Аландский крест

— Негусто.

— Позволено ли мне будет осведомиться о ваших намерениях? — не без удивления посмотрел на меня генерал.

— Да вот, думаем нагрянуть в Батум.

— Прошу прощения, но это решительно невозможно! Зимой через горы не пройти…

— А кто говорит про сухопутный путь? — переглянулись мы с Муравьевым. — Я, Александр Иванович, если помнишь, по другому ведомству.

— Десант?

— Именно.

— В таком случае можно попробовать, — задумался Гагарин. — Какими силами помимо моего отряда располагает ваше высочество?

— Две бригады морской пехоты. Примерно пять тысяч штыков и шесть четырехорудийных батарей митральез. Еще можем задействовать батальон пластунов, да десяток легких пушек.

— И впрямь негусто, — хмыкнул князь.

— Из хорошего могу добавить, что все они вооружены винтовками и имеют опыт подобных операций.

— Это, разумеется, прекрасно, но дела особо не меняет. К тому же, турки, насколько нам известно, получили этим летом от французов в подарок несколько тысяч новейших штуцеров Тувенена. Точное количество нам, к сожалению, неизвестно, но вооружить ими первую линию смогут наверняка!

— Полно тебе, князь, пугать его высочество, он не из таковских, — усмехнулся Муравьев. — К тому же, не ты ли мне докладывал, что османы не умеют ими пользоваться?

— А можно подробнее? — заинтересовался я.

— Отчего же нельзя, — охотно отозвался наместник. — Александр Иванович, будь добр, повтори его высочеству то, что мне рассказывал о ваших прошлых делах!

— С удовольствием, — не стал чиниться Гагарин. — Если не считать мелких стычек, в этом году Гурийский отряд дважды сходился с османами. Первый раз случился еще по весне, в самом конце мая. Гасан-бей тогда вышел из занятого еще в апреле Озургети по направлению к Кутаиси. Если бы его маневр удался, это создало угрозу нашему флангу и, весьма вероятно, заставило нас очистить Гурию.

Однако, командовавший нашим авангардом, тогда еще бывший подполковником князь Эристов, вышел им навстречу и занял позицию у села Нигоети. Видя перед собой разворачивающуюся турецкую армию, он не дал им закончить маневр и сходу атаковал противника!

— Сколько же их было?

— У Эристова три батальона пехоты, четыре пушки, да три сотни местной милиции. Всего около трех тысяч штыков и сабель. А у Гасан-бея никак не менее двенадцати тысяч человек. Однако турки не только не успели завершить перестроение, но также имели неосторожность подпустить наших молодцов на штыковой удар. После чего, не выдержав натиска, бросились бежать, оставив нам немало трофеев [4]. Сам же Гасан-бей погиб.

— Славное дело. А дальше?

— После этого противник, можно сказать, растерял весь свой задор. Мы же, как раз напротив, поверили в свои силы и продолжили наступление. Не прошло и двух недель, как князь Андронников заставил турок оставить Озургети, вместе со всеми собранными там припасами, после чего перешел реку Чолок и с отрядом в 10 тысяч штыков и сабель при 18 орудиях решительно атаковал турецкий лагерь. Войска Селима-паши, коих было никак не меньше 34 тысяч при 13 орудиях, отчаянно сопротивлялись, нанеся нам немалые потери, но все же были разгромлены. Остатки их во главе со своим муширом отступили в Кобулети.

— Ну что же, три к одному, как по мне, весьма достойный результат! Кстати, хотел бы узнать ваше мнение, господа, в чем причина вражеских неудач?

— Да тут и думать нечего, — решительно заявил Гагарин. — Ни для кого не секрет, что даже лучшие части турецкой армии заметно уступают в выучке нашим полкам. И если в обороне их пехота действует сравнительно неплохо, то все остальное решительно нехорошо. Перестроения совершаются медленно, солдаты дурно обучены, а офицеры сами не имеют достаточно знаний, чтобы это исправить.

— А как на счет огневой подготовки?

— Скажем так, особой меткостью они похвастать не могут. Впрочем, справедливости ради, это было в самом начале войны и до получения французских штуцеров. Вполне вероятно, теперь ситуация улучшилась.

— Или ухудшилась, — усмехнулся я. — Да-да, не удивляйтесь. Перевооружение некоторых наших частей на трофейные винтовки показало, что без соответствующего обучения это пустая трата времени и денег. Если солдаты не умеют верно определять расстояние и выставлять прицел, хорошей стрельбы от них не добиться.

С этим генералы спорить не стали, и мы продолжили совещание.

— Каковы общие потери турок?

— Совокупно, полагаю, никак не менее десяти тысяч убитых, раненых и пленных только на нашем участке. Плюс, еще, по меньшей мере, столько же дезертировали. В первую очередь, конечно, это касается башибузуков и местных аджарских ополченцев. [5]

— И тем не менее, у Селим-паши под рукой около пятнадцати тысяч штыков и сабель.

— Увы, все именно так. Успел собрать разбежавшихся… Кроме того, ему еще летом переслали из Варны полк регулярной турецкой пехоты и две артиллерийские батареи взамен потерянных.

— Мои силы вам известны. Сколько сможете выделить вы?

— За неделю можно собрать порядка десяти тысяч штыков и сабель, — практически не раздумывая ответил Муравьев. — Немного, конечно, но с поддержкой флота должны сладить.

— Итого у нас шестнадцать, а если поднапрячься, все восемнадцать тысяч против пятнадцати. Кажется, лучшего соотношения на вашем фронте еще не было?

— Совершенно верно.

— В таком случае я не вижу ни одного аргумента сидеть и ждать у моря погоды вместо того, чтобы продолжать наступление!

— Прошу прощения у вашего императорского высочества, — нерешительно начал князь, — но что, если союзники к лету подтянут новые эскадры?

Что ж, понять генерала было можно. Вдруг Черноморский флот опять запрется в гавани, ожидая благоприятного момента, а враги начнут хозяйничать на море, перерезав тем самым наши линии снабжения.

— Во-первых, любезнейший Александр Иванович, — четко выговаривая каждую букву, ответил я, — дело это далеко не такое быстрое. И если мы не станем мешкать, к тому времени Турция окажется совершенно разгромленной. Во-вторых, пусть приходят. У нас достаточно сил и времени, чтобы подготовить нашим европейским друзьям несколько неприятных сюрпризов!

— А если тот же Омер-паша соберет войска и с помощью союзников сумеет их переправить сюда? — не унимался Гагарин. — Наши же силы будут отвлечены на Батум и Трабзон…

— Пусть сначала соберет, — вмешался старавшийся до сих пор помалкивать Муравьев. — А потом если и доставит, так что с того?

— Начнет осаждать Батум или Трабзон…

— Всяко лучше, чем Севастополь! — отрезал генерал. — Тем паче, что мы к тому времени успеем их укрепить, а разорять они во время осады станут не наши, а свои земли! И вообще, государь, посылая меня сюда, выразил твердое желание вернуть пост святого Николая. А мы не токмо его вернем, но и Батум захватим. А летом продолжим наступление на Баязет, Ардаган, Карс и Эрзерум. Помяни мое слово, князь, не до Трапезунда туркам будет!