Алгоритм счастья

– Без женщин жить нельзя на свете, нет, - бодро напевал Аркадий Семенович, выбивал длинной палкой очередной матрац, и Рита увидела из окна, как мать подошла к нему сзади, встала на цыпочки и благодарно поцеловала его взмокший от яростного труда затылок.

"И без мужчин - тоже, - подумала Рита, чувствуя, что начинает понимать маму.
– Ну кто бы ей так помог?" Она достала из буфета бабушкин самовар, расставила на столе чашки. Сейчас они усядутся втроем пить чай, а папы нет и не будет...

***

– Деточка, ты?
– окликнула Риту мама и вышла в коридор.
– Ой, здравствуйте... А я в халате...

Шелковый золотистый халат подчеркивал прелесть волос, синие глаза светились тихой, спокойной радостью.

– Здравствуйте, - откашлялся Олег.

– Ну, что я тебе говорила?
– улыбнулась мама.

Ее нежный, грудной голос звучал, как всегда, негромко и мягко, потому что она его берегла, и это стало уже привычкой.
– Все и образовалось. А ты боялась, мокла там под дождем... Ax, - всплеснула она руками, - какой прелестный букет!

– Это вам, - протянул Олег, волнуясь, букет.

– Мне?
– удивилась Екатерина Ивановна.
– Значит, вы знаете?

– Знаю?
– растерянно переспросил Олег.
– О чем?

– Так сегодня же сотый спектакль! Вы только подумайте - сотый! "Майская ночь". Перенесли с девятнадцатого.

– А-а-а, да, - смешался Олег.
– Конечно. Поздравляю!

– Простите, я должна отдохнуть... Детка, там, в морозилке, пельмени... А в холодильнике ветчина. Хозяйничай!

Екатерина Ивановна повернулась к Рите спиной - прямая, юная, легкая и пошла к себе, унося с собой цветы - небрежно, привычно, бездумно.

– Мама!
– отчаянно крикнула Рита.
– Мы хотели поговорить!

– Со мной?

Екатерина Ивановна остановилась, повернулась к дочери, и что-то особенное в глазах Риты, похожее на последний призыв к пониманию, заставило ее забыть на мгновение о театре. "Этот мальчик... И этот букет... Ой, неужели..."

– Конечно, конечно, - заторопилась Екатерина Ивановна, и лицо ее залилось краской.
– Я только переоденусь.

Она скрылась в своей комнате, а Рита с Олегом так и остались стоять в прихожей, пока их не позвали.

Екатерина Ивановна сидела в кресле. Длинное темно-синее платье обтягивало безупречную фигуру, на пальцах блестели кольца, губы были подмазаны, букет, уже распакованный, стоял в вазе. "Когда она все успела?" - удивилась Рита.

– Садитесь.

Плавным движением руки Рите с Олегом указали на стулья. Рита села, сложив на коленях руки как школьница. Олег остался стоять.

– Екатерина Сергеевна, - начал он и снова закашлялся. Рита дернула его за рукав.
– Екатерина Ивановна, - торопливо исправился он, - я вашу дочь так люблю, так люблю, что хотел бы на ней жениться.

– Хотел бы?
– с милой насмешкой спросила Ритина мама, и Олег понял, что сказал что-то не так, не по правилам.

Стало безумно жарко. Какая-то жилка дрогнула под коленями. Олег тяжело опустился на стул, вынул из кармана мятый носовой платок, вытер лоб, взглянул на платок, смутился, сунул платок обратно. Екатерина Ивановна, покачивая ножкой в лаковой туфельке, с интересом наблюдала за всеми этими манипуляциями. "Глупости, - сердилась она.
– Ну какой он жених?" Но тут как раз Олег и собрался. "Танков не испугался, а ее боюсь", - возмутился он, снова встал, сделал шаг к Рите, взял ее за руку и поднял со стула.

– Позвольте просить руки вашей дочери, - солидно сказал он, чувствуя, что теперь говорит так, как надо, как читал он в книгах и слышал в кино.

Екатерина Ивановна склонила голову набок, словно прислушиваясь. Потом взглянула на дочь:

– А ты что скажешь?

– А разве я тоже должна говорить?
– удивилась Рита.

Екатерина Ивановна засмеялась.

– Ох, дочка! Ну а как же? Разверзни уста, произнеси что-нибудь.

– У Олега комната в общежитии, - сказала Рита совсем не то, что хотела бы услышать от нее мама.
– Мы будем там жить.

Маме хотелось спросить о самом главном: "Ты его любишь?" - но не при Олеге же...

– Значит, так, - решительно встала она с кресла.
– Сейчас мне пора в театр, а завтра...
– Екатерина Ивановна помолчала, подумала, быстро подсчитав что-то в уме, - нет, послезавтра в три часа я приглашаю вас, Олег, на обед. Там и поговорим.

– Да не о чем говорить, мама!
– воскликнула Рита.
– Это же простая формальность!

– Ничего себе...
– покачала головой Екатерина Ивановна и пробежалась пальцами правой руки по воображаемым клавишам фортепьяно, что всегда служило у нее признаком некоего замешательства.
– Решается твоя судьба, а ты говоришь - "формальность"! У меня наверняка будет много вопросов, и многое надо решить, и вас, Олег, я почти не знаю.

– А зачем тебе его знать?
– вызывающе спросила Рита, но мама не обиделась.

– Затем, что моя жизнь изменится тоже, - спокойно объяснила она.
– И надо подумать о свадьбе и о том, на что вы будете жить.

– На стипендию, - гордо заявил Олег.
– У меня повышенная, аспирантская.

– Какие вы еще дети, - улыбнулась Екатерина Ивановна.
– А родителям ты написал?

– Нет еще.
– Вопрос застал Олега врасплох.

– И они, конечно, не знакомы с Ритой?

– Да откуда им меня знать?
– завопила возмущенная совершенно ненужными вопросами Рита.
– Они же в Свердловске!

– Положено пригласить, - объяснила мама, и Рита посмотрела на Олега в недоумении.

Он ответил ей понимающим взглядом. Пригласить родителей? Из Свердловска? Как будто мы живем в прошлом веке! Да не собираются они устраивать никакой свадьбы! Нет, все-таки старое поколение, с их правилами, привычками, - это нечто...

– Я напишу, - выдавил из себя Олег.
– И приглашу...

Ему стало страшно: Рита и представить не может, как трудно они живут, в какой.., ну, не бедности, конечно, но в постоянной нужде. Мать считает каждый грош, после школы бегает по урокам. Разве может она так вот, запросто, взять и приехать в Москву? Да и зачем? Для нее это - отдать последнее.

Как поняла его смятение Рита? Что почувствовала? Этого Олег не знал. Только внезапно и быстро она сказала:

– Сейчас такое сложное время... Не надо ничего устраивать. Лучше мы потом приедем к ним в гости, на зимние каникулы, например. Приедем и познакомимся. А? Как ты думаешь, мама?

Просительные нотки в голосе дочери заставили Екатерину Ивановну быстро взглянуть на Риту. В ее глазах она увидела откровенную просьбу, даже мольбу. О чем была эта мольба? Скорее всего о понимании.