A moongate in my wall: собрание стихотворений

[1960s]

654. Марина Цветаева (1892–1941). «Знаю, умру на заре! На которой из двух…»

I know I will die at dawn, or at sunset — which of the two, at which of the two — this cannot be foreordained! Oh, if it only could be that my torch would be dimmed both at sunset and sunrise, together, at once! Dancing I walked over Earth! — the sky's own daughter! Full of roses, my apron! Never a broken twig! I will die at sunset or dawn! God won't send the night hawk for my soul — the soul of a swan! Moving the unkissed crucifix gently aside with my hand, I will rush toward the generous sky for the ultimate greeting. A slit of the dawn — and a slit of my smile in reply… … In the hiccough of death, a poet still, — I!

[1960s]

655. Марина Цветаева (1892–1941). «На кортике своем: Марина…»

On your dirk you etched «Marina» when rising for the strife. I was the first and only one in all your splendid life. I see the army boxcar hell, that night, your radiant face… Your curl I scattered to the winds, your patch I laid in a secret place…

[1960s]

656. Марина Цветаева (1892–1941). «Кто уцелел — умрет, кто мертв — воспрянет…»

Не who survived will die, who died — will rise, and when recalling olden days, a son will ask «Where were you?» — like a roll of thunder, so will answer thunder, «On the Don». «What did you do?» — «We merely suffered tortures, then we grew weary and lay down to sleep». And pensively the sons, opposite «Duty» will enter «Don» into the book they keep.

[1960s]

657. Марина Цветаева (1892–1941). «Идет по луговинам лития…»

Above the meadows rings a requiem mass. The secret book of Russia's Genesis where all Earth's fates are hidden has been read right to its end and has been tightly closed. And round and round the steppe winds rove and scour «Russia! Oh martyr! Rest in peace!»

[1960s]

658. Марина Цветаева (1892–1941). «Если душа родилась крылатой…»

If a soul is born with wings — what does it care about earthly things! About Genghis-khan and about his Horde! I've but two enemies in this world, twins who have ever together stood: the hungry ones' hunger, the fed ones' food.

[1960s]

659. Марина Цветаева (1892–1941). «Белье на речке полощу…»

I wash my laundry in the brook, I grow two flowers in my nook. I cross my heart when church bells call, I fast when there's no food at all. As soft as silk — my soul, my hair. My reputation must be fair. To do my duty is my belief. But oh, I love you — wolf and thief!

[1960s]

660. Марина Цветаева (1892–1941). «Ты дал нам мужества…»

You gave us courage a hundredfold — let the worlds turn — we will keep our hold; and ribs so strong they'll stand all pain and remember the Kingdom even when slain; You lifted Your likeness to the sky since Your faith in Your likeness wouldn't die. They give us breath and give us sweat enough to bear Your bounty yet!

[1960s]

661. Владислав Ходасевич(1886–1939). Музыка [309]

All night a snow-storm raged, but day broke calm and clear. A Sunday laziness pervades my body still, the Sunday service in the nearby church is not yet over. As I step outside into my yard, how small things are: the house, the smoke that curls above the roof! The rose — — and-silver of the frosty air — it lifts its pillars over houses towards the sky's high cupola, like wings of giant angels. Sergei Ivanych, my fat neighbour, too, all of a sudden seems so very small. In high felt boots and lumber-jacket. Firewood is scattered all around him in the snow. As with both hands, and obviously straining, he lifts his heavy ax above his head, and yet the striking of his hits is not too loud: the sky, the snow, the cold absorbs the sound … «A happy Sunday, neighbour». Says, «Ah, greetings». So I too set out my firewood in my yard. He hits, I hit! But soon I tire of chopping and 1 straighten up and say to him: «Hold on a minute, now, — I hear some music?» Sergei Ivanych stops working, lifts his head a little way and listens, though he doesn't hear a thing. «You just imagined it», he tells me. «Really — just listen hard. To me it sounds quite clear!» Again he listens. «Could it be perhaps a military funeral? Yet truly I still hear nothing». But I don't give up: «Good gracious, now it's perfectly distinct. The music seems to come from up above. Violoncello… and perhaps a h arp … How beautifully played! Please stop that noise». And once again my poor Sergei Ivanych stops splitting wood. He doesn't hear a thing but doesn't want to interfere with me and doesn't wish to show me his annoyance. Amusing: stands there in his yard, afraid to interrupt the silent symphony. I finally take a pity and declare: «It's over». And again we both pick up our axes. Bang! And bang again! The sky is still as high above, and as before feathery angels shine and glimmer in it.

309

From the collection Тяжелая лира, Berlin, 1923. Variant in the thirty-seventh line in the manuscript: «but doesn't want to keep too from hearing».

7 Sept. 1967

Chinese into Russian (from English translations)

662. Anon. Riding the Moonlight («С высокой верхушки горы звезда…») [310]

С высокой верхушки горы звезда скатилась на запад — далеко, туда. Внизу, где блеснувшая речка видна, восточная выплыла тихо луна. Растрепан, по ветру откинув полу, я еду в прохладную добрую мглу. Ласкающий ветер несет аромат, и ярко деревья росою блестят. Роняя виденья с ветвей при луне, вздохнут они лютне, зачем ты во сне? Беззвучно на лютню рука упадет. «Ведь я твоя лютня» — мне сердце шепнет.

310

Comment by Mary Vezey: «From the Sung Collection.»

29 марта [1929 г.]

663. Anon. Lines from the Tomb of an Unknown Woman («Мать жалости, услышь! Молюсь…») [311]

Мать жалости, услышь! Молюсь, чтоб больше в вечном возрожденье не рвалось сердце — ни в селеньи земном, ни за безветреной рекой, где праведных покой; пусть, не живя нигде, я дальше все несусь. Но если, но закону Кармы, я должна вернуться в прах для бытия, дай каплю мне твоей росы из ивняка, и в лотосе, на дне цветка, мне сердце сбереги во сне.

311

Comment by Mary Vezey: «From the Fukiu mountain district of So-Chau, Kiangsu Province. Many centuries old.»

1 ноября [1929 г.]

664. Ou-yang Xiu (1007–1072). Return

Ты знаешь — вдалеке, когда вино зардеет на реке, за сотни верст, тебя я вспомню, друг, в последнем уголке земли, — и вдруг, ради тебя, вся — золото, весна в дверь сердца моего возвращена.

1 ноября [1929 г.]

665. Ou-yang Xiu (1007–1072). Songs of Night

1 Плывущей толпой рожденные луной бросают тучки тень на белую ступень; и лунные пути слились в одну серебряную высь. Но верно кто прочтет тайну, что ночь несет?

4 ноября 1929 г.

666. Su Dongpo (1036–1101). «Одетые сказочно, девушки в алом ушли…»

Одетые сказочно, девушки в алом ушли, но в сердце моем их свирели оставили след: их нежный напев улетел в облака от земли. Плясавших мечтательно тоненьких девушек нет.

29 марта [1929 г.]

667. Du Fu (712–770). The Ghost Road

Как шопот, ветер в соснах шевелится, река, как будто пояс, вьется там. Мои шаги вдоль древней черепицы пугают серых крыс по сторонам. Похожие на дым лиловый, встали, я вижу, духи, и средь тишины на том пути забытом зазвучали и вздохи и слова, едва слышны. И много тысяч странных голосов из пустоты в один напев слились. И листья, пестротой своих ковров, для привиденья осени сплелись. Так легион умерших проходил столетьям улетающим во след. Я этот марш бы песней заглушил, но кроме слез во мне и песен нет.