Анна Каренина. Черновые редакции и варианты

XI.

— Я не знаю что со мной сдлалось, — говорила она на другой день Долли, сидя въ ея гостиной передъ обдомъ, посл котораго она должна была хать. — Мн было весело, какъ 18 лтней двочк, я не думала, чтобы я, мать семейства, могла еще такъ веселиться. Но одно, — она вдругъ покраснла до корней вьющихся волосъ на ше, до слезъ, — одно, Долли, душенька, помоги мн. Я не знаю, какъ это сдлалось, но Алексй Гагинъ не отходилъ отъ меня, и я боюсь, я кокетничала съ нимъ, сама не зная этаго. Я не знаю, что нашло на меня, я забыла Кити и все, и мн просто было весело. По правд теб сказать, я отъ этаго не остаюсь до завтра, хотя могла бы. Михаилъ Михайловичъ прідетъ посл завтра. Долли, ты не повришь, мн на Кити смотрть стыдно, и оттого она не прідетъ обдать. Но право, право, я не виновата или виновата немножко. [685]

685

Поперек страницы написано: — Я слышала, что Вронскій не отходилъ отъ тебя.

— О какъ я узнаю Стиву, — засмялась Долли и, чтобъ смягчить, поцловала Анну. — Я узнаю.

— О нтъ, о нтъ. — Анна нахмурилась. — Я даже не позволю себ усумниться въ самой себ. Все это новыя лица, я на минутку все забыла.

— А они чувствуютъ это, — сказала Долли. — Впрочемъ, правду сказать теб, я и не очень желаю Гагина для Кити. Мое сердце на стороне Ордынцева; да если онъ могъ влюбиться въ тебя въ одинъ день, то и лучше, чтобы онъ не женился.

Анна задумалась радостно. «Влюбленъ въ меня, — думала она. — Можетъ».

Кити, правда, не пріхала. Степанъ Аркадьичъ простился еще утромъ, и они обдали одни, и Долли никогда не могла забытъ этого милаго часа, который она провела съ Анной. Анна, какъ будто для того чтобы жалли о ней, была еще миле, дти не отходили отъ нея, и мальчика обманули и услали внизъ, а то онъ рыдалъ, какъ только заговаривали объ ея отъзд.

— Ну, прощай, милый, милый другъ, — говорила Долли, обнимая ее при прощаньи. — То, что ты сдлала, я не забуду никогда.

— Да чтожъ я, — застнчиво улыбнулась [Анна].

— Ты меня поняла, ты меня поняла, и ты прелесть.

«Ну, все кончено, и слава Богу, — подумала Анна какъ только она сла одна съ Аннушкой въ вагонъ, — все кончено, и слава Богу, а я дурно поступила, и я могла увлечься, да, могла».

Ни знакомыхъ, ни пріятныхъ лицъ никого не было. Попробовала почитать, бросила, и началось то волшебное тяжелое состояніе — полусвтло, чужія лица, шопотъ, вздрагиванье, то тепло, то холодно, а тамъ отворенная дверь, мракъ, буря, снгъ и подтянутый кондукторъ съ слдами бури на воротник.

Барыня больна жаромъ. Анна сняла шубу, все жарко, и нервы натянуты; воздуха, дышать, дышать. Она надла шубку и на первой станціи вышла на крылечко. Аннушка бросилась. «Нтъ, я подышать». Буря, свистъ, стукотня. «Депеша дан[а]. Сюда, пожалуйста», и тни. Страшно, жутко, кто себя знаетъ, что будетъ. — Вдругъ фигура мужская. Она посторонилась пройти, но онъ къ ней.

— Не нужно ли вамъ чего? — съ низкимъ поклономъ.

— Какъ вы! — и она поблднла. — Вы зачмъ дете?

— Чтобъ быть съ вами.

— Не говорите этаго, это гадко, дурно для васъ, для меня.

— О если это что нибудь для васъ.

Она задыхалась отъ волненія.

— Зачмъ? Кто вамъ позволилъ говорить мн это?

— Я не имю права, но моя жизнь не моя, а ваша и навсегда.

Она закрыла лицо руками и шла въ вагонъ. Всю ночь она не спала, старушка сердилась; колеблющійся свтъ, тряска, свистъ, стукъ остановки и буря, бснующаяся на двор.

* № 26 (рук. № 15).

<У однаго изъ главныхъ лицъ Москвы былъ большой балъ. Кити уговорила Анну хать на этотъ балъ, и хоть не въ лиловомъ, какъ Кити непремнно воображала, а въ черномъ бархатномъ срзанномъ плать, на которое Долли дала свои венеціанскіе гипюра-кружева. Анна хала, и Кити была довольна.

Балъ этотъ долженъ былъ ршить ея судьбу, и она теперь, принеся въ жертву Левина, не сомнвалась ни минуты въ томъ, что она ршится по ея желанію.>

Кити не видала Вронскаго съ самаго того дня, когда она отказала Левину, но знала, что онъ въ город и будетъ на бал.

Анна здила на другой день своего прізда къ старух Вронской, застала тамъ сына, провела съ нимъ боле часа и вернулась еще съ большей увренностью въ томъ, что онъ очень, очень хорошій молодой человкъ и будетъ прекрасный мужъ для Кити.

— Одно, что мн не понравилось въ немъ, — говорила Анна, — это то, что онъ хочетъ выходить въ отставку, а въ его положеніи это значитъ искать немилости, бравировать. Я его, кажется, убдила не длать этаго, а понемногу, если онъ не хочетъ жить въ Петербург, удаляться отъ двора и перейти въ штатскую номинальную должность. Это все гордость, — говорила Анна.

Анна же разсказывала, что она будетъ на бал. Кити хала на балъ все съ тмъ же чувствомъ юноши, идущимъ на сраженіе, не покидавшимъ ее съ четверга; но успхъ сраженія казался ей несомнннымъ, и она чувствовала себя сильной и красивой, какъ никогда. Костюмъ ея былъ голубое платье съ блымъ тюникомъ, и голубые цвты на голов внкомъ шли къ ней. Если бы она и сомнвалась въ своемъ успх, первыя минуты входа ея на балъ подтвердили ей ея увренность въ томъ, что она хороша.

Она не успла дойти до 2-й залы, какъ таблетки ея уже были наполнены именами тхъ, съ которыми она танцуетъ, и улыбающіяся при встрч ея лица подругъ, очевидно подъ улыбкой скрывающія зависть, говорили ей про ея успхъ.

* № 27 (рук. № 15).

Какъ ни любовалась Кити Анной, она не ожидала ее найти столь красивою. Въ особенности простота и спокойствіе ее манеры въ этой бальной сует и бальномъ туалет придавали Анн особенную красоту въ глазахъ Кити. Анна улыбкой встртила Кити, и улыбка эта сказала, что она тоже любуется ею, и пожала ей руку.

Кити видала прежде Анну въ Москв и Петербург въ гостиныхъ и любовалась граціей и ловкостью ея ума, всегда добродушнаго, но эти прелести ума Кити мало цнила. Въ этотъ пріздъ она особенно полюбила Анну, потому что увидала ее въ совершенно новомъ, задушевномъ быту у сестры; но она никогда не видала ее на бал и теперь увидала ее совершенно новою и неожиданною для себя. Она ждала ее въ лиловомъ и теперь, увидавъ ее, поняла, что она не могла быть въ лиловомъ, а что ея прелесть состояла въ томъ, что она всегда выступала изъ своего туалета, что туалетъ никогда не могъ быть виднъ на ней. И черное платье съ кружевомъ не было видно, была видна одна она.

И Кити, подумавъ о себ, побоялась, не давитъ ли ее самою ея розовый воздушный туалетъ, не замтенъ ли онъ. Но это было не справедливо. И улыбка Анны сказала ей это. «Charmant», [686] говорила эта улыбка. Но, кром того, въ бальной, совершенно новой Анн Кити увидала еще новую прелесть — то, что Анна [687] не видла, очевидно, ничего веселаго и ничего непріятнаго на бал. Не было въ ней ни этаго сіянія, готовности, которое бываетъ у очень молодыхъ вызжающихъ и ржетъ немного, ни этаго старанія стать выше толпы, этой глупой философіи бальной, которая такъ свойственна некрасивымъ и не recherch'ees [688] женщинамъ.. Она была спокойна и весела. Тмъ, которые хотли затвать съ ней тонкіе и глубокомысленные разговоры, она легко и весело перерзывала нить разговора. [689]

686

[«Восхитительно»,]

687

Зачеркнуто: была вполн женщина на бал, пріхавшая для того, чтобы было весело ей и другимъ.

688

[утонченным]

689

Зачеркнуто: Но кром того, Кити замтила въ ней неожиданную, но столько знакомую самой Кити черту радостнаго возбужденія отъ успха. Она видла, что она была немного пьяна тмъ женскимъ пьянствомъ <восторга> любованья толпы. Вокругъ изогнутыхъ румяныхъ губъ ея чуть замтно порхала улыбка возбужденія, глаза свтились ярко, и она вся была въ нервномъ веселомъ раздраженіи.