Абонент вне сети

Та история была первым звонком, свидетельствовавшим, что дружба и любовь стали использоваться в виде рыболовного крючка. Но кто тогда на это обратил внимание, если деньги, спиртное и жилье были фактически общими? Сержика несло по волнам вместе с нами, и никто не замечал, что он меньше всех нас готов держать собственный курс. Он получил диплом учителя биологии исключительно на обаянии. Он не умел делать ничего такого, чем можно было бы зарабатывать деньги. Он не умел хвататься за шанс и подтягиваться на мизинце. Наверное, он рассчитывал устроиться в жизни удачно кому-нибудь улыбнувшись. Вероятно, так бы и произошло, если бы не наркотики.

В той или иной степени мы все через это прошли. Кому-то хватило травки, кто-то нюхнул кокс, а кто-то отважился на героин. Последние поделились на тех, кто со временем взял себя в руки, и тех, кто не сумел. Из последних выжил один Сержик.

Клиника началась не сразу – его глазам верили самые прожженные работодатели. Он торчал уже два года, а хозяин оптовой фирмы доверил ему склад. Через два месяца Сержик копал себе могилу в лесу, выл на луну и обещал все вернуть. Он занимал деньги у всех подряд без надежды их отдать. Но деньги в итоге весомее любых улыбок – его друзья словно растворялись в черной дыре. Случилось немыслимое – его обаяния оказывалось недостаточно, чтобы одолжить сто рублей. Его не брали на работу, потому что в глазах появилась обреченность и готовность к отказу. Его гардероб являл собой собрание конструктивных недоразумений, что постоянно приводило его в милицейские застенки. Появилась первая условная судимость за наркоту, потом вторая.

Дэн был едва ли не единственным, кто пытался извлечь его из царства химер. Сержик лечился и снова соскальзывал вниз, как шмат сала на ноже. Он постоянно гнал на друзей, что его бросили в трудную минуту. Он не просил милостыню, он ее требовал, и это выглядело смешно. Уже никто не называл его Сержик Лав. Из звезды он превратился в грязного, слезливого прилипалу.

Но что-то мешало ему достичь дна и быть похороненным за счет города. Постоянно находились то добрая женщина, то сентиментальный богоискатель, которые тратили на него время, деньги и душу. В такие моменты его обаяние искрилось остатками энергии, как глаз Терминатора под прессом. Все про него всё знали, но он умудрялся не выпадать совсем из нашего круга, и многие даже верили, что он совсем перестал торчать.

Уже несколько лет рядом с ним была Мила – юное обаятельное создание, которому раньше никто так убедительно не говорил про вечную любовь. Когда она смотрела на него взглядом чужой разумной женщины, он падал на колени и плакал, пока в нее не возвращалась душа декабристки. Люди говорили, что Мила не от мира сего, но на самом деле слезливый уродец умел высекать искру из любого, кто читал в детстве «Алые паруса». Я сам убедился в этом прошлым летом после дня рождения Юры Тихонова.

– Верунчик, ну очень хочется, – услышал я в полудреме страстный шепот Сержа. На кровати за моей спиной началось движение.

– Не нужно, – уверенный тон Веры сопроводил хлопок, скорее всего, по руке.

Я приоткрыл глаза. Рассвет штурмовал комнату. Я лежал носом к стенке в спальне родителей Тихонова. После вчерашнего ералаша человек десять гостей остались ночевать, и на родительских перинах со мной соседствовали молодожены Вера и Женя, а Сержу достался матрас на полу. Я припомнил, что машинист электрички Женя рано утром собирался на работу.

– Не бойся, я тихонечко, солнышко мое.

– Я же сказала «нет».

– Да все же спят, – в голосе Сержа почувствовалась обида. – Я же хочу тебе хорошо сделать, зайка.

Зазвенела пряжка ремня, взвизгнула молния.

– Я же говорю, не нужно всего этого, – голос Веры прозвучал как «мы победим!» при обороне Рейхстага.

– Ну я всего разочек.

Нетерпеливо захлопала ткань.

– О господи, нет! – вскричала Вера.

– Не бойся, я аккуратненько.

– Ты меня порвешь.

– Я тихонечко.

Детородный орган Сержа мог вызывать комплекс неполноценности у девяти мужчин из десяти. А Веру, ростом едва достигавшую его груди, он напугал до полусмерти. Но ее позиция была слабо пригодна для обороны.

– Нет!

– Да я же не сразу. Вот так, вот так…

– Господи, не туда…

– Сейчас, сейчас…

В последующие минут пять толчки, шлепки, постанывания добили во мне остатки сна. Появилось дурацкая мысль резко развернуться к ним лицом и схватить Сержа за копчик.

– Только не в меня, – прошептала Вера.

– А куда? – У Сержа сбилось дыхание. – Куда? Юра убьет.

После нескольких мощных толчков Серж легонько застонал.

– Я же просила, – взвизгнула Вера.

– Так родители, так покрывало, так ковер, – защищался Серж.

Снова свистнула молния.

– Станция депо, – произнесла девушка.

– Ничего страшного, я тебя люблю…

Прощаясь с Ромой и Олегом, я старался не выдавать своего волнения, хотя бесы рвали меня в сторону Сережиного дома. Отмахав полквартала, я отдышался и набрал номер телефона.

– Сергунь, ты где? У себя? А пыхнуть не желаешь? – Я старался говорить как можно беззаботнее. – Я тут мимо твоего дома прохожу.

– А у тебя есть? Конечно, старик, заходи, – он несказанно обрадовался халяве.

Когда я поднялся по лестнице на пятый этаж в его «хрущобе», Сержик услышал мои шаги. Он возник в дверном проеме и картинно протянул мне навстречу руки. Я даже не рассмотрел его лица и с полуметра ударил правым крюком, разворачивая корпус вправо, и вкладывая в удар все мои девяносто килограммов. Так не бьют на ринге, чтобы не поймать удар навстречу, но здесь ждать сдачи не приходилось. Его переносица приняла на себя все: он ударился об дверь и начал оседать назад. В этот момент я со всей дури ударил его ногой снизу вверх и попал в горло. Он снова ударился об дверь, что-то буркнул и опрокинулся на спину. Мелькнула мысль, что он мертв, и я ничего в этот момент не почувствовал.

Я за шиворот втащил его тело в прихожую и закрылся на два замка. В квартире никого не было, и только Мик Джаггер тихонько подвывал из динамиков.

Кровь текла из носа Сержика на черную футболку с крестами. Я все-таки хотел его связать, но не нашел в ящике с инструментами ни скотча, ни веревки. Только две отвертки, молоток для отбивки мяса и старый ремень с надписью love на пряжке. Тогда я сходил на кухню, набрал воды в чашку и выплеснул в пострадавшее лицо. Он подпрыгнул, словно я пощекотал ему пятки.

– Где труба? – спросил я со всей строгостью.

– Какая труба?

Я ожидал именно такого ответа, и сразу же ударил его молотком по лицу. Я хотел быть жестоким, но рука сама отвернула удар в щеку. Он заорал, как раненый фламинго, и мне пришлось душить его подушкой.

– Труба Олежки Фонарева, которую ты сегодня днем украл из магазина, – рычал я, навалившись на него всем телом. – Не говори, что не брал. Сейчас я тебе по-настоящему все зубы выбью.

– Егорша, я ее случайно в карман сунул, – стонал он, как только я отложил подушку в сторону. – Случайно, по запаре, понимаешь? Я как раз вернуть хотел, а тут ты пришел.