Абонент вне сети

Конечно, он хотел сказать: посмотри, где я, а где твой Дэн? Он хотел сказать, что успех закономерен только у тех, кто, поймав птицу удачи, заставляет ее нести золотые яйца. Что начинать в тридцать лет с нуля – признак выброшенных на ветер лет. Но Артем сдержался, потому что со смерти Дэна еще не прошло и сорока дней и потому что хотел интервью с портретом.

– Как там следствие? Двигается? – спросил он, взяв себя в руки.

– А я знаю? Меня так никуда и не вызывали.

– Тихий же обещал руку на пульсе держать

– Держит, наверное, а что толку?

Артем взял бокал с виски и покачал его на руке, поджав губы. В нем сидели какие-то слова и просились наружу.

– Тут такая ситуация интересная, – сдался он. – Только это между нами, о`кей? Знаешь, магазин комиссионный на Беринга? Зашел я туда позавчера мимоходом, а за прилавком Олежка Фонарев, приятель детства по двору. Ну, разговорились, кто да что. Он рассказал, что наш Сержик Невзоров носит ему всякие мобильники, утюги, чайники. Откуда таскает, понятно, не говорит. И Олежка телефон с полки показывает: вот, мол, вещь ценная, почти новая, за двести баксов отдам. Так вот у Дэна похожий мобильник был – тот самый, который не нашли.

– Да ты что?!

– Я не уверен, но модель редкая – «Нокия» черными квадратиками вся, не помню, как серия называется. Сержик такую по деньгам не потянет.

– А когда он ее принес?

– Дня через три после убийства.

Я не знал, верить ему или нет: может, доктор Пухов просто хочет отвести от себя подозрения? Сержик всегда казался мне безобидной овцой, неспособной даже грамотно стянуть у отца сигареты. К тому же он лет десять с переменным успехом боролся с тягой к наркотикам.

– А он сейчас торчит, не знаешь? – спросил я.

– Подтарчивает, – компетентно сообщил Артем. – Иногда нормальный, а иногда слюни пускает – явно под баяном. Выглядит неважно, но и не прокаженный. Говорит, что крутой программист, но на самом деле ничего не умеет, заказов у него нет, и на что живет – непонятно.

Я вспомнил, что пару раз видел Сержика в обществе мужчин неопределенного возраста у рюмочной «Вечный зов», внутри которой из-за табачного дыма могли находиться только явные мутанты. Такие легко продадут друг друга на органы, а зарезать какого-то эксцентричного молодого миллионера им только в удовольствие.

– Ты трубу-то выкупил? – спросил я Пухова.

– Зачем?

– Там же серийный номер, память телефона – вдруг сойдется?

– Точно, а я и не подумал, – Артем подался вперед от возбуждения. – Тормоз! Завтра прямо с утра зайду.

– Может, сейчас.

– Девятый час уже, – Артем посмотрел на часы на стенке. – Закрылись, наверное. Давай лучше по бабам поедем. Я угощаю. По глазам вижу, что согласен.

– В нашем возрасте платить за секс пошло, – поморщился я.

– Пошло быть сексуальным попрошайкой, – взвился Пухов. – Бегаешь за разными дурами, подкупаешь их то цветами, то золотом и заглядываешь в глазки: даст – не даст. Тебе это нравится? Когда можно сразу прийти в уютную квартиру к незнакомой женщине и уже через пять минут подвергать ее французской любви. Тут все решаешь ты: встань так, повернись этак. Не нужно шептать ей на ухо: «Детка, тебе хорошо?» Можно кончить когда захочется, пукнуть и молча покурить сигарету. Все женщины одинаковы. Так зачем платить больше?

– Тема, прелюдия нравится мне не меньше, чем основное действо.

– А, тебе нравится убалтывать девок? – Пухов посмотрел на меня, как будто только что уличил меня в симпатиях к сатанистам. – Извращенец! А я и так знаю, что уболтаю, – были бы деньги. Так зачем гробить на нее, как минимум, три вечера?

Лицо доктора сияло огнем столь явного свойства, что ни одна мамаша в этом городе не отпустила бы с ним сейчас свою дочь. Он нырнул под стол, после чего лязгнула дверца сейфа, и я услышал, как захрустели купюры. Наверное, если бы я сказал ему, что не поеду, он бы заплакал. Я решил не отказываться, тем более что цель моего визита пока не была достигнута.

– Уж полночь близится, а близости все нет, – басил Пухов в автомобиле подвернувшегося частника. – Едем в «Забаву», у меня там вход бесплатный, Девки там – во! Одни выезжают, другие – нет. В общем, сам договаривайся.

Минут через пять мы остановились на набережной Невы напротив Петропавловки у двадцатиметровой посудины, вероятно, давно не бороздившей волну. Вдоль палубной надстройки кораблика сияла огнями вывеска «Забава-бабс», и мало кто замечал на носу его прежнее имя – «Мария». Типичная история человеческих разочарований: кто-то назвал свою новую гордую шхуну в честь любимой женщины, а потом смыл с себя романтические наслоения и сделал здесь бордель.

Мы прошли по подсвеченному мигающими сердечками трапу, и Артем небрежно толкнул входную дверь. Вместо оголенных граций я увидел в холле двух мордоворотов в пиджаках, охранявших покой заведения.

– Доброго здоровья, Артем Алексеевич, – подал голос из гардероба усатый дед в бескозырке с надписью «Отчаянный».

– Здравствуй, Ваня, – по-барски ответил Пухов, хотя гардеробщик был вдвое его старше. – Гертруда работает?

– Нет, у нее технический перерыв, зато Андромаха здесь, – Иван светился то ли в ожидании чаевых, то ли от чистой радости за российскую буржуазию. – Друга приобщаете, хорошо.

– Петельки нет, – предупредил я, отдавая ему куртку.

– Здравствуйте, господа! – услышал я за спиной голос неизвестно откуда возникшей девушки-администратора в строгом костюме-двойке с беджем. – Вы как раз вовремя, представление начнется через десять минут.

– Ты меня в театр привел, что ли? – спросил я у Пухова, но он не успел ответить.

Полифония дискобара ворвалась в мои уши резко, как утренний треск будильника. Я споткнулся о порог и почти упал на обнаженную девушку, слегка коснувшись лбом ее груди. Она рассмеялась, словно я рассказал неприличный анекдот, смущено повернув голову влево. Но голая женская правда была здесь таким же привычным антуражем, как стаканы и пепельницы на стеклянных столах, вокруг которых на парчовых диванах возлежали или восседали измученные офисом мужчины.

Живые ручейки девушек, словно на ленточном конвейере, петляли между этими островками, подставляя тренированные фитнесом тела под жадные мужские руки. Они улыбались из последних сил, делая вид, что им нравится этот медосмотр. Мужские руки иногда отвлекались, чтобы свернуть трубочкой купюру и закрепить ее на девичьем пояске. У столов, где рука дающего была особо щедра, девчонки собирались в стайки, как воробьи на подкормке.

Пухов сунул мне пачку сторублевок, – меньше подавать неприлично, а больше – накладно. Если купюры заканчивались, их всегда можно наменять у администратора. В итоге к клиентам возвращались их же стольники, за которыми потрепанные куртизанки шли на новый круг, пока наконец разгоряченный самец не рычал в ухо: «Таки сколько ты стоишь в час, деточка?» Те, кто умел сдерживать эмоции, вероятно, справляли нужду дома. Происходящее называлось элитным отдыхом для мужчин.