Ангел сердца

– Ты сегодня ел что-нибудь?

– Мне давали утром бульон.

– Утром? Уже шестой час…

– Я не хочу есть, – безапелляционно отрезал он.

– Это не обсуждается, – резко заявила я, меняя курс своего движения.

Я ненадолго покинула Диму, вернувшись с чашкой свежезаваренного бульона.

Дима лежал, вцепившись в край одеяла, и мне становится абсолютно ясно, что он не собирается так просто сдавать свои позиции. На то, чтобы переубедить его, уходит порядка пяти минут. Я чувствовала себя назойливой опекуншей, и мне было вдвойне неловко оттого, что на нас с любопытством взирали ещё четверо больных. Но отступать я не собиралась. Сейчас в его жизни и здоровье сосредоточена моя цель существования.

Наконец Дима сдался. Я помогла ему сесть поудобнее, и придержала тарелку. Упрямый парень отобрал её у меня и попробовал есть самостоятельно. Выражение его лица недвусмысленно говорило о том, что ему не нужны сострадание и жалость.

– Могло быть и хуже, – произнес он через силу.

Я пожала плечами, принимая равнодушно-показной вид.

– Ладно, раз ты такой самостоятельный, приятного аппетита! Может быть, кто-нибудь ещё хочет есть? – переключила я внимание на остальных больных.

В медицинском крыле оставались ещё три человека: два пенсионера, знакомые мне по вчерашней ночи, и женщина лет сорока – у нее многочисленные раны лица и рук – это то, что я вижу. Мне искренне жаль их, пострадавших от рук стебачей. Я догадываюсь, что в тот злополучный день они, вероятно, оказались в эпицентре событий или были схвачены стебачами после. Если события развивались по второму сценарию, то становится непонятным, почему же их выпустили. Мне казалось, что стебачи – нацеленные на убийства роботы. Но в последнее время моя точка зрения стала меняться. Вдруг они действительно преследуют немного иную цель – освободить территорию при минимальном количестве жертв?! Моя теория подтверждается многочисленными фактами: они не предпринимают активных действий с тех пор, как вселили в городе панику и навели беспорядки, они дают людям шанс спокойно эвакуироваться. И вместе с тем остается непонятным: нежели власти города никак не могут совладать с непонятно откуда взявшимся образованием людей? Неужели нет способа утихомирить стебачей, и проще вот так вот сдаться – освободить для них город и перебраться в другой населенный пункт?! Или мы тоже не так просты: делаем вид, что согласны на всё и безропотно принимаем их условия, а сами готовим ответный контрудар?

Бесконечное множество вопросов посещает мою голову в тот момент, когда я смотрю на эту женщину. Я слишком поздно поняла, что задержала на ней взгляд гораздо дольше положенного. Она уже смотрела на меня, как на врага и вот-вот готова была взорваться от вспышки охватившего её гнева и высказать мне в лицо всё, что думала о моей бестактности. Я бросила на неё извиняющийся взгляд и вновь обернулась к Диме. Он почти доел и поспешно сунул мне в руки тарелку, но я успела заметить, как он слаб – его ладони дрожали от напряжения.

– Вот и молодец, – не подавая вида, похвалила его я. – Думаю, что если и впредь не будешь сопротивляться медицине и кормёжке – скоро пойдешь на поправку.

Я старалась улыбаться и веселить его, но на самом деле мы, все здесь оставшиеся, чувствовали себя угнетенно. Словно ждать спасения больше было неоткуда, и последняя надежда покинула наши сердца. Шума из коридора больше не было слышно, узкие земляные стены давили и действовали на психику не лучшим образом, да ещё и неизвестность перед завтрашним днем. Никто не знает, на что способны стебачи и что нужно сделать, чтобы противостоять им.

Я осталась в медицинском крыле ещё на некоторое время, а когда окончательно собралась уходить, дверь чуть приоткрылась, и я едва не потеряла дар речи. Тот самый парень, что выстрелил вчера в Диму, затравленно обвел глазами комнату и, заметив того, кого искал, сделал неуверенный шаг вперед. Теперь я смогла разглядеть его лучше. Он был высокого роста, худой и сутулый, совсем ненамного старше нас, а может быть, даже ровесник. Наткнувшись на мой угрожающий взгляд, парень угнулся ещё больше, отчего превратился в совсем беззащитного пацаненка.

– Простите, я ненадолго. Можно?

Любовь Ивановна, вышедшая из-за ширмы, сурово сдвинула брови и, поинтересовавшись, по какому вопросу, получив в ответ: «Я вот к этому парню», со вздохом махнула рукой, снова скрываясь в своем «кабинете».

– Я ненадолго, – повторил парень, теперь уже для нас с Димой.

Он так и топтался в нерешительности возле двери, и теперь несколько пар глаз с любопытством взирали на него. Едва шевельнувшаяся внутри жалость и мысль о том, что ему наверняка неловко под столь пристальным вниманием посторонних, тут же были мной отвергнуты, стоило только вспомнить о том, что вчера я едва не потеряла дорогого мне человека по вине этого самого «пацаненка».

– Мне сказали, Вы не очень сильно ранены, – обращаясь к Диме на «Вы», произнес он затравленным голосом.

Я чуть не задохнулась от ярости, но Дима схватил мою руку, умоляя держать гнев в себе, и я как-то сразу обмякла.

– Я понимаю, Вы меня теперь ненавидите. Но я пришел извиниться и объяснить, по возможности, свое поведение.

Извиниться! Как будто украл из магазина жвачку и нанес ущерб в пять рублей. Как будто в давке в транспорте наступил кому-то на ногу и теперь – извиниться! Да он, на минуточку, чуть не убил человека!!!

Дима, в отличие от меня, был предельно спокоен и сосредоточен. Он внимательно смотрел на парня, словно ждал какой-то ценной информации, интересного рассказа. Он даже кивнул, призывая его продолжить!

Парень подошел ближе, не желая, чтобы свидетелями его исповеди стали все остальные, и встал по другую сторону Диминой кровати. Он колебался, не зная, с чего начать, и я решила ему помочь.

– Сложно стрелять в людей? – я взглянула ему в глаза, в упор, и мне не ничуть не было стыдно.

Дима одернул меня, но поздно. Я не жалела о сказанном. Я словно лишилась всех чувств, похожих на сострадание. Я продолжала злиться и не знала, смогу ли когда-нибудь простить или хотя бы понять этого парня.

Он перехватил мой суровый взгляд, и тотчас спрятал глаза, опуская голову и утыкаясь в пол.

– У нас у всех были измотаны нервы. К тому же Семен Михалыч сказал, что по ночам все мирные находятся в убежище, а стебачи как раз выходят в разведку. Вот мы и ходили… по ночам. Искали их. А тут вы…

Интересно, кто им сказал этот бред? Или это не бред, просто Дима не всё мне сказал? С него станется, ведь я девушка и, по его мнению, многого мне не понять – следовательно, меня нужно беречь от негативной информации.

– Никто из нас не застрахован от этой встречи. Так же, как и от пули. Когда я вступал в отряд добровольцев, я понимал, что однажды мне придется переступить эту черту между «не могу» и «смогу». Ради собственной жизни. Ради безопасности близких. Вы можете меня осуждать, потому что в этот раз, с вами, я и правда ошибся. Но знаете ли вы, сколько стебачей полегло от нашего оружия за эти дни?