Анна, Ханна и Юханна

Я не стала говорить Арне, что дела у Ниссе Нильссона идут совсем плохо. Арне не должен был рассчитывать, что я стану сидеть дома и заниматься исключительно хозяйством.

Правда, я сама очень хорошо это чувствовала, особенно той осенью, когда в новом доме была масса разных дел. Взять хотя бы шитье. Я забрала у Лизы старую швейную машинку. Она была сильно изношена, и нитку часто заедало, так что я все время ругалась и строила рожи этому громоздкому механизму. Как-то увидев мои мучения, Арне рассмеялся, разобрал машинку на части, подвинтил ее тут, смазал там и собрал снова. Я стояла рядом, смотрела на это и гадала: неужели она заработает? И машинка заработала, и я шила на ней еще много лет.

Нашей первой мебелью стал старый, бывший в употреблении верстак. Его поставили в подвал. Когда Рагнар привез на машине этот гроб, я страшно разозлилась. Это надо же, купить верстак, когда у нас нет даже обеденного стола. Но я промолчала, и, как выяснилось, правильно сделала. Арне пропадал в подвале каждый вечер, и вскоре у нас появились стол, стулья, шкафы и полки, сделанные руками моего мужа.

Это была красивая, добротная мебель из дуба и красного дерева, а кухонные скамьи Арне сделал из тика.

– Где ты купил такой материал? – недоумевала я.

Он покраснел и раздраженно сказал, чтобы я больше не задавала ему таких вопросов. Как обычно, я не поняла, из-за чего он рассердился.

В ту осень много сил и времени у меня отнял маляр Андерссон. Это был один из бесчисленных друзей Арне. С этим маляром мне пришлось выработать особые правила: кружку пива каждый час, но не больше, иначе обои будут приклеены криво. Вечером горячий ужин и рюмка водки, но не больше, иначе он не появится на следующее утро.

Таким образом мне удавалось поддерживать Андерссона в рабочем состоянии, и наш дом с каждым закатом становился все светлее и светлее. Спальню мы покрасили в светло-зеленый цвет, пол в гостиной – в бледно-розовый, который хорошо гармонировал с красивой темной мебелью из красного дерева. Кухню нам пришлось красить самим, потому что в ту субботу Андерссон исчез, прихватив с собой ящик пива, который, как мне казалось, я надежно спрятала в кладовке.Я сильно себя ругала, но Арне только посмеялся над этим забавным происшествием.

Пришло Рождество, и мы пригласили родственников на обед. Мама не желала даже слышать об этом, настолько ей не хотелось видеть новую родню. Тогда я пошла к Рагнару и сказала, что если они не приедут, то я его убью. И они приехали – мама, Лиза, Рагнар и дети. Приехали и другие мои два брата с женами. Мы позвали Густава и Лоттен, но они, поблагодарив за приглашение, отказались.

Снежная королева молчала, но губы ее на этот раз не кривились от злости.

– Видишь, – шепнул мне Арне, – она понемногу смягчается.

По правде сказать, я этого не заметила, но зато, прежде чем мы сели за стол, произошло нечто необычное. Стояла бесснежная зима. На улице было восемь градусов тепла, с моря дул мягкий ветер. Мы со свекром прошли по участку, и я рассказала ему о саде, который виделся мне в мечтах.

Старик преобразился, голос его окреп, движения стали быстрыми, походка пружинистой. Он сказал, что непременно мне поможет.

– Здесь можно устроить настоящий рай, – сказал он. – Надо поставить стену еще и на западе. Все остальное сделают Гольфстрим и солнце. Здесь будут расти картошка, брюква, клубника.

– И розы, – добавила я.

Он рассмеялся – точно так же, как Арне.

– Можешь рассчитывать на меня.

Когда гости ушли, я принялась мыть посуду, Арне носил остатки еды в кладовую. Потом я рассказала ему о разговоре со стариком. Арне широко улыбнулся, но быстро помрачнел:

– Он не придет, не придет из-за матери.

– Мы должны это поломать, – возразила я. – Он придет, что бы она ни говорила.

– Ты удивительный человек, – сказал Арне, и я покраснела. От радости и от давно возникшей уверенности в своем влиянии.

Вечером мы долго сидели за столом и чертили, эскиз за эскизом, планы нашего будущего сада. Я говорила о розах и фиалках, Арне о картошке и зелени.

– Нам надо экономить каждую крону, – говорил он.

– Я знаю, но у меня вдоль стен будут расти розы, а перед домом я разобью клумбу с флоксами и мальвами.

Потом, в один из дней начала января, я сказала Арне, что вечером мы поедем к его родителям. Возьмем с собой планы сада и обсудим их с его отцом. Арне обрадовался и испугался одновременно. Я притворилась, что ничего не заметила. Я не сразу поняла, что его все время мучает совесть из-за того, что он практически порвал с матерью. Когда мы вошли в дверь старого дома на Карл-Юхангатан, она обрадовалась. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы напустить на себя привычный недоступный вид.

– Входите, – сказала она. – Пойду приготовлю кофе.

Мы сели за кухонный стол, я вытащила отца из его привычного угла и сказала, что нам надо кое-что обсудить.

Все получилось как нельзя лучше. Старик снова ожил, стал изобретательным, он снова думал!

– Здесь, у края стены, растут сосны, – сказал он. – Дует не только с запада, штормы приходят и с юга. Стену надо поставить углом, чтобы у Юханны могли расти розы. Значит, стена нужна и на юге.

Больше всех удивилась не Снежная королева, а Арне.

Как он обрадовался, как обрадовался! Тогда я сделала следующий шаг:

– Я договорюсь с братом, чтобы он привозил и отвозил свекра.

– Я прекрасно доберусь на автобусе, – сказал старик.

– Если ты сильно устанешь, то всегда сможешь переночевать у нас.

Свекровь молчала, словно воды набрала в рот.

Той весной мы со свекром славно поработали в саду. У одного из местных крестьян мы одолжили лошадь и борону, и свекор управлялся с ними так ловко, как будто делал это всю жизнь. Мы вспахали участок и посадили картошку, вскопали грядки и посадили зелень, сделали клумбы и посадили цветы. Потом мы выкопали ямы и посадили яблони и смородину. Когда однажды мы решили передохнуть и сели попить кофе с бутербродами, свекор сказал:

– В моих жилах течет добрая крестьянская кровь.

В тот момент я впервые вспомнила, что тоже происхожу из крестьян.

Свекор был немногословен, но очень многому меня научил. Научил различать свежий и зрелый навоз. Научил оценивать почву, пробуя ее пальцами – надо ли добавлять в нее песок или торф. Он сказал мне, что анютины глазки говорят о недостатке в почве извести и что избыток глины убивает перегной.

Это был практический опыт, который он передавал мне, не тратя лишних слов.