Прочие приключения

— Амед и есть… Амед! Ты это? Амед… душа моя!.. — Амед! «Да растворятся врата твоего безмолвия!» Чего ты, как соловей, у которого кошки хвост отъели!.. Скажи слово!.. Ты ли это? Что случилось с тобою? Откуда ты коня такого добыл? — После, после, — теперь не до вас. А коня этого, — не выдержал он, — отнял я у князя Хатхуа. Пустите, я тороплюсь!.. — Куда ты? К себе? Они знали, что в Дербенте у Курбан-Аги свой дом. — Нет, к коменданту. — Поди, переоденься, разве можно так являться? Тебя не…

— Привет джамаату… Я пришёл к вам из вольной Кабарды узнать, не ткут ли у вас мужчины холстов, и не стали ли женщины носить за них ружья и кинжалы. Старик Гассан вспыхнул. Его подслеповатые глаза загорелись молодым блеском. Он поднялся и громко заговорил, обращаясь к узденю: — Лезгинские женщины не раз учили кабардинских князей храбрости, и, во всяком случае, ни у одной лезгинской матери не могло быть сына, не знающего, что когда старики молчат, — молодым щенкам лаять не следует. Свита…

Джансеид вступился за друга, заметив слёзы на глазах Аслан-Коз. — Чего вы напали на него? Виноват он разве, что у него шашка зазубрилась. Нашим шашкам давно ведь не было дела. Не мудрено! Не опускай головы, Селим. Я сейчас приведу тебе нового барана. Только возьми мою шашку и оставь её себе. Но раньше, чем он пошёл за животным, Аслан-Коз крикнула сверху: — Я сама приведу его, погодите. Селим всем вам докажет, что не у него, а у вас пряжи в руках. Молодой человек вспыхнул и оправился, услышав…

Джансеид, Хатхуа и Селим вышли к дверям, не желая поддаваться этому исступлению, надолго ослабляющему тело, и сели у порога. Солнце уже ярко светило на площадь джамаата; все её камни блистали под лучами. Дерево посреди гудекана вздрагивало, точно каждый листок его хотел вволю напиться тепла и света, и тысячи птиц возились и щебетали в его чаще. Долины и ущелья были теперь видны во всей прелести, в пышном уборе весенней растительности, в эмалевой отделке обрушивавшихся туда утёсов, в серебряных нитях…

1902

Он опять поднял голову вверх… Под перебегающим красным блеском факелов видны были конвульсии его лица и порывистое дыхание исцарапанной груди… — Я падал перед Аллахом во прах… Целые часы я лежал перед ним, и Всемогущий не явился мне! Я в скорби и смятении призывал пророка, но и он не посетил меня… Я разодрал тело своё ногтями, я грязью посыпал главу, я уничижался перед младшими пророками, я взывал к четвёртому из имамов Зейн аль-Абидину, — но все они были глухи. Ни один голос с высоты не раздавался…

Крепостные лазареты того времени не походили на нынешние как кавказская старая крепость — на современные нам гигантские оборонительные сооружения. В тридцатых и сороковых годах брали более уходом, чем медициной, надеялись на природу и на милость Божью, да, пожалуй, ещё на хинин. Хинин в горах и в Грузии истреблялся в неимоверных количествах, других же лекарств часто и не знали. Медиков-специалистов почти не было: один и тот же мундирный эскулап и ногу резал, и глаз пользовал. Так и в Самурском укреплении…

– Пулеметы и пушки тоже по недостатку опыта не завезли, товарищ полковник? – поинтересовался тот. – А вот тут уже ваше поле деятельности, товарищ Ракутин! – отрезал инженер. – Соответствующие распоряжения были своевременно отданы, и с мест даже отчитались об исполнении. Где-то совершенно искренне – вы и сами это видели. А вот отчего в подобных случаях народ откровенно врал – тут уж вы сами и разбирайтесь! Я этого понять не могу! Почему своевременно наверх не доложили? Что, элементарное чувство…

Большинство торговцев прекрасно знали Марго, она обожала выбирать в их рядах, выбирать все самое-самое и дарить улыбки. Они перекидывались шутками, и вопросами о делах, и Марго узнавала о новостях, о бедах и радостях — «у Саломеи родился ребенок, а беднягу Киприана ограбили. Иоаким бросил жену и ушел в море. Пришел корабль из Малаги, а, значит, у Анны снова будут танцы» — и словно каравелла, проходила через ряды, ведомая только ей известным курсом. В который раз она обратила внимание на лавку с керамикой,…

— Дзе Хол? — адразу-ж запытаўся Сьпілен. Ён гаварыў борзда і рэзкім голасам. Джэры заўважыў, што ён вельмі непакоіцца, нэрвуе і што жонка яго моцна ўстрывожана. Яна была худая, вялая, хваравітая жанчына. Вечная цяжкая праца пакінула выразны сьлед на яе твары. Гэта было тое-ж самае жыцьцё і тая-ж работа, якая сагнула плечы яе мужа, зрабіла вузлаватымі яго рукі і пабяліла яго валасы сівымі пасмамі. — Ён пашоў на палязаньне ў «Кульгавую Карову», — адказаў Джэры;—Вы хочаце пераехаць на другі бок?…

Пасьля такога вобразнага адказу Буб як ня трэба лепш зразумеў усё і сумна матнуў галавою. — Лепш нам памерці, чым папасьціся ў Сібір, — сказаў адзін з грабцоў.—Яны вышлюць нас на саляныя капальні і прымусяць працаваць да самай сьмерці. І сьвету белага ня ўбачыш. Я чуў пра аднаго. чалавека, які быў прыкуты ланцугамі да свайго таварыша, а таварыш памёр. І яны абодвы былі скутыя разам. А не, дык вышлюць на капальні па здабываньні жывога срэбра, а там ад сьліны памрэш. Хай мяне павесяць, а сьлініцца…

Северный ветер поземкой заносит едва различимые следы былого, навсегда хороня их в прошлом, очищая пространства для будущего, стремительно летящего вперед, неизвестного и манящего… Осень 1941 года здесь, в енисейской тайге, на первый взгляд ничем не отличалась от всех предыдущих. Лист на осинах налился багровым цветом, потрепыхался на студеном ветру да и полетел в пожухшие травы. Утки да гуси косяками прошли с северов на китайский рис, зимовать. Бабы по деревням рожали по осени, как положено…

Однажды ушел с вольными ушкуйниками на пяти ладьях по хмурой Онеге. Мыслили ушкуйники плыть Полунощным морем дальше Печоры и Каменного пояса, где не был никто из людей. Ушли и не стало от них вестей. Боярин указал принести для хворого подушки и всю ночь пытал его о виденном. В покоях застоялся запах зимы и пересохшего мха. Чадили свечи, и на стенах колыхались тени. Сказал боярину непутевый торгаш: — Телу надобна пища, чтобы сохранить силу, нужна пища глазам, чтобы хранили они огонь жизни…

Через год Алексей вновь держал вступительные экзамены, на этот раз более удачно, и был зачислен в пединститут. Начиная со второго курса, он ежегодно выезжал на малоизученные Шантарские острова для ведения полевых физико-географических исследований. Эти исследования легли в основу его дипломной работы. Она была настолько интересной, что ее напечатали в вестнике Географического общества СССР, а автору присвоили ученую степень кандидата географических наук. Алексею предложили работать на кафедре физической…

— Очень мн жаль, тетя Полли, но, знаете, пусть уже извинятъ… не хочется мн въ этотъ разъ. Тетю Полли до того ошеломила подобная хладнокровная наглость, что она простояла цлыя полминуты безъ голоса, — чмъ я воспользовался, чтобы толкнуть Тома и шепнуть ему: — Рехнулся ты, что ли? Пропускаешь такой славный случай! Но онъ не смутился и шепчетъ мн въ отвтъ: — Геккъ Финнъ, по твоему, мн надо выказать ей, что я радъ удрать отсюда? Да она тогда сейчасъ же начнетъ раздумывать и представитъ себ всякія…

— Да, очень часто. — А как часто? — Вероятно, несколько сот раз. — В таком случае, ты, конечно, можешь мне сказать, сколько всех ступеней? — Сколько? Не имею ни малейшего понятия. — Видишь ли, и в данном случае ты видел, но не наблюдал. Вот это-то я и хочу сказать. Я знаю отлично, что эта лестница имеет семнадцать ступеней, и знаю, потому что не только видел, но и наблюдал. A propo [1] , так как я знаю, что ты интересуешься моими уголовными приключениями, ты был даже так любезен, что…

Е. Акулов ВОЛКИ Глава первая Третий день пробирался он от железнодорожного разъезда в родные места, третий день тяжело билось сердце старого каина. Билось от перенапряжения. Обширными и щепетильными были планы Дементия Максимовича Сволина. Человек он был из тех, о ком в народе говорят: «По бороде хоть в рай, а по делам — ай-ай!» Стоял конец августа, а погода явно не баловала уральцев: вторую декаду не переставали идти надоедливые дожди. «Вот-те и август выдался, — давался…

Он поселился с нею возле истоков Рио Чико, раскорчевал землю под плантацию бананов и завел шестерых детей, из которых дочь Лолита самая старшая. Сеньор Симпсон закупал в городе провизию, когда туда на корабле прибыл Терстон. Я видел, как они встретились на этой веранде, сеньор, а так же я был рядом с ними тремя ночами позже, когда Лолита танцевала флуенситу при свете пылающих факелов и был подписан приговор гринго Терстону. Гринго возвышался над Симпсоном на целую голову. Он обрушил на него…

Андрей встал, потянулся, сбросил гимнастерку, майку и стал умываться. У него было худое, мускулистое тело, белокурые волосы, холодноватые, серые с голубизной глаза. На высоком лбу, опускаясь к левой брови, светлел косой шрам. Тонкие губы и твердый изгиб подбородка говорили о воле и упрямстве этого человека. Бывший колхозный агроном, донской казак Андрей Одинцов стал разведчиком в 1940 году, во время войны с белофиннами. Профессия разведчика увлекла его своей романтикой, благородным риском, безграничными…