Афоризмы
Шрифт:
Многое, что ночью представляется ужасным, день делает смехотворным. [2114]
К ним [власть имущим] нужно приближаться, но не сближаться тесно, чтобы лекарство не обошлось нам дороже самой болезни. [2115]
У всякого есть человек, которому доверяют столько же, сколько ему самому доверено. Пусть да же первый (…) довольствуется одним слушателем, – их получится целый город. [2116]
2114
«Письма к Луцилию», 104, 24
2115
«Письма к Луцилию», 105, 5
2116
«Письма к Луцилию», 105, 6
Кто ждет наказанья, тот наказан, а кто заслужил его, тот ждет непременно. [2117]
Дела
В чтении, как и во всем, мы страдаем неумеренностью; и учимся для школы, а не для жизни. [2119]
Жизнь – вещь грубая. Ты вышел в долгий путь – значит, где-нибудь и поскользнешься, и получишь пинок, и упадешь, и устанешь, и воскликнешь «умереть бы!» – и, стало быть, солжешь. [2120]
2117
«Письма к Луцилию», 105, 7
2118
«Письма к Луцилию», 106, 1
2119
«Письма к Луцилию», 106, 12
2120
«Письма к Луцилию», 107, 2
Равенство прав не в том, что все ими воспользуются, а в том, что они всем предоставлены. [2121]
Ничтожен и лишен благородства тот, кто (…) хотел бы лучше исправить богов, чем себя. [2122]
Целым овладевают по частям. [2123]
Многие приходят слушать, а не учиться. (…) Некоторые приходят даже с письменными дощечками – затем, чтобы удержать не мысли, а слова, и потом произнести их без пользы для слушающих, как сами слушали без пользы для себя. [2124]
2121
«Письма к Луцилию», 107, 6
2122
«Письма к Луцилию», 107, 12
2123
«Письма к Луцилию», 108, 2
2124
«Письма к Луцилию», 108, 6
Разве ты не видел, каким криком оглашается театр, едва скажут что-нибудь, с чем все мы согласны (…)? «Имеет все, кто хочет, сколько надобно». Слыша это, (…) те, кто всегда хочет больше, чем надобно, кричат от восторга и проклинают деньги. [2125]
Лучше всего пахнет тело, которое ничем не пахнет. [2126]
Мера (…) ближе к воздержанию и, может быть, труднее воздержанья: ведь от чего-то легче отказаться совсем, чем сохранять умеренность. [2127]
2125
«Письма к Луцилию», 108, 8—9, 12
2126
«Письма к Луцилию», 108, 16
2127
«Письма к Луцилию», 108, 16
[О вегетарианстве]: Человеку и бескровной пищи хватит; (…) [а] там, где резня служит удовольствию, жестокость переходит в привычку. [2128]
То, что было философией, становится филологией. [2129]
Сама старость есть неизлечимая болезнь. [2130]
Из одного и того же каждый извлекает лишь нечто, соответствующее его занятиям. На одном и том же лугу бык ищет лишь траву, собака – зайца, аист – ящерицу. [2131]
2128
«Письма к Луцилию», 108, 18
2129
«Письма к Луцилию», 108, 23
2130
«Письма к Луцилию», 108, 28
2131
«Письма к Луцилию», 108, 29
«Жизнь ему в тягость». – Не спорю, а кому она не в тягость? Люди и любят, и ненавидят свою жизнь. [2132]
Речь – убранство души. [2133]
С тех пор как они [деньги] в чести, ничему больше нет заслуженной чести: делаясь поочередно то продавцами, то товаром, мы спрашиваем не «какова вещь?», а «какова цена?» [2134]
Всем
кажется лучшим то, от чего отказались. [2135]2132
«Письма к Луцилию», 112, 4
2133
«Письма к Луцилию», 115, 2
2134
«Письма к Луцилию», 115, 10
2135
«Письма к Луцилию», 115, 17
Мы защищаем наши пороки, так как любим их, и предпочитаем извинять их, а не изгонять. (…) «Не хотим» – вот причина; «не можем» – только предлог. [2136]
Тебе кажется высоким то, от чего ты далеко, а взойди наверх – и оно окажется низким. Пусть я буду лжецом, если тебе и тогда не захочется взойти выше: то, что ты считал вершиной, – только ступенька. [2137]
Деньги никого не сделали богатыми, – наоборот, каждого они делают еще жаднее до денег. [2138]
2136
«Письма к Луцилию», 106, 8
2137
«Письма к Луцилию», 118, 6
2138
«Письма к Луцилию», 119, 9
Необходимое не приедается. [2139]
Расточитель прикидывается щедрым, хотя между умеющим одарять и не умеющим беречь – разница огромная. [2140]
Великое дело – играть всегда одну роль. Но никто, кроме мудреца, этого не делает; все прочие многолики. (…) Порой о человеке, с которым виделись вчера, по праву можно спросить: «Кто это?» [2141]
2139
«Письма к Луцилию», 119, 15
2140
«Письма к Луцилию», 120, 8
2141
«Письма к Луцилию», 120, 22
Даже бессловесным и тупым скотам, как бы ни были они неуклюжи во всем прочем, хватает ловкости и вниманья, чтобы жить. (…) Даже те из них, что для других бесполезны, для своей цели ничего не упустят. [2142]
Только не имея некоторых вещей, мы узнаем, что многие из них нам и не нужны. [2143]
Тут испустил он дух и перестал притворяться живым. [2144]
2142
«Письма к Луцилию», 121, 24
2143
«Письма к Луцилию», 123, 6
2144
«Сатира на смерть императора Клавдия»
Нигде в мире мы не найдем чужой нам страны; отовсюду одинаково можно поднять глаза к небу. [2145]
Гай Цезарь [Калигула], которого природа создала словно затем, чтобы показать, на что способны безграничная порочность в сочетании с безграничной властью, однажды устроил пир, стоивший миллионов сестерциев; и хотя изобретательность всех была к его услугам, он лишь с трудом добился того, чтобы один обед поглотил доходы с трех провинций. [2146]
2145
«Утешение к Гельвии», 9, 1
2146
«Утешение к Гельвии», 10
Никто не может быть презираем другими до тех пор, пока он не научился презирать самого себя. [2147]
Нельзя найти такого несчастного дома, который не имел бы утешения, видя другой дом, еще более несчастный. [2148]
Никому не дано счастья – безнаказанно родиться. [2149]
Ничто так не нравится, как погибшее; тоска по отнятому делает нас несправедливыми к оставшемуся. [2150]
2147
«Утешение к Гельвии»
2148
«Утешение к Марции»
2149
«Утешение к Марции»
2150
«Утешение к Марции»