Абонент вне сети

– Боюсь, что в итоге вы станете и тем и другим, – Гуськов так ловко вышел из ситуации, что я окончательно перестал беспокоиться за судьбу родины.

– Я думаю, самое время попрощаться, Николай Иванович, – я протянул ему руку. – Не обижайтесь, если не поздравлю вас с Днем Победы.

– А я вам еще раз напоминаю, что не нужно никому рассказывать про факт нашей встречи, – он вложил мне в руку свою клешню. – Мой вам дружеский совет. Прощайте.

Он решительно зашагал в сторону Литейного, а я вышел на набережную, немного пофутболив жестяную банку из-под пива. Во мне нарастал экстаз свободы, когда тебя разрывает на атомы желание прыгать, стрелять, есть чернику со сливками, петь вторым бельканто и прижимать к груди робких второкурсниц, ловить носом свежесть их плоти и верить, что этот экстаз может продолжаться вечно. Я даже подкатился к какой-то молодухе, курившей у Невы, и спросил не пробегал ли здесь мой белый конь. Она оказалась дурой и просто ответила, что «нет». Я уже начал присматривать новый объект желания, когда позвонил Волчек:

– Егор, срочно приезжай в офис, у нас катастрофа…

Хотя обеденный перерыв в «Перископе» уже миновал, на крыльце кучковались десяток сотрудников, нервно попыхивая сигаретами. Дымили даже некурящие, а столь озабоченные лица я видел только во времена дефолта, когда доллар подорожал в пять раз за неделю.

Волчек был похож на старого белогвардейца в 1937-м, услышавшего давно ожидаемый стук в дверь.

– Кажется, надо пойти поискать работу? – спросил я у него вместо приветствия.

– Мы вроде остаемся, – мрачно пояснил Дима. – Зато убирают половину верстальщиков, корректоров и рекламщиков. Из секретариата тоже каждого второго.

– И каждую вторую уборщицу, – встрял я. – Теперь убирать будут только половину здания.

– Половину журналов закрывают, ты чего, не врубаешься? – с вызовом посмотрел на меня Дима. – «Чипполино», «Дамский», «Авто», «Спорт», «Подвальчик» и «Зверь». Утром пришел Бочкин и остановил верстку. Через полчаса будет общее собрание.

– И ты называешь это катастрофой? Знал бы – гулял бы дальше. Что здесь интересного? Нам предложат совершить массовое ритуальное самоубийство?

– У руководства не было другого выхода, – запел свою обычную песню Волчек.

Мы подошли к взвинченным коллегам. Денег, которые ушли на вчерашний корпоратив, хватило бы, чтобы содержать их всех еще год.

– Господи, наконец-то, как меня достала это рутина, – восклицал пока еще редактор «Авто-перископа» Витя Сивухин, нервно подергивая щекой. – Наконец-то свобода! Буду сидеть дома, писать книгу и не видеть воронинскую морду каждое утро. Я же литератор, а не конторская гнида. Буду курить, когда хочу, есть, когда хочу.

– Кузьмич, а кушать ты что будешь? – поинтересовался у него прагматично настроенный Миша Быков, замреактора «За чертой», которому отставка не грозила.

– Ха, ты думаешь, я работу не найду, – щека Сивухина затряслась еще сильнее. – Да меня много куда не звали. Я остался только из-за журнала: не хочу, чтобы мое детище развалил какой-нибудь неуч.

– Виктор Кузьмич, – перебил Сивухина «интимный» редактор Игорь Аркадьевич Вайсман. – В ваших словах звучит новое для вас чувство превосходства над бывшими коллегами. Вы теперь, значит, петербургский писатель, а мы – гиены ротационных машин?

– Нет, что вы, я так не думаю, – Сивухин втоптал окурок в землю. – Просто мне кажется, что я очень долго спал, а сейчас просунлся.

– Точнее, вас разбудили и попросили покинуть помещение, – уточнил Вайсман.

– Торжествуйте, торжествуйте, Игорь Аркадьевич, – Витя вздернул голову и по локоть погрузил руки в карманы брюк. – Посмотрим, сколько вы сами тут продержитесь. Вы мне просто завидуете. Вы уже старый, а мне всего сорок лет. Я еще могу начать все сначала.

Пока закипал возмущенный разум коллег, я отошел к девушкам из секретариата, кружившими вокруг Юли Добродеевой. К Юле в последнее время было больше всего претензий, и она чувствовала себя обреченной.

– Кому я нужна? – Юлины глаза словно плавали в лужице. – У меня больная мама и маленький сын. Если меня уволят, мы умрем с голоду.

– У всех сын, – ее долговязая коллега Наталья сдержанно обняла несчастную и попыталась заглянуть ей в глаза. – Не бойся, поможем. У меня есть приятель, у него несколько магазинов по городу. Постоишь немного у прилавка, осмотришься, найдешь что-нибудь поприличнее.

– Не буду я у прилавка, – взвизгнула Юля. – Вот пойду к Бочкину и скажу: помнишь, на пикнике меня лапал, в номера звал, а сейчас уволить хочешь!

– Юля, не надо ходить, – решительно встряла в разговор молчавшая до этого ответсек Ирина. – Это бесполезно, Юля. Бочкин много кого лапал, и кое-кто, не будем показывать пальцем, ездил с ним в эти самые номера. В твоей ситуации лучше уйти красиво.

– Это верно, – согласилась Наталья. – Еще неизвестно, кого из нас уволят. Мы все в равном положении.

– Так уж и в равном! – Юля вскинула голову. – Кто останется, будет решать Глеб Максимович, а он, все знают, на тебя запавший. Если ты его за меня попросишь…

– Нет, нет, – Наталья невольно сбросила руку с Юлиного плеча, подозрительно поглядывая на ее лицо, вдруг ставшее волевым и осмысленным. – У меня муж, и вообще он не в моем вкусе.

– А у меня мама и сын, – уголки рта Юли поползли вниз, и она снова всхлипнула. – Наташка, помоги…

Я посмотрел на Ирину и понял, что скоро полетят перья. Впрочем, Юля вела себя глупо. Наталью нужно было уговаривать тет-а-тет. Или сразу идти к Бочкину. Или к его жене.

Только тут я заметил Разумовского, крутившего в стороне кубик Рубика.

– Что-то вы много работаете, Федор Михайлович, – подошел я.

– Да я за расчетом, – лицо домового было спокойным и приветливым.

– Увольняют? Вас? Зачем?

– Наверное, есть бабушки на две копейки дешевле.

– Дебилы! И куда вы теперь?

– В парк на прогулку, потом домой. Ты за меня не беспокойся, а вот мне за тебя страшно, – он посмотрел на меня кротко и пронзительно. – Ты становишься беспощадным.

– Только к врагам рейха, – пошутил я.

– У тебя в глазах появилась способность задушить котенка, – Разумовский убрал кубик в карман. – Ты думаешь, что стал сильным, а на самом деле ты становишься похожим на них.

Он показал рукой куда-то в сторону, имея в виду то ли перископовское начальство, то ли вообще людей из мира власти и денег.