея» и региональных энергетических станций. Пока никакой убедительной версии, объясняющей возникновение нестандартных ситуаций…

– Сиди, ломальщик, – Игнат Платонович развернулся в сторону раздухарившегося мальчишки. – Не ты их сюда доставил, не тебе и ломать. – А я, зато, их охранять буду, – Гена не очень логично, зато победно оглядел класс, глядящий на него с откровенной завистью. Все знали, что Генкин отец служил в бригаде Организации Объединенных Миров, патрулирующей периметры зон Исключения. – Как мой папа. Когда вырасту. Класс благоговейно притих. Служить в бригаде ООМ и пусть изредка, пусть издалека, но видеть загадочные…

Сквернословящая тощая мерзавка. Дерганая, похожая на пучок спиц или скрученный ребенком моток проволоки. Я порадовался, что остальные не вернулись и не слышат сказанного. – Белый унитаз. Белая раковина. Белые полотенца. Белые тюбики. Белая ванна. Белая плитка. Белый пол. Белый потолок. Белая щетка, – перечисляла Стар, загибая пальцы и шагая по очистившемуся углу комнаты, где раньше находилась ее станция. – Все стерильное и белое . Я могу испачкать их грязью, разбить стаканы, залепить туалетной…

2 Что-то вроде ревности кольнуло Ретту, когда на грудь ее спутнику бросилась эта красивая, сверкающая молодостью женщина. Почти месяц она ощущала полный душевный комфорт под его покровительством, согреваемая теплом его необъятной спины во время ночевок. И вот, здрасте! Рядом с этой красавицей она просто замухрышка. Но печаль длилась недолго. Обильно омочив бороду усталого путника хрустальными слезами радости, красавица обратила свой сияющий взор и на его спутницу. - Папка, тебе удалось!…

Капитан поднял голову. — У нас своих достаточно, — сказал доктор. Достал из мешка банку тушенки, подкинул. — Поделиться можем. — Я бы не делал здесь привала, — упрямо сказал сержант. Доктор уронил банку. — У меня уже ноги не ходят, — сказал он. — А чем это место плохое? — спросил стажер. — Тихо, спокойно. — Обычно ленки, побывав в доме, забирают все продукты, — пояснил капитан. — Легенды, — сказал стажер. — Они же травоядные. — Возможно, — сухо сказал капитан. — Задержимся здесь.…

А идиоты, подобные Оуэн-Кларку, еще твердят об их исключительности. Окруженный нежными заботами жены мистер Морчек почувствовал, как головная боль медленно отступает. Мира не завтракала. Он знал: она ест раньше, чтобы потом, не отвлекаясь, кормить его. В таких вот мелочах и заключалась огромная разница между ней и примитивной женой Оуэн-Кларка. — Джордж говорит, что у тебя замедленная реакция. — Да? — чуть помолчав, отозвалась она. — Эти примитивисты воображают, что знают все на свете. …