Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Анастасия. Вся нежность века (сборник)
Шрифт:

– Слышь, мусью, отойди, не путайся под ногами, ты нам не нужен, понял? Отойди, говорю!

Реакция Егорычева мгновенна и неожиданна – резкий выпад, и Васяня уже лежит на боку под стеной, скорчившись от боли.

Пока Егорычев вытягивает руку, чтобы открыть дверь, Васяня со словами «Обижаешь, мусью!», все еще лежа, достает из кармана пистолет и целится в Егорычева. Тот, даже как бы не отвлекаясь на такие мелочи, бьет ногой по руке с пистолетом. Пистолет отлетает далеко и скользит дальше по тротуару. Раздается дикий вопль Васяни – ему очень больно, он катается по земле.

Мы не знаем, что происходит в салоне, но через некоторое время из дверей стремительно

выходит Егорычев, который тащит за собой, крепко держа под руку, упирающуюся Анастасию. У нее уже расстегнуто пальто, слегка растрепаны волосы.

– Как вы грубы, вы невозможно грубы! – манерничает Анастасия. – Этот человек только хотел меня спросить о чем-то. К тому же он, кажется, русский. И эта дикая, безобразная сцена!

Егорычев молча тащит ее к машине. Открывает дверцу, бесцеремонно заталкивает ее на сиденье. Анастасия сопротивляется. Егорычев свирепеет.

– В автомобиль сейчас же, кому говорю!.. – кричит он вне себя, и в паузе едва ли не слышится столь привычный русскому уху вульгарный мат. Он один осознает всю опасность ситуации и понимает, что в такие моменты надо действовать шоком, чтобы пресечь всякие женские капризы.

Пока Егорычев обегает машину спереди, чтобы занять место за рулем, мы замечаем Васяню, ползущего за своим пистолетом, и когда автомобиль резко трогается, успеваем увидеть, как в дверях салона, с оторванным рукавом, держась за ушибленный бок, появляется Багаридзе. Он целится из пистолета в отъезжающий автомобиль, но, понимая бесполезность стрельбы, опускает руку.

Бал в Русском патриотическом собрании

Без излишней роскоши убранный зал Русского клуба с высокими массивными колоннами, уютными выгородками и кабинетами. С трех сторон его охватывает широкая галерея, обрамленная фигурной балюстрадой, где тоже размещаются скрытые от излишнего любопытства кабинеты и комнаты. Получается что-то вроде зала в два этажа, что немного напоминает обстановку в Аничковом дворце, но позолоты и лепнины здесь меньше. От этого потолки, украшенные большими хрустальными люстрами, выглядят еще выше.

Столики сияют белоснежными скатертями хорошего полотна, хрусталем, начищенными приборами. В воздухе разлито ощущение праздника, свежести, чистоты. С первого взгляда видно, что в такой обстановке собирается только порядочное общество. Приятный гомон голосов над столиками, несколько мужчин группками стоят у колонн, о чем-то негромко беседуя. Мужчины в основном в смокингах, но попадаются и в офицерской форме высших чинов, дамы в вечерних, правда, не всегда новых туалетах. На многих надеты драгоценности.

В нише за колоннами приглушенно играет оркестр что-то на темы русских народных песен и отечественной классики. Пока никто не танцует, гости только съезжаются, раскланиваются со знакомыми, рассаживаются.

* * *

И сиятельного вельможу из бывших, при полном параде, в тронутом молью придворном мундире, и неведомо как залетевшую сюда какую-нибудь подержанную штабс-капитаншу, срочно наверстывающую возможности утраченной молодости в захолустном российском городишке, и сорокалетнего гарсона в захудалых провонявшихся номерах где-нибудь на пляс Пигаль, чудом избежавшего большевистской пули под Перекопом и сейчас гордо несущего на груди уже вовеки никому не нужные свои боевые офицерские награды, – всех их объединило здесь детское наивное желание закрыть глаза перед неизбежно надвигающимся мраком и на какое-то время вообразить, будто вовсе и не было никакой революции, заставившей их искать прибежища на чужбине, а они по-прежнему

занимают видное положение в обществе и так же благополучны, состоятельны и счастливы.

Но русская речь звучит теперь на балу гораздо чаще, чем в те годы, когда они встречались в России, и, обращаясь друг к другу, особенно звучно и с очевидным наслаждением они выговаривают звонкие полные титулы, так ласкающие слух и давно вышедшие из употребления здесь, во Франции.

* * *

В темной раме дверного проема резко обрисовывается входящая пара. Это Анастасия и Алексей Петрович. Оба просто ослепительны. Она – сияющей молодостью, красотой и элегантностью светлого платья (хотя большинство дам в черном), он – прекрасной осанкой, высоким силуэтом, спокойной, уверенной манерой держаться.

Мы впервые видим Егорычева без бороды. На щеке становится заметным легкий шрам, который, конечно же, никак не может его испортить. Анастасия изящно опирается на его руку. Она возбуждена, глаза ее блестят, ей все внове и интересно, ведь, по сути, это ее первый настоящий бал. Да еще после долгих лет вынужденного затворничества.

Они сразу привлекают к себе сдержанное внимание – публика все-таки достаточно воспитанна, чтобы выказывать свое любопытство.

Не заставив гостей ждать, к ним тотчас подкатывается приятного вида господин во фраке, – это наш знакомый Павел Андреевич. Он – сама любезность. Мы не слышим их разговора, видим только, как мужчины раскланиваются, приветствуя друг друга, как по-особенному изысканно и почтительно целует руку Анастасии Павел Андреевич, заглядывая ей в глаза. Он ведет Егорычевых к столику, уютно расположенному между колонн, и усаживается вместе с ними.

Пока они осматриваются и делают заказ официанту, камера панорамирует зал. Анастасия вся растаяла от удовольствия и от комплиментов, щедро расточаемых генералом, которых мы, впрочем, не слышим, но Егорычев зорко посматривает по сторонам. Он не то чтобы излишне напряжен, просто все время держит в уме, что они здесь далеко не только для того, чтобы лишь доставить удовольствие Анастасии.

Официант начинает расставлять закуски.

К генералу Сазонову приближается молодой капитан с выправкой кадета и, преисполненный сознания важности своей персоны, извинившись перед дамой и ее спутником, почему-то глядя при этом только на Егорычева, что-то негромко сообщает Сазонову. Тот понятливо кивает головой и обращается уже к самому Егорычеву:

– Вы, конечно, помните о нашем давешнем разговоре?

– Разумеется, помню.

– Если вы доверите мне на несколько минут свою очаровательную супругу, а я полагаю, мой почтенный возраст, к моему глубокому сожалению, уже не может ни у кого вызывать опасений, то господин капитан мог бы вас препроводить к особе, о которой мы давеча говорили. Она здесь и желает вас видеть.

– Как вам будет угодно. Извините, Анастасия Николаевна, я вынужден уладить некоторые деловые вопросы. Я покидаю вас всего на несколько минут в приятнейшем обществе, – поклон в сторону Павла Андреевича.

– Приложу все усилия, чтобы Анастасия Николаевна не скучала в ваше отсутствие, – с любезной улыбкой подхватывает генерал.

Егорычев поднимается и уходит вслед за капитаном. Они идут в конец зала, где раздваивается широкая лестница на галерею. Анастасия провожает их глазами, и заметно, что она любуется Егорычевым, который в строгом черном фраке смотрится даже эффектнее своего молодого подтянутого спутника в парадном мундире с аксельбантами. Некоторые дамы, сидящие поближе, тоже невольно заглядываются на Егорычева.

Поделиться с друзьями: