Анатомия «кремлевского дела»
Шрифт:
Чекисты поинтересовались у Скаловой, при каких обстоятельствах она узнала об аресте Екатерины. После того как Скалова заметила, что сочла этот арест недоразумением, последовал вопрос:
Как вы могли считать арест Мухановой недоразумением, когда вы сами показываете, что она вам высказывала свои контрреволюционные взгляды? [766]
Можно было ответить по-разному. Например: не всех же, кто в разговорах высказывается против властей предержащих, обязательно арестовывают. Но Скалова дала ответ, отнюдь не увеличивающий правдоподобия той картины “преступной деятельности” обвиняемых, которую успело нарисовать следствие:
766
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 110. Л. 67.
Я считала ее неспособной на какие-либо активные действия [767] .
Тут следователи подтянули тяжелую артиллерию. Насупив брови, они сообщили Надежде Борисовне, что Муханова арестована за террор и уже показала о том, что информировала Скалову о своих враждебных намерениях. На возражения Скаловой следователи припомнили конфискованные
767
Там же.
Вы все время пытаетесь ввести следствие в заблуждение и скрываете вашу и ваших соучастников контрреволюционную деятельность. Предлагаем правдиво ответить на поставленные следствием вопросы [768] .
На этом допросе Надежде удалось каким-то образом от них отбиться. Однако троица следователей с этим мириться не собиралась. 3 апреля был оформлен еще один протокол допроса Надежды Скаловой. Неизвестно, какими методами чекистам удалось ее переубедить (хотя переубедить человека, находящегося в беспомощном положении, – не такая уж сложная задача), но она уже в самом начале допроса призналась, что в прошлый раз дала ложные показания о том, что якобы не вела с Мухановой контрреволюционных бесед. Теперь “выяснилось”, что она такие беседы вела:
768
Там же. Л. 68.
Е. К. Муханова по своим политическим убеждениям – белогвардейка. В наших беседах мы обе откровенно высказывали к.-р. взгляды, направленные против Советского государства. И я, и Муханова считали, что в Советском Союзе хорошо живется только небольшой категории населения и в первую очередь лицам, находящимся у власти. Коллективизация сельского хозяйства, по нашему мнению, обрекла часть крестьянства на голод и нищету. Мы считали, что соввласть создала в стране обстановку исключительного зажима населения; в частности, под таким углом зрения мы рассматривали введение паспортной системы. Короче говоря, мы являлись противниками всей политики советской власти и с озлоблением реагировали на ее мероприятия. Муханова утверждала, что виновником создавшегося положения в стране является Сталин, и всячески его поносила [769] .
769
Там же. Л. 157–158.
Надежда объяснила следователям, что на предыдущем допросе скрыла все это от следствия, боясь ответственности (теперь, посидев пару дней в тюремной камере, видимо, привыкла к своему положению и бояться перестала). Чекисты спросили ее о муже. Как ни подавлена была Надежда, она все же не готова была с ходу донести на супруга и заявила, что тот-де – человек аполитичный. Но чекисты предъявили ей изъятые во время обыска личные письма, в которых муж “откровенно высказывал свои контрреволюционные взгляды”, и Надежда вынуждена была признать, что опять солгала:
Да, предъявленные мне письма свидетельствуют о том, что Воронов контрреволюционно настроен… Его контрреволюционные убеждения мне известны также из ряда бесед, которые я с ним вела [770] .
Допрос продолжился, и через некоторое время следователи вернулись к вопросам о терроре. И опять Надежде пришлось опровергать предыдущие показания:
В своих показаниях от 31/III я отрицала, что Муханова меня осведомляла о своих террористических настроениях. В действительности же дело происходило следующим образом. После убийства Кирова Екатерина Муханова имела со мной разговор у меня на квартире об этом событии. В этом разговоре Муханова заявила, что только убийство Кирова не может изменить положение в стране, что решающей фигурой является Сталин и террористы должны были убить его. Тут же Муханова сказала, что за убийство Кирова большевики ответят красным террором, погибнет много людей, а цель не достигнута. Я Мухановой не возражала [771] .
770
Там же. Л. 159.
771
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 110. Л. 161.
Так что ж тут возразишь, если Муханова была кругом права!
В конце допроса Надежда рассказала о том, что было после того, как она узнала об аресте Мухановой.
После ареста Ек. Мухановой я встретилась с Галиной Марьяновной Ивановой, которая сказала мне следующее: “Катюша накануне ареста приходила ко мне и очень тревожно была настроена. Она опасалась своего ареста”. В дальнейшей беседе Иванова мне сообщила, что Катя Муханова ожидала своего ареста в связи с арестом ее сослуживицы по Кремлю Н. А. Розенфельд (жены брата Каменева) и сына последней. Из разговора с Ивановой я сделала заключение, что Муханова была связана в своей контрреволюционной деятельности с Ниной Розенфельд [772] .
772
Там же. Л. 163.
После этого настало время для оформления протокола допроса самого Георгия Борисовича Скалова.
103
Всем ходом предыдущих событий Скалов был в какой-то мере подготовлен к тому, что произошло на допросе. Еще в 1933 году на партийной чистке в ИККИ Скалов рассказал однопартийцам о своем меньшевистском прошлом, об участии в вооруженной борьбе с большевиками осенью 1917-го и во время ижевского восстания [773] . С тех пор он находился под подозрением, хотя внешне это до поры до времени никак не проявлялось. Наоборот, его восхождение по карьерной лестнице продолжилось, хотя и медленно, и в конце концов в 1934 году он занял пост заведующего лендерсекретариатом (в 1933-м во время прохождения чистки он числился лишь “временно исполняющим дела”). Но стоило политической ситуации в стране измениться, и все подозрения мгновенно вышли наружу. Скалов думал, что он играет важную роль в советской политике,
занимаясь подготовкой революций в странах Латинской Америки (в первую очередь в Бразилии). Но руководство отнюдь не считало его незаменимым и с готовностью пожертвовало им по прихоти НКВД. В принципе, при удачном раскладе Скалов мог бы дотянуть на своем посту до конца 1936-го или даже начала 1937 года, но чекисты решили усилить “группу белогвардейцев”, придуманную ими во время следствия по “кремлевскому делу”, а Георгий Борисович оказался чрезвычайно подходящим кандидатом на роль “заговорщика”.773
РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 65а. Д. 4569. Л. 145–160.
До 1935 года Скалов дважды побывал в неволе. Первый раз его арестовала ВЧК как меньшевика и члена Бюро защиты Учредительного собрания. Георгий Борисович был заключен в Петропавловскую крепость, где провел около месяца. Второй раз его, уже политработника РККА, арестовали в конце марта 1919 года, когда он готовился выехать в Туркестан. Арест был ошибкой, его приняли за другого, но пришлось просидеть недели две. Вскоре после второго ареста Скалов вступил в ВКП(б), и больше его уже не арестовывали (он даже сам в 1921 году недолго пробыл председателем Туркестанской ЧК). Но опыт прежних застенков ему ничего не дал. Публичная проработка в Коминтерне, исключение из партии, изгнание с работы и ожидание ареста сломили волю Скалова – он прекрасно понимал, что дела его сейчас куда хуже, чем в прошлые разы, и был не в силах оказать сопротивление следствию. А следователи хорошо подготовились; только что грозная троица – Молчанов, Люшков и Каган – дважды допросила его сестру. Была избрана беспроигрышная тактика – давить на тщательно скрываемое прошлое, чтобы вызвать у допрашиваемого чувство вины за обман родной советской власти. Следователи прошлись по всей ранней биографии Георгия Борисовича, обвиняя его в сокрытии неудобных фактов даже в тех случаях, когда ничего подобного не было; например, инкриминировали Скалову сокрытие меньшевистского прошлого и борьбы против советской власти на чистке 1933 года, хотя стенограмма чистки чекистам была доступна и черным по белому все эти факты отражала – к тому же после чистки Скалов по требованию начальства их изложил еще и письменно. Тем не менее из протокола допроса от 4 апреля 1935 года следует, что Скалов даже не пытался возражать чекистам: мол, да, “сознательно скрыл”. Чекисты нагло поинтересовались: с какой целью? И Георгий Борисович ответил: “Если бы я об этом сказал на чистке, я был бы исключен из партии” [774] . Не верится, что Скалов сам произнес эти слова, полностью противоречившие действительности. А чекистам нужно было зафиксировать это признание для последующего умозаключения:
774
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 110. Л. 188.
Значит, вы продолжали обманывать партию и в 1933 году? [775]
И морально сломленный Георгий Борисович Скалов ответил: “Да, это так”.
Ну, от обмана партии до контрреволюции – один шаг.
И чекисты сочли, что этот шаг был сделан еще в 1923 году. В то время Георгия Борисовича ненадолго назначили ректором Института востоковедения (Армянский пер., 2), где предстояло развернуть подготовку будущих советских шпионов. По доброте душевной Скалов в предоставленной ему от института служебной пятикомнатной квартире разместил, как мы знаем, родственников и знакомых: кроме его матери и сестры Надежды с ребенком там жили студентки-подруги Е. К. Муханова и Л. И. Перельштейн (Перельшетйн была знакома со Скаловым еще по Самаре), бывший дворянин, эсер, белый офицер и одноклассник Скалова А. А. Гейер, а также семья Сидоровых – отец и сын; двое последних также были знакомы со Скаловым по Самаре. Пользуясь моментом, по той же доброте душевной Скалов устроил Сидорова-отца бухгалтером, а Гейера – заместителем заведующего учебной частью Института востоковедения (в последнем можно убедиться, заглянув на стр. 88 справочника “Вся Москва” за 1924 год). Однако в чекистском языке слово “душа” отсутствовало, слово “доброта” не использовалось, а то, что сделал Скалов, называлось “связался с группой белогвардейцев”. К тому же чекистам было яснее ясного, что все эти люди продолжали быть врагами советской власти, несмотря на робкую попытку Георгия Борисовича возразить, что их враждебность осталась в прошлом. Следователи пеняли Георгию Борисовичу:
775
Там же.
Вы их не только приютили у себя в Москве, но и устроили на работу. По нашим данным, белогвардеец Гейер у вас в институте даже политэкономию преподавал [776] .
О ужас! Скольких же будущих советских шпионов мог этот Гейер совратить с пути истинного! Нет прощения и Скалову, который, кстати, и сам хитростью пролез в партию, скрыв свою реальную биографию. Проклятый обманщик и предатель, возмущались следователи. Да, соглашался Скалов. Но это еще не все, стучали кулаком по столу следователи, вы и в дальнейшем совершали контрреволюционные преступления! Да, это так, вздыхал Скалов. Будучи командирован в Китай в качестве военного советника, я познакомился с оппозиционерами Л. И. Мадьяром и С. Тархановым и вел с ними контрреволюционные беседы, а также симпатизировал находящемуся тогда в Пекине Г. И. Сафарову. А уже работая в Коминтерне, продолжал Георгий Борисович, я, редактируя книгу Сафарова о Китае, нашел там антисталинские формулировки и рассказал о них Мадьяру для передачи Сафарову – пусть, мол, тот потихоньку их изменит, чтобы не поднимать шума… Вот тогда Мадьяр и понял, что Скалову можно доверять, и это “дало ему повод” вести с Георгием Борисовичем тот самый “крамольный” разговор на Красной площади о возможности покушения на вождей, расположившихся на трибуне Мавзолея. А так как после обсуждения этой темы Скалов с Мадьяром перешли к оценке возможности возвращения Г. Е. Зиновьева к руководству партией, чекистам ничего не оставалось, как усмотреть здесь самые что ни на есть террористические намерения. И неважно, что собеседники, с одной стороны, опасались покушения на вождей, а с другой – не верили в его осуществимость; неважно, что в разговоре о Зиновьеве Мадьяр утверждал, что возвращение Григория Евсеевича к руководству совершенно невозможно, – чекисты (а до них бывшие коллеги Скалова на партсобрании) вывернули содержание разговора наизнанку и представили дело так, будто Скалов и Мадьяр обсуждали возможность замены Сталина на Зиновьева в результате теракта. Чекистский протокол допроса зафиксировал показание Скалова:
776
Там же. Л. 190.