1914

7. Арестовать со всей возможной быстротой майора Войи Такосича и некоего Милана Цигановича, должностных лиц сербского государства, которые скомпрометированы результатами расследования,

8. Предотвратить, путем принятия эффективных мер, участие сербских властей в контрабанде оружия и взрывчатых веществ через границу; уволить со службы и сурово наказать те органы Пограничной службы Шаббата и Лосницы, которые помогали исполнителям преступления в Сараево при пересечении границы,

9. Сообщить Императорскому и Королевскому Правительству о необоснованных заявлениях высокопоставленных сербских чиновников в Сербии и за рубежом, которые, несмотря на свое служебное положение, не стеснялись высказываться враждебно против Австро-Венгрии в интервью после покушения 28 июня.

10. Немедленно уведомить Императорское и Королевское Правительство о проведении мероприятий, изложенных в предыдущих пунктах.

Так вот ты какой, ультиматум!

Чем-то до боли знакомым повеяло. Оттуда, из будущего. Там, правда, обошлись без ультиматумов. Бац-бац, и…

Я ещё раз перечитал сообщение. Пришел на ум дедушка Крылов: «Как смеешь ты своим нечистым рылом!»

Правда, у этого ягнёнка рыльце-то в крови. Что есть, то есть.

Спал я тревожно. Снился двадцать первый век.

Проснулся в пятом часу, хотя после гибели Джоя обыкновенно сплю до семи. Хотя… Лето, за окном светло, и вчера я выпил лишку лимонада. Сейчас лимонад настоящий, никакой химии — лимонный сок, сок лайма, сок апельсина и чуть-чуть меда, отчего же и не выпить.

Возвращаться в постель не хотелось.

Спустился вниз, внизу у нас библиотека, она же бильярдная: Нижняя Дача невелика, приходится совмещать. Возьму почитать что-нибудь простенькое, добренькое. Может, и опять засну.

Но в библиотеке горел свет, раздавались голоса, и слышен запах турецкого табака. Это Papa и Николаша. Тоже не спят, но, в отличие от меня, похоже, и не ложились.

— Сербия отвергнет ультиматум, Никки. Я в этом убеждён. Да и Стана так говорит, а уж она знает сербов, как никто.

— Я почти того же мнения, my uncle. Не отвергнет полностью, но постарается как-нибудь увильнуть. Сохранить лицо.

— И что тогда будет делать Россия?

Стук шаров. Papa, когда размышляет, любит играть на бильярде, сам с собой. Говорит, что это помогает рассмотреть ситуацию со всех сторон. Главное, чтобы под рукой был бильярд.

— Камердинер Алексея, Михайло, любит говорить, что не след ставить телегу впереди лошади. Народная мудрость своего рода. И в данном случае я следую этой мудрости.

— Но ты же обещал Сербии поддержку, не правда ли?

— Спалайкович просил поддержать Сербию. Я велел Сазонову ответить, что Россия будет поддерживать Сербию дипломатическими методами. Ни более, ни менее.

— Да? А Спалайкович говорит о гарантиях.

— Кому говорит? Тебе?

— Стана слышала.

Опять стук шаров. Стана, жена Николаши, могла слышать это от своего отца, короля Черногории Николы. Много, много в мире Николаев.

— Не знаю, что он слышал. Возможно, принял желаемое за действительное. Или выдаёт желаемое за действительное. Какое мне дело?

— Но если Сербия на Россию крепко рассчитывает, то…

— Что — «то»? Если рассчитывает, пусть и продолжает рассчитывать. Я свое слово сдержу — Россия окажет дипломатическую поддержку. А остальное — придёт день, придёт и решение. Пусть сербы сначала ответят на ультиматум. Затем дождемся реакции Австрии. И только потом своё слово скажет Россия. Скажу я. А пока — давай по маленькой.

Звон стекла. В библиотеке есть шкапчик, обычно запертый, а в шкапчике графинчик с анисовой водкой и несколько рюмок. Я знаю, потому что замочек в шкапчике смешной, открывается тем же ключом, что и ящик письменного стола в моих покоях. Нет, прислуга водку не крадет: жалование у прислуги достаточное, а застанут кого пьяным — немедленный расчёт. Застать же проще простого, своя же сестра из прислуги и выдаст. Или брат.

— Хороша! — это Николаша.

— И славно, — это Papa. — Теперь и спать можно. Видно, сегодня уже никаких новостей.

Сказал — как в воду глядел. В воде-то всё наоборот, вверх дном.

Ночью, да и днем, курьеры, фельдъегери и прочий люд передвигается по Петергофской резиденции на велосипедах. Бесшумно, дёшево и чисто. От лошадей — навоз, от автомобилей — шум и газы, велосипед же милое дело. На велосипеде пожаловал фельдъегерь-самокатчик с пакетом. Дежурному же офицеру Papa наказал передать вести сразу, в любое время дня и ночи.

Вот дежурный и передал, сегодня дежурил Блитц. Лейтенант прошел мимо, не заметив меня (да и мудрено было заметить, я сидел в уголке мышкой под веником), доложил — и передал.

— Вскройте, Михель, — попросил Papa.

Послышался шорох бумаги. Затем пауза.

— Вы можете идти, Михель, — отпустил Papa дежурного. — Ответа не будет.

Блитц и ушел — дежурить дальше.

— Что там? — спросил Николаша.

— Сербия отвергла ультиматум. Австрия объявила мобилизацию.

Глава 10

11 июля 1914 года, пятница

Разминка и обед

— Генерал, передайте мне журнал, будьте любезны, — сказал я.

Багратион протянул мне раскрытую книгу.

Это у нас такая игра. Багратион — праправнук своего великого предка, но до генерала ему пока далеко. Поручик он. Заступив на дежурство с утра, Багратион отмечал всех, являвшихся к Papa с докладами, вот я и поинтересовался: кто, пока я спал, посетил нас. Хорошо, не нас, одного Papa, но ведь я Государь Наследник Цесаревич, всё с заглавными буквами! Значит, не последняя спица в колесе истории.

Фамилии были знакомые, фамилий было много: Танеев, Горемыкин, Сазонов, Сухомлинов, Янушкевич, а сейчас у Papa Маклаков. Похоже, припекает.

В кабинет я зашел с тыла. Со служебного хода, через который обыкновенно подают чай, закуски, папиросы, и через который сам Papa нередко ходит, особенно когда в приёмной дожидаются сановники. Думают, пройдёт Государь в кабинет, а мы этак ловко вскочим, да ловко поклонимся, он нас приметит и отнесётся благосклоннее. А он уже там, в кабинете, выкуривает предстартовую папиросу. Шутка.