Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
сколько наших бесед втроем в присутствии нам молча
аккомпанирующей Л. Д., бесед, переходивших в язык.
полутеней, полуслов, поднимавших присутствовавшее
между нами молчание. Помню розово-золотой воздух, как
атмосферу, фимиам тишины, поднимающийся между
нами троими: будто вспыхивало «Око» треугольника и,
выражаясь словами Влад. Соловьева, «Поднималась мол
ча Тайна роковая» 55 — т. е. тайна нашего, нас бессло
весно связующего, физиологического почти знания, что
Она,
не останется от внутренне себя изжившей старой куль
туры «сократиков». Серьезное и глубокое, не прочитанное
нами и по сию пору, смешивалось как-то непроизвольно
с нашей молодостью, во многом ребячливостью (нам с
А. А. было по двадцать три года, но душой мы были
старше и моложе наших лет; Л. Д. был двадцать один
год, а С. М. Соловьев был еще восемнадцатилетний юно
ша). И понятно: мы были мечтателями «по-глупому»,
* Уже старых, т. е. не соответствующих духу эпохи. «Весы»,
«Мир искусства» и «Новый путь» были бы подлинно революцион
ными новыми журналами, если бы время их появления на свет
было не 1899—1903 и 1904 годы, а примерно 1882—1885 годы, ко
гда Врубель уже создавал эпоху подлинно новую демонической
философией своего стиля и красок. ( Примеч. А. Белого. )
248
Казалось: проблема мистерии и гармонизации человече
ских отношений уже подошла и вот-вот прямо в руки
дается, что голубиные крылья спускаются, и вот Голубь
Жизни Глубинной сам сядет к нам в руки. С. М. Со
ловьеву мечтались громовые горизонты последней бли
стательной эры и роль России в н е й , — даже более
того — наша роль в ней. (Писал же Мережковский неза
долго перед этим: «Или мы, или никто».) Мне мечталась
тихая праведная жизнь нас всех вместе, чуть ли
не где-то в лесах или на берегу Светлояра, ожидающих
восстания Китежа (или Грааля) 56. И однажды, в квар
тире Марконет, у меня сорвалась подобная фраза: «Ах,
как бы хорошо там зажить нам вместе». И казалось, что
нет в этом ничего н е в о з м о ж н о г о , — да и не было ничего
невозможного: ведь ушел же Добролюбов, ушел к Добро
любову светский студент Л. Д. Семенов через два с лишком
года после этого, ушел сам Лев Толстой, пришел
оттуда, из молитвенных чащ и молелен севера, к нам
сюда Николай Клюев, наконец я сам уходил (не на Вос
ток, правда, а на Запад) уже в 1912 году 57, ища
не старцев, не Китежа, а, может быть, рыцаря Грааля...
Не удивительно, что на заре «символизма», на заре на
шей культурной жизни, нам казалось, что уйти всем
вместе из старого мира и легко и просто, потому
что Новый Мир идет навстречу к нам. Помнится, как в
поздний час синей лунной январской ночи ясные лучи
озаряли затемненные
комнаты старой квартиры Марконет, и лежали лунные косяки на полу. Л. Д. сидела у
окна и ласково молчала в ответ на наши утопии. Мол
чал и А. А. Блок, но с невыразимой, мягкой, ему одно
му свойственной в те минуты, нежностью, одновременно
строгий и снисходительный, с доверчиво выжидательным
видом, весь слух и зрение, направленные на понимание
ритма наших разговоров: и целое, атмосфера, розово-зо
лотой воздух — веял, веял же, реально, конкретно, не с
горизонта, а из наших душ, от сердца к сердцу!
Естественно, что речи, сидение вместе и тихое молча
ние о Главном за чайным столом — все это носило ха
рактер особого непроизвольного эзотеризма, не могущего
быть понятым «непосвященными». У нас был свой жар
гон, свои слова, стиль говорить о виденном, о подслушан
ном вместе. Нет, в эти минуты мы не были «мистиками»
из «Балаганчика». Я, по крайней мере, до сего времени
не считаю себя «мистиком» в то время, а бессознатель-
249
ным антропософом, т. е. тем, кто не в «мистике» чувств,
а в «духовном знании» ищет соединения головы и серд
ца. Думаю, что «мистиком» не был С. М. Соловьев, ни
А. А. Блок, когда писал:
Молча свяжем вместе руки,
Отлетим в лазурь.
Но «мистики» были в Москве. Они водились и среди «ар
гонавтов», и о них я писал уже в 1906 году в «Весах».
«Мистиков» было особенно много в эпоху «мистического
анархизма», который одно время так возненавидели мы
с С. М. Соловьевым (в 1907—1908 г.).
Сами же мы набрасывали покров шуток над нашей
заветной зарей, как «Аполлонов ковер» над бездной, как
покрывало на лик Новой Богини, Культуры, и начинали
подчас дурачиться и шутить о том, какими мы казались
бы «непосвященным» людям и какие софизмы и пара
доксы вытекли бы, если бы утрировать в преувеличен
ных схемах то, что не облекаемо словом, т. е. мы видели
«Арлекинаду» самих себя. И С. М. с бесконечным остро
умием разыгрывал пародию на нас же самих в утриро
ванном виде. Он то устраивал мистерии в стиле «ночной
тишины» Кузьмы Пруткова, то называл нас сектой «бло-
ковцев», то выдумывал историка религиозной культуры
из XXII века, француза Lapan, на основании стихов
Блока, деятельности А. Н. Шмидт, сочинений Влад. Со
ловьева решавшего вопрос, существовала ли секта «бло-
ковцев», и умаривал нас со смеху, изображая филологи
ческий спор ученых будущего о том, была ли «София»
идеологии В. С. Соловьева ни чем иным, как С. П.,
с которой покойный философ дружил, или, наоборот,
С. П.-де криптограмма вроде христианской р ы б ы , — про