Анна, Ханна и Юханна

– У нас такая же квартира, только зеркальная, чтобы вам было понятно, – сказал Арне.

Тут он увидел вермланский диван:

– Вот это мебель! Какая работа.

Он провел рукой по швам и углам, сказав, что такого уже давно не делают, а такую инкрустацию он вообще никогда не видел.

Ни мама, ни я не знали, что такое инкрустация, я была сильно удивлена, а мама просто зарделась от удовольствия:

– Арне, ты должен знать, что всю жизнь надо мной насмехались из-за этого дивана.

В тот день все прошло как по маслу. Арне рассказал, что работает на «Ётаверкен», где руководит столярной мастерской, в которой изготовляют отделку для корабельных кают. Опять ни я, ни мама не представляли себе такой отделки.

– Ты имеешь в виду мебель?

– Да, но это не совсем обычная мебель. Она почти вся встроенная. Как в моей лодке. Да и материал получше – красное дерево, орех и все такое.

– Наверное, это очень красиво, – сказала мама.

После обеда к нам заглянул Рагнар, и мужчины оценивающе оглядели друг друга, как перед схваткой. Но, обменявшись взглядами, они пожали друг другу руки, как подобает приличным людям, и, пожимая Арне руку, Рагнар оглушительно рассмеялся. Я не говорила этого, но теперь настало время сказать, что ни один человек не мог устоять против смеха Рагнара. От этого смеха звенели чашки, этот смех проникал в сердца, и люди заражались им и принимались смеяться сами. Арне вначале удивленно посмотрел на Рагнара, но потом рассмеялся и сам, и они дружно хохотали так, что с герани стали осыпаться лепестки.

– Я не понимаю, чему они так радуются, – сказала мама. – Но пойду сварю еще кофе.

Тут Арне произнес нечто удивительное:

– У твоего брата прекрасное чувство юмора.

Я увидела в глазах Рагнара одобрение, прежде чем мужчины снова засмеялись. Потом они заговорили о машинах. Рагнар начал было объяснять, что это такое, но вскоре выяснилось, что Арне тоже неплохо разбирается в моторах. Потом разговор перекинулся на лодки, и здесь Рагнар признался:

– В этом я ничегошеньки не понимаю, я сухопутный краб.

– Ну так давайте прокатимся.

Тут же было решено, что на следующий день мы все выйдем в море под парусом, если будет благоприятный ветер и хорошая погода. Но мама взбунтовалась:

– Я боюсь моря.

У меня на следующее утро должны были прийти месячные, поэтому я тоже отказалась. Но по виду мужчин, вернувшихся на следующий день домой в превосходном настроении, я поняла, что они просто счастливы, так же как я была счастлива из-за пришедших месячных.

В тот вечер были сказаны две очень важные вещи. Во-первых, Рагнар сказал, что я всегда была умной девочкой и по заслугам нашла себе достойного мужчину.

Арне просто светился от гордости, прощаясь с Рагнаром.

Но в разговоре мама выяснила, что Арне продолжает жить в родительском доме, хотя он старший из братьев, и, не задумываясь, сказала:

– Значит, ты из тех птенцов, которые боятся покидать родное гнездо.

Сначала Арне покраснел, потом побледнел. Тогда я не знала, что это является у него признаком сильного гнева. Но в той ситуации он не мог ни закричать, ни стукнуть кулаком по столу. Он промолчал.Много лет спустя он рассказал мне, что именно эти слова моей матери в тот вечер заставили его определиться. И в конце концов он решился. Но сделал это только после того, как я забеременела. Потом я познакомилась с его матерью и только тогда все поняла.

* * *

Она сидела посередине дивана в муниципальной квартире в Майорне. Одна. Это была маленькая женщина, требовавшая большого пространства.

Она была красива, как китайская статуэтка из слоновой кости. Такие статуэтки продают в дорогих магазинах на Авеню. Прямая спина, длинная шея, красивые черты лица, синие глаза. Она была очень похожа на сына. Но холоднее, намного холоднее. Я сделала книксен и протянула ей руку. Руки она мне не подала.

Я пожалела о книксене.

Была здесь и еще одна женщина – моложе и дружелюбнее.

– Это Лоттен, жена моего брата, – представил ее Арне.

– Густав скоро придет, – сказала Лоттен. – Ему надо закончить одно дело.

Лоттен пожала мне руку. Ее пожатие было долгим и теплым. Она словно желала меня подбодрить. Эта женщина мне понравилась.

Прошло довольно много времени, прежде чем пришел отец Арне, высоченный верзила, которому в комнате вообще не нашлось места. Он сел в углу у двери в кухню и принялся читать газету. Вид у него был какой-то испуганный, когда мы с ним здоровались, он отвел взгляд в сторону. Но руку мне протянул. Я сразу поняла, что он смертельно боится жену.

– Это Юханна, которая хочет выйти замуж за нашего сына. Она уже беременна, – изрекла Снежная королева.

– Это не совсем так, насколько я знаю, – заметила я. – Между прочим, и он хочет на мне жениться.

Лицо из слоновой кости покраснело, а затем побелело – как у сына.

– Мама, – умоляющим тоном произнес Арне.

Она ничего мне не предложила, даже чашку кофе. Все молчали, и вообще обстановка была какая-то призрачная. Я осмотрелась. Квартира эта была более старой и ветхой, чем наша. Темно-коричневые ковры. Стены увешаны фотографиями и блестящими литографиями с изображениями Христа. Как только мы переступили порог этого дома, я сразу ощутила затхлый запах, как будто здесь живут люди, писающие в кухонную раковину. Потом в квартиру ворвался брат Арне и тотчас заключил меня в объятия.

– Боже, какую красивую девушку ты отхватил, – сказал он брату. Потом обратился ко мне: – Не бойся нашей матушки, она не так грозна, как кажется.

Дама из слоновой кости принимает все слишком близко к сердцу, сказала Лоттен, так что мы, пожалуй, смотаемся. Густаву и Арне надо испытать новый парус.

Мы все вчетвером буквально скатились с лестницы. Никто даже не попрощался. Правда, я успела пожать руку старику.

Но пошли мы не на пристань, а домой к Густаву и Лоттен. Они жили в уютной двухкомнатной квартирке на Алльменнавеген. Там нас ждал накрытый кофейный столик. Меня даже собирались угостить тортом.

– Бояться тебе нечего, девочка, – сказал Густав.

– Испугалась я не сильно, больше, пожалуй, удивилась.

– Так Арне ничего тебе не говорил? – В голосе Лоттен прозвучали ледяные нотки.

– Но что, черт возьми, я должен был говорить? Не очень-то мне хотелось описывать, как ведет себя наша матушка.

– Ну конечно, – тем же ледяным тоном продолжила Лоттен, – ты не мог сказать, что она страшно эгоистична и страдает манией величия.

Я во второй раз увидела, как Арне сначала покраснел, а потом побледнел. Затем он ударил кулаком по столу и заорал:

– У нее только один недостаток, и он заключается в том, что она слишком много думает о своих детях!

– Успокойся! – крикнула в ответ Лоттен. – В нашем доме надо вести себя прилично.

Густав попытался сгладить ситуацию:

– Не так все просто, Лоттен. Она была доброй мамой до тех пор, пока у нее не заболело сердце.

– Но почему-то оно заболевает у нее всякий раз, когда ее сыновья решают жениться.