Адмирал Империи 34
Шрифт:
Собственно, для большинства придворных жестокая и бессмысленная гибель Артемия не стала такой уж неожиданностью. Немногие питали иллюзии относительно истинной подоплеки интриг вокруг трона. Борьба за власть испокон веков была самым кровавым и беспощадным видом человеческой деятельности. Здесь в ход шли любые средства — от коварных придворных интриг до банального физического устранения конкурентов. И если Самсонов решил пойти именно таким путем — что ж, его право…
Просто в былые времена расправы над поверженными противниками и претендентами на престол как-то старались не выпячивать напоказ. Их либо тихо ликвидировали, либо ссылали куда подальше — в глушь, в далекие звездные системы. А уж если и случались публичные казни высокородных особ — то совершались
Но, похоже, Самсонову все эти законы были до лампочки. Он предпочел разрубить гордиев узел одним махом, наплевав на мнение света и чувства приличия. Оставить в живых претендента на трон, хоть и низложенного это себе дороже выйдет. Сегодня ты его пощадил, а назавтра он, глядишь, оклемается да поднимет знамя борьбы за «попранные права». Оно тебе надо?
Опять же, публичная расправа над незадачливым мятежником — дело полезное во всех отношениях. И другим неповадно будет, и самому спокойней. А главное, сразу дает понять, кто теперь в доме хозяин и с кем отныне придется иметь дело знатным сановникам и министрам. Одним выстрелом, как говорится, всех зайцев…
В общем, кто бы и что ни думал о случившемся, озвучивать вслух свои сомнения и недовольство не решился. Слишком уж свежи были в памяти распростертые тела верных царевичу гвардейцев, слишком отчетлив хруст ломаемых костей и чавкающий звук, с которым разрывные пули входили в живую плоть. Никому не хотелось оказаться на месте этих безрассудных смельчаков, рискнувших пойти наперекор Самсонову и заплативших за эту дерзость собственными жизнями.
Да и вообще — не больно-то у придворной публики имелись поводы и резоны вступаться за сгинувшего Артемия. Он хоть и был старшим сыном покойного императора Константина Александровича, но популярностью и уважением среди дворян и сановников никогда не пользовался. Слишком уж капризен, заносчив и неуживчив, чтобы завоевать любовь и преданность имперской знати.
Так что, в сущности, вовсе не о судьбе безвременно почившего Артемия Константиновича печалились сейчас собравшиеся в тронном зале. Куда больше их волновало собственное будущее в условиях стремительно меняющегося расклада сил. Ну как же — еще вчера они чуть ли не в рот заглядывали одному претенденту на престол, всячески заверяя его в своей неизбывной преданности. А что сейчас?
— Судьба и само провидение решили все за нас, — веско произнес Иван Федорович, обводя придирчивым взором застывшие в подобострастном ожидании лица вельмож. — Так давайте же не будем противиться воле высших сил и радостно присягнем на верность нашему новому государю-императору — Ивану Константиновичу!
С этими словами Самсонов сделал несколько широких шагов вниз по ступеням, ведущим к трону. Подойдя вплотную к замершему в растерянности и страхе мальчику, стоявшему рядом со своей старшей сестрой чуть в стороне от всех, адмирал с размаху опустился перед ним на одно колено и склонил голову, изображая соответствовать моменту. Ребенку явно было не по себе от этого внезапного внимания — он весь сжался, вцепившись побелевшими пальцами в руку Таисии.
В свою очередь великая княжна с трудом сдерживала рвущийся наружу гнев и возмущение, грозивший прорваться сквозь привычную маску холодной невозмутимости. Таисия Константиновна в упор смотрела на склонившегося в шутовском поклоне Самсонова, словно надеясь испепелить его одним лишь яростным взором своих огромных карих глаз.
Странное дело, но на какой-то миг адмирал, видимо, почувствовав на себе этот полный ненависти взгляд, дрогнул и чуть втянул голову в плечи. Но тут же взял себя в руки и, мгновенно напустив на себя привычный надменный и самоуверенный вид, распрямился во весь свой немалый рост.
Несколько долгих, бесконечных секунд адмирал и Таисия Константиновна, словно завороженные, пожирали друг друга глазами. Словно в недрах этих обжигающих взоров плавились и закипали невидимые энергии, грозившие вот-вот сорваться с незримой цепи и
спалить все к чертям собачьим.О, если бы великая княжна могла, она бы, наверное, одним движением сабли пронзила ненавистного узурпатора насквозь. Да только — увы. Весь гнев и все возмущение, клокотавшие сейчас в груди отважной девушки, оказались бессильными перед грубой прагматикой реального мира. Ведь вся власть и сила, всё, что так или иначе определяло судьбы Российской Империи сегодня, находились в руках этого грозного человека в черной форме космофлота с золотыми адмиральскими погонами.
Именно от его слова, прихоти или настроения зависело — быть ли юному Ивану новым царем, а главное — оставаться ли ему в живых. Или же они вдвоем в одно мгновение повторят незавидную участь несчастного Артемия, чье остывающее тело дворцовые роботы-уборщики сейчас спешно волокли в соседнее помещение, пачкая безупречно начищенный мрамор пола багровыми потеками.
И эта беспощадная истина отразилась в потемневших от гнева и обиды глазах Таисии. Поняв, что в данный момент она ничего не может поделать, великая княжна медленно разжала побелевшие от напряжения пальцы на рукоятке своей сабли. И, опустив голову, вынужденно признала мрачное торжество победителя.
Иван Федорович, наблюдавший за этой внутренней борьбой княжны со смесью уважения, превосходства и даже легкой насмешки, удовлетворенно хмыкнул. Сделав знак застывшему в глубоком реверансе канцлеру Шепотьеву, он повелительно кивнул в сторону мальчика и его сестры:
— Ну что, дамы и господа?! — громогласно вопросил Самсонов, не поворачивая головы, но явно обращаясь ко всем собравшимся. — Не пора ли нам засвидетельствовать наше почтение новому самодержцу и присягнуть ему на верность? Думаю, вы все согласитесь — медлить более недопустимо. Российская Империя остро нуждается в императоре. И наша святая обязанность — всемерно содействовать юному государю в деле управления страной…
Договаривал эти слова Иван Федорович уже скорее по инерции — внимание его было всецело сосредоточено на мальчишке, неловко сжавшемся у трона под испытующим взором сурового воителя. Хмурое лицо адмирала посветлело, смягчилось — как если бы в душе его вдруг на миг проснулись давно, казалось бы, позабытые чувства. В колючих стальных глазах промелькнуло что-то похожее на сочувствие. Или даже на жалость…
Впрочем, длилось это наваждение лишь мгновение. В конце концов, милосердие и душевная мягкость не те качества, которые позволяют преуспеть в жестоком мире дворцовых интриг и борьбы за власть. Самсонов протянул руку к мальчику, приглашая его идти за ним.
Таисия Константиновна машинально прижала брата к себе, с опаской глядя на адмирала. Она понимала, что бессильна перед ним и единственное, что еще способна сделать великая княжна для своей страны и брата — это снова, как раньше, попытаться найти общий язык с новым хозяином положения и войти к нему в доверие. При известной ловкости и женском обаянии Таисия вполне могла бы со временем рассчитывать на то, что приручить грубого вояку, благо Самсонов не один раз намекал девушке на свои к ней чувства.
Но для этого придется смириться. Проглотить ненависть и обиду, задвинуть на самый край сознания воспоминания об убитом брате. Признать поражение прежней системы и принять новую реальность, в которой вся власть в данный момент была сосредоточена в руках одного-единственного человека. И от этого человека, сошедшего с ума адмирала Ивана Федоровича Самсонова, теперь всецело зависела судьба юного императора Ивана и самой Таисии.
Поэтому великая княжна, мысленно смирившись с суровой необходимостью, разжала пальцы, которыми до этого судорожно стискивала узкую ладошку Ивана. Мальчик, оторвавшись от последнего родного человека, робко, но с достоинством принял руку Самсонова и последовал за ним к ступеням трона. Сердце Таисии в этот миг обливалось кровью, но лицо ее оставалось совершенно непроницаемым. Ни один мускул не дрогнул на застывшем бледном лице, и только в глазах девушки, устремленных на маленькую фигурку брата, плескалась бездна тоски и боли.