Книги из серии "Рассказы"

– Так зачем вам нужен Юпитер? – упрямо переспросил Министр. – Ламберж… – У вас война с Ламбержем? – Это не важно. – Да ведь если вы и вправду затеваете войну и с нашей помощью создадите на Юпитере укрепленную базу, народ Ламбержа может расценить нас как ваших союзников и обрушить на нас свою мощь. Земляне не могут позволить втянуть себя в такую неприятную историю. – Я не собираюсь вас ни во что втягивать. Даю честное слово, что вашей расе не будет причинено никакого вреда. Конечно, – тут симулакрум…

– В этом-то все и дело, – серьезно проговорила Грейси. – Дилэнси и Гортензия могут привезти своего робота, который сделает все необходимое. Ты же знаешь, они не слишком высокого мнения о Родни, они будут только рады продемонстрировать, на что способен их робот, а Родни немного отдохнет. – Если тебе это доставит удовольствие, – проворчал я, – пусть отдыхает. В конце концов, речь идет всего о трех днях. Но я не хочу, чтобы Родни думал, будто он будет получать выходные регулярно. Еще одна шутка,…

– А больше ничего и не остается. Если вы начнете толковать о политике и социологии после кульминации, читатель у вас заснет. – Но я же пытаюсь доказать вам, что вы ошибаетесь. И я могу это доказать. Какой прок от разговоров, когда я условился о научном эксперименте… – О каком еще эксперименте? – Хоскинс снова обратился к секретарше: – Как вам это нравится, мисс Кейн? Он уже вообразил себя одним из своих героев. – Так уж вышло, что я знаком с одним ученым. – С кем именно? – С доктором Арпдтом…

Долгие часы работы в молодости сделали из меня рядового бизнесмена, привыкшего всего добиваться своими руками. Лишь с Элен моя жизнь перестала быть пресной и скучной, однако все кончилось через три до боли коротких года. Что касается Цинтии, то она выросла в роскоши и пользовалась всеми благами, которые могут предоставить деньги. Она трижды выходила замуж, с одним мужем развелась и пережила остальных двух. У меня создалось впечатление, что все они были состоятельными людьми, как и она сама. К…

Сараеву вдруг удивительно сильно захотелось попробовать яблока, большого и красного, так и брызжущего соком. «Где и в какой стране, – думал он, – еще встретишь такое чудо-город, эту густую непролазную зелень, эти серебристые тополя, под которыми в арыках бежит прозрачная снеговая вода Тянь-Шаня, эти холмы, обремененные садами, эти арчу и ели, восходящие к вершинам снежного Алатау? Мекка зимнего спорта, Мекка красоты земной, родина астробиологии и теперь еще такого открытия эмбриологии». Сараев задумался.…

…Ну так вот, решили: а давайте пошлем в космос собак. Собаки есть разные, среди них много именно что некрупных, прямо скажем – мелких, и их ракета запросто на орбиту доставит, а если не доставит, то учтем опыт ошибок трудных, переделаем что надо и снова пошлем. Американцы обрадовались: во-во, вы давайте и посылайте, а то у нас тут всякие борцы за права животных, а вы один хрен светлое коммунистическое будущее строите, вам все едино. Мы, мол, макаку в космос запустили, а нам: «Убийцы!» Нет, макака…

– Здравствуйте, – сказал он. – Моя фамилия Сидоров. Смуглый показал белые зубы. – Мы знаем, Михаил Альбертович. – Он перестал улыбаться и представился: – Кузьма Владимирович Сорочинский. – Гальцев Виктор Сергеевич, – сказал светловолосый. «Интересно, кто из них был Десантником, – подумал Сидоров. – Наверное, этот испанец, Кузьма Сорочинский». Он спросил: – Кто из вас был Десантником? – Я, – ответил светловолосый Гальцев. – Дисциплина? – спросил Сидоров. – Да, – сказал Гальцев. –…

– Что это? Что это? Наташка, что это?! В голосе Женьки звучало что-то такое, отчего Наташка насторожилась. Она сняла варежку и еще раз потерла глаза сухими теплыми пальчиками. Ей оставалось всего два шага до Женьки, который стоял, уставившись на снеговика. «Нет, он нарочно, – засомневалась она. – Ждет, пока я подойду…» Девочка остановилась. – Ну, чего у тебя там? – Иди сюда, – Женька почти шептал, – иди, посмотри… Тут… – Чего тут? Женька глядел на нее широко распахнутыми глазами. В…

4 Их расстреляли солдаты. Запомни те имена, что я тебе назвал, а про остальных, у кого нет имени, просто подумай: их расстреляли. Но не вздумай крестить свой лоб, и еще того хуже: не закажи мессы – они этого не любили. Почти расстрелянных молчанием правды, а если захочется солгать, то солги как-нибудь веселее, но только не мессой: они этого не любили. 5 Этот первый удар, разрушивший тюрьму и город, имел голос необыкновенной силы и совсем особенной, нечеловеческой важности: он ревел снизу,…

Здесь его встретили восторженными и бурными овациями, принявшими характер народного торжества; дамы и девицы забрасывали юного героя цветами, и многие почтенные люди невольно утирали слезы, радуясь победе человека над недоступной, казалось, стихией. (Передавая однажды этот случай моим дорогим посетителям, я присовокупил, насколько помню, что среди собравшихся на торжество находилась и невеста юного триумфатора, но теперь я могу положительно сказать, что невесты у него не было.) Подчиняясь воле народа,…

А Энрико, награжденный высоким знаком отличия, поехал дальше, всюду сея очарование и не видя границ своей чудодейственной власти. Ибо то, о чем только грезил государственный муж, уже отчасти сбылось с великим певцом, однажды имевшим случай испытать свою власть над грубой толпою. Это было в Лондоне, в одном из его темных и опасных кварталов, куда Энрико один, без спутников, пробирался на свидание: внезапно окруженный толпою грабителей, угрожавших его жизни, он пением заставил их отказаться от своего…

— Коля! — Ну? — Чего ты? — Так… Спи. — Я думала, ты ушел куда. — Нет, спи. «…Жена проснулась. Сытая лежит, толстая, прости меня Господи, грешного, и несет, как от парфюмерной фабрики. Вот такие-то дела, Ваня. Грустно мне что-то сделалось. Может, зря мы тогда радовались-то? Вот прошло уж… сколько теперь? Лет восемнадцать? А я их как-то и не заметил. Толстел год от года. Жену упрекаю, а сам — хоть поставь, хоть положь, в дверь не пролезаю. Курорты, понимаешь, санатории… А жизни как-то не успел…

Кросби в ответ игриво подмигнул и лихо сдвинул шляпу на затылок... Внезапно улица качнулась и поплыла. Он едва успел ухватиться за никелированный поручень витрины. В ушах зазвенело. Кросби приподнял рукав и глянул на часы жизни. Голубая стрелка дрожала. Все ясно! Жидкость Лейдена на исходе. Кросби облегченно вздохнул: дело поправимое. Флаконы с животворной жидкостью красовались чуть ли не в каждом автомате. Кросби сунул руку в карман – пусто! Последний жетон он израсходовал час назад. Лицо…

– Правей, правей наводи! – кричал так, что и сквозь канонаду широко разносилось, босой артиллерийский поручик. – Вон она, за сикаморой! Да куда ты смотришь!.. Он оттолкнул канонира и, схватив орудие за хобот, одним движением развернул. – Пали! Пушка выпалила; бомба взорвала чёрный фонтан земли и дыма. – Не по нраву каша! – захохотал поручик. – Ишь, забегали, чёртовы янки… – Кто таков? – спросил Нахимов майора Панина. – Граф Толстой, ваше сиятельство. Воюет – отважно! – А почему не по…

Президент вошел, покряхтывая и потирая руки, и рассказал, что у него не был никто и что он сердечно рад этому случаю погулять немного у нее и не испугался метели. Тут он подошел к ней ближе, кашлянул, усмехнулся, дотронулся своими длинными пальцами ее обнаженной полной руки и произнес с таким видом, в котором выказывалось и лукавство, и самодовольствие: – А что это у вас, великолепная Юлия? – И, сказавши это, отскочил он несколько назад. – Как что? Рука, Виктор Андреевич! – отвечала ведьма. …

Жена Дорена была беременна, когда Ивонна как-то вечером вздумала привести меня к брату. Я должен был во что бы то ни стало взять интервью у «человека с улицы», уж не помню о чем и для какого иллюстрированного еженедельника, но на свой вежливый вопрос получил такие идиотские ответы от трех или четырех нахальных прохожих на улице Пикпюс, Итальянском бульваре и площади Мобер, что уже почти пришел в отчаяние. Так вот, Ивонна, фотограф – некий Протопопов, как мне помнится, сын генерала, и, разумеется,…

Если и было что-нибудь общее у этих трех мальчиков… Но я как корзинщик, плетущий косички из соломы, когда между двумя крепкими соломинками ему попадается одна гнилая; какая же утомительная игра – сплетать три разные судьбы, однако это вовсе не игра: вы ведь не можете, как я, видеть зажатый в раму край плетения, вы не видите далекого горизонта, где на мгновение скрестились три взгляда… Вы не видите крови, хотя она одного цвета у всех. Словом, если и было что-нибудь общее у этих трех мальчиков, то,…

«Я ничего не сказал…» Он все время твердил эту фразу, она немного подбадривала его. Из распухшей губы сочилась кровь. Исчерпав все аргументы, инспектор ткнул его кулаком в лицо. Арестант трогал языком сломанный зуб – край зуба был острый и соленый на вкус. «Я ничего не сказал…» Время от времени надзиратель отворял дверь, чтобы пролаять всего одно слово, точно с китайцем говорил: «Хлеб», или: «Почта», или: «Молчать!..» Потому что порой в приступе ярости арестант начинал колотить кулаками в тяжелую…