Абонент вне сети

Колос больно ударился о землю, а когда встал на ноги, крыльев у него больше не было. Он подался в клубную команду «Поколение Ху», игравшую гламурный брит-поп и собиравшуюся на гастроли в Австрию. Он чувствовал себя как летчик на пенсии и начал чудить. Один бюргер из Вены предложил ему за сто долларов надеть во время концерта футболку с эмблемой его чоппер-клуба, а Колос согласился за двести не снимать ее весь год. В Зальцбурге он зазвал в номер югославскую проститутку, заплатил по таксе и заставил стирать грязное белье членов группы. Он был единственным в коллективе, кто еще обращал внимание на чистоту носков: остальные парни увлеклись «спидами», выкидывали из окон телевизоры, били официантов и звонко хлопали по задницам местных фрау. От тюрьмы их спас барабанщик, который подвел черту гастролям, сделав в бассейне эффектное сальто с семиметровой высоты служебного прохода. До воды он не долетел каких-то трех метров. «Нелепая смерть под кайфом», – написали в газетах.

По возвращениию в Россию “Поколение Ху” распались: все, кроме Ромы, хотели начать сольную карьеру. А Колос сел дома на диван, и телевизор помог ему избежать скуки всего неделю. Дальше он встал, оделся, вышел на улицу и отпустил стоп-кран. Заработанные на гастролях деньги улетали в дешевых кабаках среди пивных девок и стареющих хулиганов.

Но однажды Рома увидел в “Оружейном дворе” самурайский меч из нержавейки. В Сан-Марино такой ширпотреб идет по 10 евро за штуку, но Рома об этом не знал. Он продал ради него гитару. Он мечтал стать мастером, начал брать уроки айкидо, через год сдал на пятый кю и повесил меч на стену рядом со старой акустикой, за что его стали называть «шестиструнным самураем». Ему было двадцать шесть, и он отставал по мастерству от семнадцатилетних. Он решил, что проиграл свою жизнь, и сдался, хотя ему всего лишь нужно было пройти по любой из двух выбранных троп достаточно далеко.

В его жизни наступила череда увольнений, вытрезвителей, голодных обмороков и выбитых зубов. В результате он оказался на улице под дождем с псиной бывшего челнока Артема Пухова, который платил ему за каждый выгул двести рублей. А еще у Ромы недавно умерла бабушка.

– Нормально, – голос Ромы наполнился гордостью. – Подшился вот у Темы в клинике, на мебельное производство устроился, велосипед купил.

– А я Артема только что видел, – признался я. – Он поехал продолжать.

– Куда ему продолжать, он еле живой звонил, просил Рэмбо вывести.

Стаффорд Рэмбо, здоровенная челюсть на мускулистых лапах, возбужденно носился вокруг открытого канализационного люка.

– Кого из наших видишь? – спросил я, хотя не многие общие одноклассники были для Ромы «нашими». – Сержика, например.

– Да вот мы с Олежкой как раз его обсуждаем! – Колос эмоционально всплеснул руками. – Похоже, совсем скурвился, козлина.

– Что такое?

– То ему со мной общаться впадлу, то вдруг каждый вечер стал заходить, – Рома понизил голос. – Когда бабки не стало, мы с батей забухали недельки на две. Так он каждый вечер как штык. Денег у него никогда не было, но не выгонишь же – наливали. Потом мы с водкой завязали и задумались: за две недели у нас и наших гостей шесть мобильников пропало и столько же бумажников. Так ведь не бывает, сколько ни пей. А потом я в секретер сунулся, где бабкино золото лежало, – нету. Там пара колец и сережки всего, но они же под замком были.

– Предъявил? – поинтересовался я.

– Спросил. Родителями поклялся, что не он.

– А родителей своих он тоже кидает – только в путь, – вступил в разговор Олег. – Сержик ко мне год назад подкатывал: мол, пропиши меня к себе временно за двести баксов. Прикинь, ему родной отец не хочет регистрацию сделать. Я тоже отказался. Так он с отца все равно двести долларов снял – сказал, что мне передал, а я его кинул. На днях его батю на улице встречаю, он говорит: «Фонарев, что за шляпа?..»

– Подожди, это ты – Фонарев? – У меня зачесалась память.

– Да.

– Ты в комиссионке на Беринга работаешь, – вспомнил я. – Мне Артем рассказывал. Сержик тебе вещи на продажу таскает.

– В том-то и дело, – на лице у парня было удовлетворение узнанного на улице Жан-Клода Ван Дамма. – И похоже, он сегодня днем мою собственную трубу тиснул. Я на полминуты за водой из зала вышел – бах, нет трубы.

– Слушай, а он тебе не приносил «Нокию» в черную клетку? Вспомни, пожалуйста, это очень важно.

– Вот эту, что ли? – Олег вытащил из кармана телефон. – Я ее взял пока попользоваться, а то не покупают что-то.

Я узнал телефон Дэна. Вернее, такую же модель он вертел перед моим носом в нашу последнюю встречу.

– Можно взглянуть? – выдохнул я.

– Конечно.

В памяти телефона я обнаружил записную книжку с незнакомыми мне номерами. Последние звонки были свежими, а текстовые сообщения совсем отсутствовали. Но что-то же должно остаться от прежнего владельца. Я с бешеной скоростью рыскал по папкам меню, пока не обнаружил одно неотправленное сообщение в черновиках: «О дамы, думал я, безмозглые мокрицы, зачем стремитесь вы гасить наш лучший пыл? Не надо рожь косить, пока не колосится, но надо есть пирог, покуда не остыл».

Я издал что-то похожее на рев, от которого дернулись Рома с Олегом. В черновике был фрагмент стихотворения, которое любил цитировать Дэн. Это его телефон! А убийца – Сержик!

В школе даже учителя называли его Сержик Лав. Казалось, что любви в нем не меньше, чем в матери Терезе. Его наполненные светом глаза не имели ничего общего с прыщавыми физиономиями сверстников. Когда он предлагал сверстнице донести до дома рюкзак, ей и в голову не могло прийти, что он просто хочет близости с ней в родительской спальне. Когда он объяснял на уроке, почему он к нему не готов, даже опытные классные дамы не могли поверить, что эти глаза способны лгать. А этот пухлый чувственный рот, складывающийся в неповторимую улыбку, обращенную прямо к вам в сердце?

Наверное, Сержик действительно был от природы добрейшим парнем. Его проблема была в том, что он верил в собственное обаяние, как ваххабиты верят в Коран. Он доверился ему, как доверяются спасательному кругу, который вытащит из любого водоворота. Он все поставил на одну лошадь.

Конечно, ему были рады в любой компании. Он был не глуп, остроумен и имел лучшую в округе коллекцию рок-музыки, которую собирал вместе с папой-капитаном. Время от времени какой-нибудь бездарный завистник бил ему морду, но Сержик относился к этому удивительно легко. Ведь в мире было столько любви, которая изливалась на него со всех сторон, наполняла его светом и возвращалась обратно в мир.

В девятнадцать лет он пережил первый любовный облом: его бросила девушка. Я уже не помню, в чем там было дело и как ее звали. Он хотел с ней совокупляться, пить вино и танцевать танго, а она не хотела. Тривиальная история, но на этом месте с ним случилась метаморфоза: он продолжал поглощать любовь, но она перестала возвращаться окружающим.

Однажды он позвонил мне среди ночи и попросил приехать: «Я умираю, друг, помоги». Он припомнил разговор о дружбе, которыми была богата наша ночная жизнь. Друг – это тот, кому можно позвонить и сказать: «Будь в три часа ночи на 131-м километре Киевского шоссе с топором». И друг не спросит зачем. Когда я приехал на зов, то дверь мне открыл Тихонов, а в квартире я обнаружил еще человек пятнадцать, так же как и я прилетевших исполнять дружеский долг. И Сержик купался в этой роскоши.