Анатомия «кремлевского дела»
Шрифт:
она погасила мой восторженный рассказ о скаутах одной репликой:
– Знаю, знаю! Делать добрые дела на улице и гадости дома… Слыхали! [747]
Пришлось рассказывать и о женихе Б. С. Бузкове, после чего последовал заранее приготовленный вопрос следователя:
Кого еще из белых офицеров вы знали по Самаре? [748]
И Муханова дала подсказанный чекистами ответ:
Я должна заявить следствию, что, несмотря на мое заявление на допросе от 8/III-сего года, где я обязывалась рассказать всю правду, я скрыла от следствия известные мне факты контрреволюционной деятельности ряда лиц, связанных со мной в прошлом по Самаре и до моего ареста по Москве [749] .
747
Симуков А. Д. Чертов мост, или Моя жизнь
748
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 109. Л. 244.
749
Там же.
Речь в первую очередь шла о Скалове. Из ответа Мухановой нельзя понять, каким образом следствие узнало о ее знакомстве с Георгием Борисовичем. Можно предположить, что она показывала о нем и раньше, просто чекисты воздерживались от занесения фамилии Скалова в официальные протоколы. Но это предположение кажется маловероятным, так как Скалов, несмотря на его относительно высокое служебное положение, отнюдь не был для чекистов фигурой неприкосновенной. Вообще, в протоколах “кремлевского дела” фиксировалось множество фамилий, но далеко не все, попавшие туда, были арестованы. Однако Скалова никто и не брался любой ценой уберечь от ареста. О его меньшевистском прошлом стало широко известно после партийной чистки 1933 года. А окончательно тучи над ним сгустились уже 1 января 1935-го, когда на заседании парткома ИККИ Скалова обвинили в “гнилом либерализме и политической бесхребетности” за политически неосторожный, предосудительный и даже, можно сказать, крамольный разговор с только что арестованным ответственным работником ИККИ Л. И. Мадьяром [750] . Череда арестов в Коминтерне была спровоцирована убийством Кирова. После выстрела Николаева, как известно, аресту подверглись бывшие ленинградские зиновьевцы, а затем было взято под стражу все руководство бывшей зиновьевской оппозиции. Одновременно с Каменевым и Зиновьевым 16 декабря 1934 года был арестован и коллега Мадьяра по ИККИ, бывший сторонник зиновьевской оппозиции Георгий Сафаров. И Людвиг Игнатьевич Мадьяр, который тоже в прошлом был сторонником Зиновьева, руководствуясь соображениями “буржуазного гуманизма”, передал домработнице Сафарова деньги на поездку в Ленинград, куда Сафарова этапировали для проведения следственных действий по делу “Московского центра”. Это стало поводом для его собственного ареста в ночь с 29 на 30 декабря 1934 года. В ночь на 16 января 1935 года были, как уже упоминалось, арестованы бывший сотрудник Коминтерна югослав В. Д. Вуйович и его жена Р. Л. Будзинская (Вуйович был уволен из ИККИ с поста референта Балканского лендерсекретариата еще 1 мая 1933 года и отправлен на работу в Ташкент). Следующей костяшкой домино, которой предстояло упасть, стал Скалов. Муханова продолжала:
750
РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 65а. Д. 4569. Л. 69.
Еще до 1932 года, когда я впервые говорила с Ниной Розенфельд о необходимости убийства Сталина, еще до моего поступления на работу в Кремль, я являлась участницей существующей в Москве контрреволюционной белогвардейской организации. Эта организация ставила своей задачей борьбу с советским строем путем террора и подготовку, на базе террористических актов, правительственного переворота… Дело обстояло следующим образом: я приехала в Москву в 1922 году из Самары и училась в Московском университете на факультете общественных наук. Жила я в это время на квартире моего знакомого по Самаре, бывшего белого офицера, бывшего дворянина Скалова Георгия Борисовича, который сейчас носит фамилию Синани [751] .
751
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 109. Л. 244–245.
Все это напоминало литературную форму под названием fixup novel, хорошо известную любителям фантастики. Крупноформатное произведение создается из серии произведений малой формы – рассказов, до тех пор не связанных между собой. Для этого в повествование добавляется связующий материал, иногда – обрамляющий сюжет. Сами рассказы редактируются для придания итоговому произведению целостности и для устранения противоречий. Считается, что эта литературная форма зародилась в середине 1940-х годов в Америке – в жанре научной фантастики. Но, как видим, на самом деле чекисты, неустанно трудясь на ниве фантастики ненаучной, изобрели эту форму раньше. К тому же советские труженики протокола были вынуждены руководствоваться более строгими рамками – им не разрешалось редактировать свои старые произведения (кроме совсем уж исключительных, единичных случаев). Поэтому им приходилось более тщательно продумывать “обрамляющую конструкцию”. Но зато можно было отбросить литературные украшения (на жаргоне чекистов – “беллетристику”). Поэтому ввод нового сюжета мог быть оформлен с помощью всего лишь двух-трех предложений. В данном случае, как видим, появление нового персонажа (Скалова) потребовало некоторых ретроспективных изменений в показаниях Е. К. Мухановой. Справившись с этой задачей, мастера фиксапа продолжили работу над протоколом:
Квартира Скалова в Москве являлась приютом для приезжающих в Москву его товарищей по Самаре и Туркестану. Кроме меня разновременно у него жили:
Сидоров Александр Иванович, белый офицер, сын самарского купца, беспартийный, работает сейчас в Москве где-то инженером;
Гейер Александр, отчество забыла – белый офицер, занимался литературной деятельностью и темными уголовными делами. Скалов устроил Гейера в свое время в Институт востоковедения в качестве проректора и преподавателя политэкономии;
Сестра Скалова – Надежда Борисовна, бывшая дворянка, была одно время кандидатом партии;
Перельштейн
Лидия Ивановна – эвакуировалась из Самары с белыми, училась в свое время со мной в Самарском университете, в настоящее время работает в Институте Ленина, беспартийная [752] .752
Там же. Л. 246.
Все эти люди были незамедлительно арестованы.
Чекисты, видимо, тщательно проверили всех родственников Скалова. Когда Муханова стала давать характеристики названным ею лицам, чекисты ни с того ни с сего спросили ее об Н. Н. Семенове. Их интерес совершенно непонятен, если не знать, что будущий единственный советский нобелевский лауреат в области химии был старшим братом К. Н. Семеновой, бывшей жены Скалова, – в протоколе же об этом не было ни слова, ведь чекисты владели и мастерством умолчаний.
Самым негативным образом была охарактеризована сестра Скалова – Надежда Борисовна. Екатерина показала, что Скалова, “бывшая дворянка”, пыталась вступить в партию, получила даже статус кандидата.
Надежда Борисовна Скалова мне говорила о своей ненависти к Сталину и передавала мне со слов ее брата о наличии в Коминтерне большого количества оппозиционеров, ведущих борьбу против партии и связанных с оппозиционерами-троцкистами за границей. Она же мне заявила о необходимости убийства Сталина, утверждая, что только это может изменить положение в стране. Разговоры эти происходили между нами не раз у нее на квартире. В последний раз мы с ней беседовали незадолго до моего ареста [753] .
753
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 109. Л. 249.
Тут открывалось широкое поле деятельности для чекистов – можно было бы здорово прошерстить Коминтерн. Но время массовых чисток еще не наступило.
Сам Скалов был связан с оппозиционером Мадьяром. Участница организации Перельштейн мне говорила со слов жены Скалова, что Мадьяр имеет отношение к делу убийства Кирова, и Скалов опасался в связи с этим за свое положение в Коминтерне [754] .
Как зловеще звучит! Если не знать предыстории, можно подумать черт знает что: Мадьяр связан с убийством Кирова, Скалов связан с Мадьяром… Может быть, Скалов, по свойству транзитивности, связан с убийством Кирова? Разве те, кто стоит на страже государственной безопасности, могут пройти мимо подобных фактов?
754
Там же.
Дальше выяснилось, что о террористических намерениях Мухановой знали буквально все. Знала Надежда Скалова, знала бывшая соученица по университету Лидия Перельштейн, знал и Владимир Янович Головский. Головского следователи попытались изобразить одним из главных проповедников борьбы с советской властью, хотя в итоге тот “легко” отделался – пережил и 1937 год, и самого великого вождя. Подбадриваемая следователями, Муханова показала:
Наиболее подробно о терроре я говорила с Головским. Еще до моего поступления в Кремль Головский мне говорил, что нашей задачей является маскировка под советских людей, чтобы таким путем войти в доверие и проникать в наиболее интересные для контрреволюционной работы места. Первая жена Головского – Марина Николаевна Гриценко, работавшая в редакции журнала “Искусство”, разделяла эти антисоветские взгляды Головского [755] .
755
Там же. Л. 250.
Марину Гриценко, дочь художника-мариниста Николая Николаевича Гриценко (скончавшегося еще до рождения дочери в 1900 году) и Любови Павловны Третьяковой (дочери основателя Третьяковской галереи), не тронули, и она, работая в Союзе художников, дожила до 1971 года. Впрочем, ее биографы утверждают, что она за всю жизнь не выходила замуж и не имела детей. Можно с уверенностью предположить, что чекисты ее не тронули в том числе и потому, что брак с Головским не был официально зарегистрирован.
В дальнейших беседах со мной, которые происходили довольно часто, Головский мне говорил, что, поскольку целью организации является государственный переворот, надо расширить вербовку людей, преимущественно среди членов партии. Он мне рассказывал о белогвардейских организациях, которые существуют за границей и ведут террористическую борьбу против советской власти. Я с ним, в свою очередь, делилась своими террористическими настроениями [756] .
756
Там же.
Впрочем, эта сюжетная линия повисла в воздухе, а следователи в очередной раз перешли к интересовавшему их вопросу о яде, которым “террористки” якобы намеревались отравить вождя. Начались расспросы о докторе Михайлове. Мухановой очень не хотелось оговаривать Михаила Михайловича, поэтому она упорно отрицала разговоры с ним о терроре. Следователи напомнили Мухановой ими же самими выдуманный разговор с Розенфельд, в ходе которого та якобы узнала, будто Екатерина намеревается достать яд у Михайлова. Но на прошлых допросах Екатерину вынудили дать совершенно другие показания: яд должна была достать как раз Розенфельд в Лечсанупре Кремля у М. С. Металликова. Просто семь пятниц на неделе у чекистов – то одна версия, то другая! Следователи и сами запутались и решили и эту тему оставить, перейдя к дополнительным вопросам о круге знакомств Мухановой. Так в протокол попали муж Надежды Скаловой художник Леонид Воронов, и Александра Клушина, бывшая жена В. В. Куйбышева. Воронова на всякий случай арестовали вместе с Надеждой Скаловой, а судьба Клушиной неизвестна.