Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
( Примеч. А. Белого. )
261
когда горевать: они спешат пособить горю. А. А. некогда
было, в этот вечер, отдаваться своей боли от нестроицы
всего этого безобразного вечера. Он спешил помочь мне,
действительно переживающему в этот вечер начало ката
строфы всех былых чаяний о новой «орхестре», о но
вой коммуне братски настроенных душ. Помню, когда мы
втроем вышли от «грифов» — А. А., Л. Д. и я (я про
вожал их до Спиридоновки), мы говорили о вечере:
сердилась, а А. А. своими неуловимо нежными словами,
короткими фразами, улыбкой, переходящей в грустно-
юмористическую, буквально отходил меня. В этом внима
нии к моему миру, ему во многом чуждому, сказалось
столько доброты, столько конкретной сердечности, наблю
дательности, подлинного христианского братства, что,
чем более вникаю, тем более склоняю голову перед ним.
И как я был эгоистичен в то время: я видел лишь свои
идеалы, чувствовал лишь свою боль. А. А. я любил,
но из своего мира мыслей. Я видел его в «моем» и
не видел его в «его» собственном мире, где были свои
боли, свои тяготы и, быть может, гораздо более глубокие
сомнения. О, да; в отношениях между нами двоими я был
всегда эгоистом... Я приходил во второй половине москов
ского месяца к Блокам чуть ли не каждый день, усажи
вался в кресла и жаловался на свои неудачи и разочаро
вания, читал стихи, высказывал свои упования. А. А,
молча посиживал рядом со мной, склонив свою кудря
вую голову, отряхивая пепел своей папиросы и сопро
вождая меня всюду в орнаментах моего духовного мира:
ну, конечно, он был старше, жизненно мудрее меня.
Л. Д. посиживала у окна или наливала чаю. Так создал
ся тогда своеобразный уют между нами троими. Стран
но, на темы, связанные с Прекрасной Дамой, мы вовсе
не говорили в то время. Теократическая горячка, кото
рую вносил в наше общение С. М. Соловьев, оборвалась
с его болезнью (он заболел скарлатиной). Мы мало гово
рили и о литературе. Изумительно, что мы, оба любящие
литературу, оба поэты, почти не говорили о поэтах,
я даже не представлял себе ясно литературных вку
сов А. А.
Мы говорили и о простом, близком, нашем, чело
веческом. И это простое, близкое и человеческое А. А.
мне освещал своей глубинной мудростью: не мудростью
теорий, вопросов философии, а мудростью простых жиз
ненных слов, или мы говорили на общие, я бы сказал,
262
«вольфильские» 68 темы уже тогда, в те годы. Из всех
наших разговоров о литературе мне запомнился лишь
один: я удивлялся изысканности брюсовских рифм, уди
влялся, что А. А. не придает рифмам того значения, ко
торое придавали мы с С. М., что он менее нас увлека
ется Брюсовым, не считает С. М. Соловьева за поэта
( « С е р е ж а , — говорил о н , — совсем другое»). К Брюсову
относился с особым юмором,
соединявшим в себе скепсис с своего рода н е ж н о с т ь ю , — меня же он побранивал
за начинающее проглядывать в моих стихах влияние
Брюсова; характерно, что он всегда меня не одобрял
в мой период увлечения Брюсовым. Характерны строчки
из письма его мне: «Спасибо за стихи, книги, а главное,
за любовь; в стихах лучшие строчки: «На руках и я носил
золотые кольца» 69, а вообще сочинение, если не Вале
рия Яковлевича Брюсова, то по крайней мере Валерия
Николаевича Бугаева. То же все время происходит со
мной, и в еще большем размере, так что от моего имени
остается разве, что окончание «ок» (Валерий Яковлевич
Бр...ок). Я в отчаянии и усиленно надеюсь на исход из
«асфальтовых существительных». Асфальтовыми су
ществительными называл он характерные брюсовские риф
мы: асфальте, базальте, жальте, которыми мы упивались.
Так же, как к Брюсову, относился он вообще к декаден
там; позитивисты — те его выводили из терпения: пози
тивистов и материалистов считал он вредными дураками.
В то время я только что познакомился с тремя юно
шами, из которых один, математик, бывший ученик моего
отца, был глубоко погружен в религиозные проблемы,
бывал у меня чаще д р у г и х , — это был П. А. Флоренский,
впоследствии священник. Другие двое — В. Ф. Эрн
и В. П. Свенцицкий; все трое организовали религиозно-
философский кружок, который вскоре открыл свои дей
ствия в университете, как секция истории религии при
обществе имени Сергея Трубецкого. На первых заседа
ниях председательствовал С. А. Котляревский, а посто
янными участниками были: Флоренский, Свентицкий,
Эрн, братья Сыроечковские, Шер. Частыми посетителями
бывали: я, М. И. Сизов, Б. А. Грифцов, Великанов,
А. С. Петровский, А. Койранский. В этом кружке я дол
жен был прочесть реферат. В маленькой комнате у Эрна,
жившего где-то около храма Спасителя, густо набитой
людьми, мне тогда мало знакомыми, состоялось это чте
ние. Мы были вместе с А. А. Я увидел, что он особенно
263
был сумрачен и каменен в этот вечер, а я, по обыкнове
нию, пустился во все тяжкие споры и прения. Ни разу
в Москве я не видел А. А. таким измученным, как тогда.
Когда мы с ним вышли на воздух, он признался, что все
в этом кружке ему крайне не нравится. «Люди?» — спро
сил я его. «Нет, а то, что между ними». Я не понял тогда
его, но действительность оправдала слова А. А.: через
год в этом кружке образовалось «Христианское братство
борьбы» 70, из которого вышли П. А. Флоренский и
А. С. Петровский (тогда оба ставшие студентами Трои-
це-Сергиевской духовной академии), ясно почувствовав