Александрийская поэзия

Сразу причалы ладьи отрешив от приморского лавра

И на корабль нагрузив сколько нужно им было добычи,

С ветром попутным в Босфор вошли они водоворотный.

Тут наподобье скалы высокой вздымается кверху

170Перед тобою волна, на тебя словно броситься хочет,

Вздыбившись до облаков. Не посмеешь даже помыслить

Ты, что уйдешь от участи злой, — волна нависает

Над серединой ладьи, грозя, словно туча, но сразу

Низится, если случайно искусного кормчего встретит.

Так и теперь положились на Тифиса ловкость герои

И пронеслись без вреда, но со страхом большим. На другой же

День к той земле, что напротив Вифинской, причал привязали.

Сын Агенора Финей там жил у прибрежия, — беды

Наилютейшие он выносил по сравненью с другими

180За прорицания дар, каковым наделил его прежде

Сын Лето, — ибо даже Зевесову волю святую

Смертным в своих прорицаньях Финей открывать не боялся!

Вот за это Зевес ниспослал ему вечную старость,

Отнял сладостный свет очей у него, не дозволив

Радость и в пище обильной иметь, хоть ее все соседи

За прорицанья ему домой постоянно носили.

Но, чрез гряду облаков налетая внезапно из дали,

Гарпии всякий раз изо рта и из рук его пищу

Клювами всю похищали. Порою от пищи ни капли

190Не оставалось, порой лишь столько, чтоб жил и страдал он,

Ибо зловонье они разливали. И сил не хватало

Пищу не только приблизить к устам, но даже поодаль

Просто стоять. До того смердели пира объедки!

Сразу, едва уловил голоса и шаги он дружины,

Понял старик, что прибыли те, с чьим приходом, согласно

Воле божественной Зевса, своей насладится он пищей.

С ложа, как призрак бездушный, он встал и, опершись на посох,

Им навстречу пошел бессильной стопою из дома,

Щупая стены рукой; когда шел он, дрожали колени;

200Был он и слаб и дряхл; заскорузлой покрытое грязью,

Ссохлось тело, — лишь кожа да кости его и держали!

Вышел из дому, сел, ибо ноги отяжелели,

Он на пороге дверном; все в глазах у него закружилось,

Стало темно; показалось ему, что земля под ногами

Кругом пошла, и в безмолвное он забытье погрузился.

Чуть лишь его увидав, вокруг столпились герои

И онемели. А он, из груди испустивши глубокий

Вздох, обратился к гостям с таким пророческим словом:

«Слушайте вы, из эллинов всех наилучшие, если

210Вправду вы — те, что, владыки суровым веленьем гонимы,

На корабле Арго за руном пустились с Язоном.

Да, конечно, то — вы! До сих пор к прорицаныо способный

Ум мой во все проникает. Тебе приношу, о владыка,

Отпрыск Латоны, и в тяжких мучениях моих благодарность.

Зевсом, — оплот он молящих и к людям безжалостен грешным, —

Именем Феба и Геры, которая в вашем походе

Более прочих бессмертных о вас печется, молю я

Помощь мне дать! Горемыку меня, о, спасите от скверны.

Не отплывайте отсюда, оставив меня в небреженье,

220Безо вниманья. Не только Эриния мне надавила

Тяжкой пятой на глаза и старость влачу я до века, —

Более тяжкое горе над прочими бедами виснет.

Гарпий рой изо рта у меня всю еду похищает,

Из неизвестного мне прилетая гиблого места.

Чем помочь, не придумаю я. Но гораздо скорее

Я б от ума своего утаил, что поесть собираюсь,

Чем от них, — вот как быстро по воздуху мчится их стая!

И если даже еды мне немного они оставляют,

Смрадом гнилым несет от нее таким нестерпимым,

230Что и недолго его не мог бы вынести смертный,

Будь его сердце хотя бы из крепкой кованой стали!

Горькая только меня нужда заставляет остаться,

В злой желудок влагать, оставшись, те гадкие яства.

Есть оракул, что гарпий сыны Борея отгонят,

Силой меня защитят, ибо мне они не чужие,

Я ведь Финей, среди смертных когда-то известный достатком

И прорицания даром; рожден я отцом Агенором,

Их же родная сестра Клеопатра, когда средь фракийцев

Царствовал я, с приданым вошла в мой чертог, как супруга».

240Вымолвил Агенорид — и объяла тут каждого жалость

Из героев, сильнее же всех — Бореадов обоих.

С глаз своих слезы сморгнув, подошли они ближе, и молвил

Зет, сжимая в руке удрученного старца десницу:

«Бедный! Скажу, что несчастней тебя не найдется на свете

Ни одного из людей. И за что столько бед привязалось?

Не погрешил ли ты против богов в неразумье опасном,

Ты, в прорицанье знаток? Не оттуда ли гнев их тяжелый?

Ум цепенеет от страха у нас, хоть помочь мы желаем,

Если всецело на нас ту честь божество возложило,

250Ибо приметны угрозы богов для людей земнородных

И потому отогнать от тебя мы не раньше решимся

Гарпий, хотя и желаем того, покуда не дашь ты

Клятвы, что мы потому богам ненавистны не станем».

Так он сказал. Зрачки на него поднял старец пустые,

Очи широко открыв, и таким ответствовал словом.

«Смолкни! Мыслей таких, дитя, не влагай себе в душу.

Пусть Аполлон, что меня добровольно учил прорицаныо,

Будет свидетелем мне, и злосчастный жребий, который

Выпал мне, и очей слепота, и подземные боги, —

260Пусть они мне, уж и так мертвецу, милосердья не явят, —

Но никакой от богов за помощь мести не будет».