Научная фантастика

- Ты что, был там? - Подоспел к самому занавесу. Не успело облако распасться, как я атаковал пятую. Повезло мне. Вот и все. - Кто же эти пятеро? - Даже не знаю, - Стоун помолчал. - Все дело в том, что корабли-то наши, почти как патрульные, но без опознавательных знаков. А вот откуда они и кто их вел - не знаю. Пусть над этим ломают свои крепкие головы там. - Он показал большим пальцем вверх. И, пожав Колинзу руку, он зашагал в сторону гостиницы. Внезапно Стоун остановился, обернулся и крикнул:…

Жил на Актинурии молодой изобретатель по имени Пирон, который навострился тянуть из платины проволоку до того тонкую, что годилась на сети для ловли облаков. Изобрел он и проволочный телеграф, а потом такой тонюсенький вытянул проводочек, что уже его не было; так появился беспроволочный телеграф. Надеждой исполнились палатиниды, решив, что теперь-то сплетут они заговор. Но хитрец Архиторий подслушивал все разговоры, в каждой из своих шестисот рук держа платиновый проводник, и знал, о чем говорят…

– Какая догадка? – спросил Ложкин. – А что, подумал я, – ответил Минц, – если в информации закодированы не приказы, не разрешения, а запреты? Представьте себе ребенка. Он видит кучу шоколадных конфет, которые выложили на стол, потому что родители ждут к чаю любимую тетю. Ребенок топает к столу и тянет свою лапку к конфете. Ну ладно, одну ему еще разрешают съесть. А как потянулся за второй, ему сразу – шлеп по ручке! Остановись. Конфеты плохо влияют на здоровье и вызывают диатез. Может, в самом…

* * * Техники, как известно, опаздывают, но этот, в «плётке», видимо, был какой-то особенный: прибыл быстро, как обещал. От кофе вежливо отказался, раскрыл сумку и принялся выкладывать на стол разные диковинные инструменты. Директор откашлялся. За пять лет он начисто отвык говорить на работе с живыми людьми. – И долго вы ее плели? – поинтересовался он наконец. Юноша вопросительно посмотрел на директора, потом понял, что речь идет об его уникальной маечке. – Вообще-то долго, – со вздохом…

Так бы и оставаться Алялину гениальным теоретиком, если бы помощь неожиданно не пришла из-за границы. Неизвестный благотворитель, отрекомендовавшийся крупным финансистом из Инфернити, «это в Штатах», весьма внимательно следящий за современной наукой, предложил академику почти миллиард долларов и помощь в обустройстве лаборатории в подмосковном Жуковском. С одним лишь условием – все результаты должны храниться в тайне и принадлежать лично финансисту. «Почему бы и нет? – подумал академик. – По крайней…

– Нет. Плюнул, и поехал домой, к тебе… – Сегодня случилось кое-что… – она подняла на меня полные слез глаза. – Что? – Меня охватило дурное предчувствие. Сейчас она закатит глаза, будет говорить все быстрее и быстрее, потом начнет метаться по комнатам и кричать. А я буду чувствовать, что виноват перед ней. Нелепое чувство. Бессмысленное, как сама жизнь в привычном человеческом понимании. – Олеся… – сказала она и замолчала. – Что Олеся? – Впрочем, я знал ответ. Олеся была ее лучшей подругой.…

– Ты… ты хочешь ее задействовать? – Не знаю. – Погоди немного, – голос Кэт задрожал, – давай хотя бы поговорим пару минут. – О чем? – Ты же знаешь, если я не буду рядом, в радиусе метра, она не подействует на меня. И я… я останусь здесь. Раньше она как-то не горела желанием оказаться со мной рядом, а теперь – пожалуйста. Что ж, стоит мне только ткнуть капсулу, терминал откроется, и мы больше никогда не встретимся с сержантом Арцыбашевой. – Сережа, ты помнишь Сириус?.. Сентиментальность…

— Катя, Катенька, не волнуйся, милая, все будет хорошо… И, хотя я был готов к тому, что хорошо уже никогда не будет, ее смерть стала для меня ударом. Жить без нее. Какая досадная глупость. Кому-то подобное, возможно, и удалось бы, он нашел бы в этом мире свое уютное местечко под солнцем, сформировал свою маленькую ложь, что у него когда-то все еще может быть хорошо, возможно даже жил бы с какой-то женщиной, исключительно для того, чтобы забыть свою настоящую жену… Но только не я. Я жаждал одного.…

Но в прихожей никого не оказалось. Незнакомец таинственным образом дематериализовался, чем привел Петра Ильича в состояние глубокой растерянности. На деревянных ногах, прямой, как шпала, он проследовал в комнату и рухнул в кресло, размышляя о том, что где-то в его мозгу, прежде таком здоровом, должно быть, пролегла глубокая трещина. Следом за первым визитом последовали другие. Пришельцы вели себя вызывающе нагло. Хозяина квартиры игнорировали напрочь – то ли не слышали его возмущенные крики,…

– Ну, что ж, юноша, успеха нам... и вам. – Конструктор смущенно улыбнулся – его тревожило чувство вины – и направился к бункеру. Стародуб и прочие наблюдатели в погонах потянулись следом. Полковник по пути обернулся, глянул на испытателя в последний раз. В глубине души он был уверен, что корабль разнесет сразу после старта, или он канет в небытие, как две предыдущих беспилотных модели – предполагалось, что они аннигилировали. А Иванов захлопнул «забрало» скафандра и полез в ракету. Внутри…

Да где же она?! Демиург замер на пороге, пребывая в недоумении. Потом хлопнул себя по лбу: все время забываю, смертным необходимо время от времени справлять естественные надобности. Против посещения демиургом ее туалетной комнаты Милания сильно возражала. Никак не удавалось убедить дурищу, что процесс избавления организма от продуктов переработки – тоже его рук дело, а посему смущаться его визитов не стоит. Девица каждый раз принималась вопить дурным голосом и не могла успокоиться нескольку часов…

— Я вас провожу, — взял меня под локоть тот, что помоложе, с открытым приятным лицом. — Не надо, — отказался я, высвобождая локоть, — сам дойду. — Надо, надо, — мягко сказал он. — Я помогу вам, вы не волнуйтесь. Тут я заметил, что врачи и толстый фельдшер как-то странно переглядываются. Словно знают что-то такое, о чем я и представления не имею. — Пока, С-серега, — проговорил фельдшер с какой-то слишком торжественной интонацией и поднял руку — прощался. — Увидимся еще, — сказал я. …

«Братцы, — наконец не выдержал капитан, — не томите, выкладывайте все подчистую». «А ты сам слетай, посмотри», — Веня ему отвечает. Капитан Дедюхин был человек простой, и с ним в разговорах особенно не церемонились. Вообще, у нас на «Мичурине» народ подобрался бывалый, шляпы ни перед кем не снимали. А уж фуями да (223)пами сыпали не жалея. Но этих будто бы подменили. И ведь видно — хочется ребятам сказать, и вот-вот, вроде бы, скажут, но вместо слов — одни слюни и глупый щенячий смех. …

Усольцев долго смотрел на неприступную гору, мучимый стыдом. Он, геолог, исследователь, отступил, дрожа от страха, в тот самый момент, когда, казалось, был близок к успеху. И это он, о ком говорили как о неутомимом и стойком исследователе Тянь-Шаня! Как хорошо, что он поехал один, без помощников! Никто не был свидетелем его страха. Усольцев невольно огляделся кругом, но палящий простор был безлюден – только широкие волны ветра шли по заросшей чием степи и лиловатое марево неподвижно висело над уходившей…

— Ну, так я именно свалился, а не грохнулся, а бодрости было хоть отбавляй! Вспомнил вдруг, что этот сорок первый шурф пересек край порфиритовой дайки, и поспешил за контрольным образцом… проверить свою догадку! — Так, так! А лет вам сколько? — Сорок один. — Ого, сорок один год, и шурф тоже сорок первый — для суеверного человека тут… — А я не суеверен! — ответил геолог с едкой насмешкой, встретил проницательный взгляд врача и понял, что хирург изучает его психологически, вероятно, чтобы убедиться…

Путешествие к Тау Кита было задумано как полет поколений по системе Беллинга-Роде. Это означало, что стартующий в Солнечной Системе экипаж из тридцати двух человек, первое поколение путешественников, начальные двадцать пять лет путешествия будет обслуживать оборудование корабля, одновременно дав начало второму поколению, родив детей и обучив их специальностям необходимым на корабле. Все было запланировано достаточно строго. Шестнадцать мужчин и шестнадцать женщин, отобранных по физическим данным…

– Путник! – начал один из прибывших. – Мы знаем, ты сделал это не нарочно, но своим прибытием на эту планету ты доставил нам неприятности. Весть о тебе разошлась по городу, теперь тебя не скроешь. Тебе придется помочь нам. Мы должны овладеть ситуацией. Нам грозит переворот, последствия которого окажутся гибельными для цивилизации! – Не понимаю, при чем здесь мое появление? Второй из прибывших головастиков безуспешно пытался почесать затылок, но рука его не доставала так высоко. – Ты не…

– Шеф, полная безопасность по всем параметрам. Можно выходить. Голос робота-анализатора стряхнул легкую дрему. Я с удовольствием потянулся в пилотском кресле, разгоняя приятную истому по затекшим, застоявшимся без работы мышцам и суставам, затем уставился в экран обзора. Вид на экране был прекрасен. Прямо передо мной вдаль уходила бескрайняя степь, сплошь покрытая ровным, словно постриженным газонокосилкой, травяным ковром, причудливо переливавшимся под порывами легкого ветерка желтыми и зелеными…

Когда часы на стене отзванивали приход вечера, они с мамой ужинали и долго пили чай с вареньем. И опять мама мыла посуду, а перед сном читала сыну книжки. Вскоре он засыпал, а мама оставалась ещё почитать, но уже не сказки, а свои толстые книги с маленькими и трудными буквами. Так время и шло, заполненное по преимуществу мытьём посуды. Случалось, что после обеда мама затевала стирку. Ванна наполнялась мокрым бельём, запах мыла и порошка вырывался в прихожую. Мама колдовала над тазом, красная…

Это будущее, которого еще нет. Ты можешь думать, что все это фальшивка. Очередной дешевый рекламный трюк. Бред. Ты можешь сказать, что это невозможно. Так говорили ацтеки, когда испанцы грабили храм Кетцалькоатля. Так говорили индейцы навахо, когда первые поселенцы вторглись в их леса. Так говорили все, когда атомный гриб вырос над Хиросимой. Так говорят, когда мир стоит на пороге необратимого изменения: «Это невозможно!» Здесь я соглашусь с тобой. Да, сегодня – невозможно. Но завтра, когда ты…