Анамнез декадентствующего пессимиста

Не придёт к тебе зло, и рана не приближется телеси твоему; долготою дней исполю его и явлю ему… Сохрани тя во всех путях твоих. С ним есьм в скорби да плачуся о грехах моих! Дитя Пресвятое, добрый ангел уверенности! Отведи ручками своими чистыми мрак этот. Да мимо меня пусть идёт чаша сия. Боже, единственное… пожалуйста, я прошу, я так редко о чём-то прошу, я умоляю, пожалуйста. Господи, не знаю больше слов к тебе, иссякла душа, Господи! Слабеет мой крик к тебе…

Смирение, символ которого – маленькая фигурка ребенка. А есть ли что печальней и тревожней, чем крошечные детские следы, оставленные на пыльной дороге? Путают путь им лукавые черти. Даль просыпается в россыпях солнца. Бог не повинен ни в жизни, ни в смерти. Мук не принявший вовек не спасется… Господин Сатана, а что, те младенцы, что ночью смеются и плескают прямо в очи тёплым молоком, где же от них пепел? Я б собрал его… "Пошлёт сын человеческий ангелов своих, и соберут из царства его все соблазны и делающих беззаконие и ввергнут их в печь огненную; там будет плачь и скрежет зубовий". "И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет: ибо прежнее прошло".

И на предплечье можно было прочесть вытатуированную когда-то черными, а теперь выцветшими чернилами надпись: «Бога нет». Неровная и растянутая, выглядела она как неумело накорябанная строчка в тетрадке первоклассника. На коже вокруг надписи было множество красных выпуклых шрамов. Мужчина сидел в своей коляске прямо напротив и широко раскрытыми глазами рассматривал меня. Я отводил взгляд, а когда через минуту снова поднимал глаза, он все так же неподвижно пялился на меня…

Эмоции человека приобретают здесь часто характер мольбы или просьбы. Каждый знает, как трудно бывает просить, трудно потому, что тем самым признаётся власть другого, власть "его произвола надо мной". Смирение, выпестованное глубоко укоренившимся убеждением, что наказание всегда оказывается тяжелее преступления. Потому погоня за властью – проявление свойственного человеку стремления оказаться единственным субъектом в мире объектов. И гнули к земле головы и повторяли: «Сделайте такую божескую милость, не губите нас».

Должен предупредить с самого начала – я ни на что не жалуюсь. Но это похоже на сумасшедший дом, где вам разрешили мастурбировать до конца ваших дней. Мне кажется, что мое собственное существование уже закончилось, но где именно, я не могу установить.

Свинцовая тоска и мольба, все мыслимые обещания "исправиться", гадливость к себе и ярость непонимания того, как это мир сможет так же катить волны своего бытия "без меня". Общее ощущение чудовищной несправедливости, и неистовая детская вера в то, что можно ещё договориться с тем, чтобы дали ещё один шанс. И тут же пронзительное сожаление, но всё равно в своей обречённости, тому, кому следует завидовать – остающемуся, индифферентному. Каждый, думаю, в силах добавить и свой нюанс.

Они гортанно негодуют на мелкие трогательные несправедливости и требуют те блага, что были обещаны, не ведая, что последняя справедливость уже воздана им. Не стучите – не откроется – ибо давно уже не заперто и сказано: "Входи!" и за стуком своим не слышите приглашения. Не просите – ибо всё необходимое вам уже дано и ни кем это не может быть отнято, остальное – пыль и просить о ней незачем. И не ищите – для этого нужно стать не имеющим, у вас же всё есть, только откройте глаза.

В Нём каждый откроет себя, помыслит о своём, увидит отражение… Человек на определённой стадии своего развития приходит к убеждению, что Бог – это лишь зеркальное его отражение. Здесь, именно здесь подражает богу человек, открывая свое истинное лицо в бесконечном множестве ситуаций. Я всегда говорил, что Бог – мой идейный соратник. И это является безусловным доказательством того, что все сахабы получили мощные знания и фаиз ильми-халь, в то время как поколение табиин по сравнению с сахабами в этом вопросе были, как лампа против солнца. Муфтии выступают с заявлениями, в которых призывают мусульман не вступать в подобные организации, подчеркивая, что мусульмане по рождению уже состоят в «партии Аллаха». «Бог – это Лампа Ламп и Архистратиг». Аллах доволен ими, и они довольны Аллахом. Это – великая прибыль.

Во многих аятах подчёркивается, что ни один человек не останется на земле вечно, что люди пришли в этот мир для испытания, что попытки избежать смерти не дадут результата. Кроме того, сообщается, что каждый будет возвращён к Аллаху, и призывается к размышлению о тех благах, которые Аллах даровал человеку. Эта формула исповедания ислама, заявляющая о том, как высоко величие Единого Бога и почетно рабство Ему…

Но возможно ли предположить, что божество игриво и многое позволяет? С чем бы сравнить… вам приходилось резать стекло ножницами в воде? – при некоторой практике, выходит довольно сносно; всё равно что измерять дамской шпилькой глубину дырок в розетке под током.

Но в Боге я нуждался не больше, чем Он во мне. Самое высокое в тебе пыталось подражать мне. "Глаз, коим я взираю на Бога, есть тот же самый глаз, коим он взирает на меня". Бог, царь небесный, имеет меньше влияния чем, например, центурион или полицейский.

Это – предсмертный хохот язвительного висельника. Как вы думаете, что испытывает повешенный в последний момент жизни? Достаточно известно – сексуальный оргазм. Является ли смертельное мгновение максимумом? Считается, что оно связано с высшей степенью боли или с высшим накалом зла: боль, например, становится смертельной, если она превышает некий поддающийся цифровому выражению максимум. В отличие от "молчаливой" смерти, боль бывает многословна. Может быть, страх боли отчасти связан со страхом оказаться вне коммуникациии, лицом к лицу с ничто. Здесь мне возразят, что это естественно: судороги – явление обычное, когда организм умирает. Оригинального здесь мало – никакая смерть не оригинальна, не оригинально и то, что иные принимали судороги агонии за родовые муки, смерть – за рождение новой жизни. Это тоже объяснимо: умирающему свойственно выдавать свое состояние за жизнь в превосходной степени, такую жизнь, какая и здоровому не приснится, вообще самое развитое чувство умирающего – это ревность к жизни.

Ибо те, кто верят в личного Бога, которому не безразлично хорошее и плохое, галлюцинируют, вне всяких сомнений, хоть Господь и благословляет их, он все равно безотчетно благословляет безотчетность. Иисус как-то чересчур исстрадался.

Этот старец настолько светел, что иной раз сама одежда белеет на глазах у собеседника. На лбу шишка набита, на плече свищ – от непрестанных молебствий. Крестит очко в уборной, когда – садится. Одним словом – погряз в христианстве. Променявши идею на мускул, изгубили свою жизнь во имя религиозных химер. Латентный гомосексуалист, лишивший себя радостей любви во имя превратно понятого общественного договора, млеет в чаду плотского вожделения.

И, конечно, человек не должен вмешиваться ни в чью жизнь – это часть свободы. Тогда каждый был бы непринужденным с самим собой. Никто не должен вмешиваться в жизнь никого другого. Но в прошлом каждый совал нос в дела другого. Идея Бога – это идея любопытного Тома, который не оставляет тебя в покое даже в ванной, который продолжает подглядывать в замочную скважину, наблюдая: что ты там делаешь? Это уродливо! Все религии мира говорят, что Бог постоянно наблюдает за тобой, – это уродливо, что это за Бог? Ему что, нечем заняться, кроме как подглядывать за каждым, преследовать каждого? Кажется, это предельный детектив!

По моему мнению, термин "бог" есть по преимуществу продукт человеческой жажды совершенства и завершенности. Идея божества вызвана нашим эмоциональным желанием устойчивости, постоянства. Она выражает наше ощущение вечности, наше стремление преодолеть хаос, опасность, непостоянство и несчастья. Бог является надеждой человека на идеальный мир, в котором нет юдоли страданий. Создавая образ всевышнего, мы ищем кого-то вне нашего мира, ведущего нас безопасным путем сквозь море несчастий, существо, которое, сотворив весь мир, спасет нас от небытия и смерти.

Эффективность религиозных технологий намного выше, чем вера в коммунизм и светлое будущее. Это связано с тем, что человеку предлагается снизить энергетические расходы мозга за счёт простого набора универсальных форм поведения. При этом никто не несёт даже теоретической ответственности за неудачи их применения.

Что есть вера? – Лишь нежелание умирать. Хорошо… Тогда зачем ты всего этого хочешь? Не лучше ли было просто жить в покое и мире? – Когда я живу в спокойствии и в мире, я вообще не знаю, есть ли я… Я путаюсь в благонамеренных штампах, а ведь я рожден человеком. И мне нужна кровь. Тогда каждую секунду я буду чувствовать то, что я существую, что я дышу, что во мне кипит кровь, что я сильнее вас. Я ненавижу спокойную жизнь, в ней есть ложь… Ведь если есть в принципе страдание, то я должен совершить это, чтобы увидеть, что это такое… Иначе, зачем я живу?

– Я напомню вам один из вечных вопросов. – Почему Господь допускает то, что происходит в мире, – преступления, убийства, войны? Почему? Потому что пути Господни неисповедимы и нашим слабым человеческим разумом мы не можем постигнуть Его божественной мудрости? Но если это так, то мы и остального понять не можем, и, впрочем, Господь, может быть, не требует от нас понимания, зная, что оно нам не по силам?

Один из наиболее деморализующих факторов, наблюдаемых нами, – привычка порицать себя. Некоторые люди занимаются этим постоянно. Видимо, они упиваются рассказами о том, каких низких результатов добиваются и сколь они сами ничтожны в сравнении с другими. Как это ни печально, по иронии судьбы ответственность за наше самоуничижение в значительной степени несет церковь. Мы часто слышим на молитвенных собраниях постоянные поношения самих себя. Люди называют себя несчастными грешниками, жалкими червяками, копошащимися в пыли, а вовсе не королями и королевами – мужчинами и женщинами, сотворенными Богом. Священники на кафедрах и люди на молитвенных собраниях сообщают Господу Богу о том, сколь мало они значат. Вместо того, чтобы смело отстаивать свое неотъемлемое право на благородство, на королевское достоинство, мужское и женское, они скулят, просят прощения и пресмыкаются. Человеческие существа были созданы с прямой осанкой, чтобы они могли встать, поднять глаза и без смущения посмотреть в лицо миру. Библия учит тому, что мы должны заявить о своем первородстве. Не следует разыгрывать перед Создателем Урию Хипа; это вызывает презрение и развращает. Привычка к самоуничижению подрывает уверенность в себе, уничтожает независимость и подавляет волю. Что подумал бы отец о ребенке, который подошел бы к нему с просьбой, выраженной в позорном духе самоуничижения? Некоторые люди, похоже, обладают даром держаться в тени. Они пробираются бочком, всегда стараясь находиться в задних рядах или меньше попадаться на глаза. «Ни одного человека, – утверждает Эмерсон, – нельзя обманом лишить успеха в жизни, если он сам себя не обманет». Оскорбительно низкая самооценка не должна быть вашей спутницей жизни. Высокая оценка жизни и самого себя – мощное средство формирования характера. Вам не удастся сбить себя с толку до тех пор, пока вы не перестанете верить в себя. Да и других обманывать вы скорее всего тоже не будете.