Адмирал Ушаков. Том 3
Шрифт:
наше все требовать себе, столько их поступки бесстыдны,
и даже сносить терпения не достает. Просителя Николо Кирьяка
я даже несчетно несколько раз ссылал с своего корабля, а он
теперь вновь зачинает и наводит вам беспокойство; я прошу,
чтобы его приказано было нечестию укротить в таковых
неприличных требованиях. Не мудрено, что по вышеописанным
объяснениям могут Кадыр-бей или кто другой вступить в протекцию,
но я имею свое настоящее право, что взято нами французское
в приз, то нам
вовсе не знаю, а это самое маленькое французское и ничего не
значущее и называется поляка «Експедицион», следовательно,
совсем не то и не его, а я его не отдам; все эти три судна
призовые, рапортованы от меня и государю императору, где и когда
и как они взяты, и переменить этого никак невозможно и не
намерен. В прочем с наивсегдашним моим почтением и
совершенною преданностью имею честь быть
Федор Ушаков
Милостивый государь мой, Василий Степанович.
Письмо, которое изволили писать к господину генерал-
майору Бороздину в рассуждении объяснениев с находящегося
здесь капиджи-паши г по его отзыву Блистательной Порте, я оное
рассматривал, имели мы конференцию, призывал я в особый дом
на берегу капиджи-пашу, объяснился напервее с ним о дружбе,
существующей между нациями, и что я всегда всеми
возможностями стараюсь утвердить и подкрепить ее более и более, все,
что я здесь застал в небольшой расстройке, успокоил совершенно
и привел в порядок, доставив ему всякое удовольствие с отлич-
ною ласкою. Войска Блистательной Порты, даже и вновь
пришедшие,— все велел впустить в главную крепость, и
расположены, как им хотелось, словом сказать, все, что только от меня
зависит, сделано, не мешаясь в ненадлежности *. Дом, который
был готовлен для меня и всегда хранился, ему отдан, и я его
оттоль не потревоживал, хотя имея надобность, пока исправляться
будет корабль по невозможности быть на оном поместиться на
берегу, и взял себе маленький вне крепости, ничего не значу-
щей; между всеми благоприятностями моими после объяснения
оных обличил я его по его письму во всех неправдах, какие он
писал на здешнее место и на русских Блистательной Порте, и
принужден он почти во всем признаться, что по торопливости
тогда он, не справясь ни об чем верно, так писал; вы и сама
Порта Блистательная ясно усмотрите из его объяснения всякую
неправду, она и там видна и доказана, чего нет, и чего быть не
может; касательно до дому — не скоро ему дан потому, что он
требовал лутчий дом в крепости из генеральных двух домов, и
оный дом, который ему отдан, хранился для меня, когда я
возвращусь для исправления
кораблей; никто прежде сего не думал,чтобы его потребовали, потому всякий опасался к отдаче
приступить и отказавшись, а по прибытии генерал-майора
Бороздина тотчас ему отдан, но прежде, что надобно было, старались
его поправить и приготовить, этой учтивости и уважения он не
уразумел; прочее начисто описание его все несправедливо, и ни
в чем малейше оправдаться он не мог. По сим обстоятельствам,
как Блистательная Порта сама неправды его усмотреть тотчас
может, и по всем прочим его поступкам заметил я, что он больше
способен нарушать дружбу, а не сохранять, даже и против меня
не сохранил он надлежащей учтивости, не только против других.
Он у меня был с визитом, принят весьма ласково, а когда я
в соответствии был у него, со мною был генерал-майор
Бороздин и много первых по нас чиновников, после нескольких
разговоров об учтивостях, когда я пошел вон от него, предупредя его
сведением, что я иду, я заметил, что он при провожении моем
не встал, тотчас я, воротясь, велел ему об оном сказать, что я
за его неучтивость против меня представлю и потребую
удовольствия; и за всем тем по всем видимостям замечаю, кто-нибудь
его нарочно настроил, чтобы поступать и писать несправедливо и
не так, как что есть, а клонящееся все к расстройке и к
нарушению дружбы. Он в том письме своем написал даже, что будто
российские начальники собрали с крепости пушки, это писано на
мою бытность, а ни на кого другого, что мог он на сию
несправедливость отвечать, откудова он эти вести мог взять и почему;
я уже к вам в других двух письмах писал, что нами никаких
пушек не взято, кроме перемены испорченных и на место пяти
утопших на барказе при атаке и взятье острова Видо, и что на
турецкою ескадру пушек забрато больше и сверх того они взяли
к себе вооруженный полной артиллериею фрегат «Бруну» и
бомбардирский с большими медными орудиями; на крепостях во
всех местах ,пушки все целы и еще с большой прибавкою, сколько
было при французах. Когда генерал-майор Бороздин приехал,
тогда комиссиею, от него учрежденною, вся артиллерия во всех
крепостях освидетельствована, и оказалось по ведомостям, нами
прежде представленным, не только все полное число, но сорок
орудиев нашлись еще излишних против оной ведомости; при
приеме от французов крепостей тогда не были они отысканы, даже
в Святую Мавру отсюдова потребное число орудиев посланы,
после сего, что значило объяснение его об артиллерии, когда ее
никто не трогал и никакого дела ему по оному прошедшему
времени не касалось. Орудия без нас перевозили некоторые
с места на место для укрепления крепости, постановили их в