Юмор

Hy и мелочи. Их всегда хватает и везде, но есть книги, где мелкие несуразности скрадываются напряжением сюжета, или мастерством рассказчика. В «Нисхождении Кольце» их скрывать нечему. То бравый хоббит закупает в оружейной лавке семьдесят эльфийских стрел и еще пучок «обычных тисовых» и без труда умещает весь этот арсенал в один колчан. То гномы сначала «не умеют тихо ходить по лесу», а через десять страниц подкрадываются и снимают отнюдь не дремлющих часовых, то у тех же гномов на протяжении чуть…

Многие интересовались, почему это Василий Александрович изображен в таком, мягко говоря, несколько странноватом виде. На что Михаил Егорович всегда отвечал: — Фантазия художника, знаете ли. Но отражает суть натуры. Да, признаться, и взял недорого. Михаил Егорович часто рассказывал сотрудникам о последних минутах: — Он уже поднялся в воздух. И крикнул мне, знаете ли, в каком-то, я бы даже сказал, ажиотаже: «За мной! На приступ!» И я, знаете ли, чуть было не полетел вместе с ним. Но в последний…

— Воронежский скорый мимо пробегает, а у вас, папаша, в окнах по фронту канареечная птица и герань стоит, что царское мещанство. Читали, небось, газеты, что теперь красивая, зажиточная жизнь на первом плане, значит всякое обилие. — Какое же, говорю, я тебе еще обилие выставлю?! Разве поросенка за ножку в окне привяжу?! Поморщился. — Опять, папаша, отвечает, совсем не то. Экий вы, извините, политически неграмотный. Поймите, у вас полустанок, значит красный транспорт, а не сельская выставка. Герань…

Еще клубятся повсюду синие некрещеные младенцы, вурдалаки, упыри и шишиги — но уже раскрыт клюв доброго русского петуха — вот-вот грянет победный крик его! А что это за нечистая сила, разыгравшаяся на Руси, — тому следуют пункты.

Писатель Кукушкин с отчаянием в глазах почесал затылок и огляделся: — А где тут у вас корзина? — Вот она, — указал издатель. Писатель Кукушкин бросил свою рукопись в корзину, вытер носовым платком мокрое лицо и лаконично спросил: — О чём нужно? — Первее всего теперь читается естествознание и исторические книги. Пиши, брат Кукушкин, что-нибудь там о боярах, о жизни мух разных… — А аванс дадите? — Под боярина дам. Под муху дам. А под упругие бедра не дам! И под «всё завертелось» не дам!!!…

В камере послышалось хихиканье публики. — Замолчите, г. Вопягин! — закричал судья. — Что вы мне такое рассказываете! Судье вовсе не нужно знать этого… Впрочем, ваше откровенное сознание и непреднамеренность преступления спасают вас от заслуженного штрафа. Ступайте! Вопягин повернулся и пошел к дверям. — Еще один вопрос, — остановил его судья, что-то записывая. — Где находится это… место? — В двух верстах от Сутугинских дач, у рощи. Вы перейдете мост, г. судья, пройдете мимо поваленного дерева,…

Последнее место, куда я заехал, был банк. Закончив в несколько минут свои дела, я вышел на улицу, вскочил в пролетку и приказал извозчику ехать домой. Он ударил по лошадям и, пошевелившись на козлах (я никогда не забуду этой минуты…), медленно обернул ко мне свое лицо. — Куда прикажете? — спросил извозчик, глядя на меня исподлобья. Я вскрикнул и закрыл в ужасе лицо руками: на меня смотрело бородатое, старообразное лицо с длинными усами и морщинами на щеках. До сих пор я твердо помню, что между…

Я помолчал немного и равнодушно добавил: — Потом слона видел. Он что-то орал и хоботом пожрал всех наших жильцов. Мать только что собралась изумиться красочности и разнообразию моих грез, как на парадных дверях прозвенел резкий звонок. — Пойди, открой, — сказала мать. — Я швейцара услала. Я вскочил, помчался, издавая громкие, пронзительные, но совершенно бесцельные крики, подбежал к стеклянным дверям и… остановился в изумлении: за ними было совершенно темно, будто бы неожиданно вернулась…

Правда, в подобном поведении стюардесс есть кое-какие смягчающие обстоятельства. Дело в том, что большинство мужчин чувствует себя не в своей тарелке, оставшись без тиранической любви жен. И лишь возобновление женской власти дает им ощущение твердой почвы под ногами. Как бы возвращает их к матери-земле, но в иной, новой и притом привлекательной форме… Каждый раз, предпринимая воздушное путешествие, я даю себе слово не соглашаться на эту чепуху с ремнями. Стоит, однако, появиться стюардессе и обнажить…

— Но… у жены есть туалетный столик… его некуда тут поставить… — Как некуда? А на ваш письменный стол. Такой огромный дурак, — неужели он не сможет сдержать этого крошки… И преудобно будет: жена ваша взбирается на письменный стол (вы ее можете и подсадить) и садится за туалетный столик, причесываться или что она там делает, вы у ее ног сидите, работаете, а на другом конце стола может сидеть ваш брат и есть в это время колбасу. — Нет, так неудобно… Жена любит, чтобы из спальни был ход прямо в ванную……

— Ну, что вы! Причем тут истязания. Вон даже клоуны, которые выводят дрессированных петухов и крыс — и те действуют лаской. — Ну, что там ваша ласка! Если и добиваются лаской, так пустяков — петух, потянув клювом веревку, стреляет из пистолета, а крыса расхаживает в костюме начальника станции. Вот вам и вся ласка. А здесь — маленький мальчуган дирижирует симфоническим оркестром! Этого лаской не добьешься. — Значит, по вашему, его родители истязали? — А позвольте! Зачем бы иначе в эту историю…

В три часа он мчится на биржу, сокрушается о гибели корабля, оплакивает судьбу собрата — жертвы банкротства, дает приказ о покупке и продаже ренты, выслушивает или распространяет ложные слухи. В пять часов он присутствует на собрании акционеров. В шесть часов он за туалетом. В семь часов он обедает у Вэри или у «Провансальских братьев». В девять часов он в ложе театра Буфф или Оперы. В полночь он бросает столбики золота на карточный стол или отваживается на тур вальса с богатой наследницей.…

Горе гражданам, остающимся в Париже по воскресеньям в хорошую погоду. Нет ничего более печального; утром — в городе движение: все уезжают за город; днем — вместо обычного шума везде тишина; вечером — запертые лавки, пустые и унылые улицы, свидетельствующие о том, что большинство жителей в отъезде. Но так как воскресный день не длиннее остальных, он, как и остальные дни, кончается в полночь, и в этот час возрождаются движение, толкотня и шум — характерные элементы, составляющие очарование больших…

..... Прошел год. После бойни — победа; после победы — дележ; и тогда победителей оказывается больше, чем было сражавшихся. Таков обычай всякой войны. Отпраздновали годовщину, и на празднествах живые пожинали славу павших. Это тоже обычай. В этот торжественный день три наших храбреца встретились во второй раз. Никто из них не участвовал в торжестве, однако все трое вновь свиделись в этот день... На этот раз встреча произошла в убежище правонарушителей и злоумышленников — под тюремными сводами,…

На следующий день в семь часов вечера я уже был в бальном костюме. Свидание вызывает во мне те же переживания, что и самый бурный контрданс, вот почему в этих случаях я всегда одеваюсь, как на бал. Явившись на площадь Пале-Руаяль, я заметил там какую-то группу людей; мне нужно было убить целый час, вот я и подошел поближе и дополнил это общество своей особой, обутой в узкие башмаки. Но едва я хотел обратиться к кому-нибудь с обычным вопросом вновь прибывшего, как на меня обрушилась мощная водяная…

Молодой человек. Четвертку мерилендского табаку, пожалуйста. Господин Мушине. Сейчас такого нет: остался только обыкновенный табак, сударь... Молодой человек уходит. — Боже мой! Видишь, жена, он хотел меня прощупать, этот негодяй! Но я тоже здорово провел его! — Да скажи, наконец, Мушине, в каком квартале бунтуют? — Бунт еще не начался, женушка. Но все-таки приготовь мой мундир, а то, дай им только волю, они, чего доброго, назначат на вечер собрания выборщиков и провозгласят республику…

Это происходило в Китае, вскоре после нашествия татар. Я называю татарами то полчище разбойников с плоскими носами, которое во главе со своим вождем перескочило в один прекрасный день через великую стену (о! это был поистине прекрасный день!) и ринулось на империю Конфуция, чтобы разодрать ее в клочки; поскольку эти скоты страшно изголодались, обычные ресурсы не могли их удовлетворить. Были введены новые налоги, и введены они были на все решительно. Китаец не мог шагу ступить, слова сказать, даже…

Доктровея-Бальбина Всеотбога — женщина пятидесяти восьми лет, маленькая, кругленькая; лицо у нее цветущее и спокойное, выражение блаженное, вид заискивающий, степенный, болтовня ее носит мистический характер: в ее устах и сплетня хранит в себе оттенок апостольский, римско-католический. Это тип — средний между привратницей и настоящей святошей. Мадам Всеотбога дает напрокат стулья в церкви миссионеров. Стоит посмотреть, как она в воскресенье за поздней обедней выполняет свои полужреческие обязанности…

Министр пристально взглянул на говорившего «Глобиста» [3] и ответил: — Это весьма дельно. — Что вас останавливает? — воскликнул какой-то господин, по виду канонир национальной гвардии. — Нужно избавиться от всех недовольных! Оказывая помощь Бельгии, вы получите места и раздадите их. Предприняв войну, вы добьетесь мира внутри страны и пойдете вперед... Иначе вы погибнете! — Ох!.. — сказал министр. Все четверо, один за другим, схватили бедного человека и встряхнули его так основательно,…