Античная лирика.
Шрифт:
Перевод Л. Блуменау
Не подвергай себя, смертный, невзгодам скитальческой жизни, Вечно один на другой переменяя края. Не подвергайся невзгодам скитанья, хотя бы и пусто Было жилище твое, скуп на тепло твой очаг, Скуден был хлеб твой ячменный, мука не из важных, хотя бы Тесто месилось рукой в камне долбленом, хотя б К хлебу за трапезой бедной приправой единственной были Тмин, да порей у тебя, да горьковатая соль.Перевод Л. Блуменау
Время отправиться в путь! Прилетела уже щебетунья Ласточка; мягко опять западный ветер подул, Снова луга зацвели,Перевод Л. Блуменау
Смотри, как от вина старик шатается Анакреонт, как плащ, опустясь к ногам его, Волочится. Цела одна сандалия, Другой уж нет. Но все еще на лире он Играет и поет, все восхваляет он Бафилла иль, красавец Мегистей, тебя… Храни его, о Вакх, чтоб не упал старик.Перевод Л. Блуменау
Звезды и даже Селены божественный диск затмевает Огненный Гелий собой, правя по небу свой путь. Так и толпа песнопевцев бледнеет, Гомер, пред тобою, Самым блестящим огнем между светилами муз.Перевод Л. Блуменау
Деву-певицу Эринну, пчелу меж певцами, в то время Как на лугах пиерид ею срывались цветы, В брачный чертог свой похитил Аид. Да, сказала ты правду, Умная девушка, нам, молвив: «Завистлив Аид».391
По преданию, Эринна (о ней см. прим. 310) умерла девятнадцати лет от роду.
Перевод Л. Блуменау
Это могила Теллена. Под насыпью малою старец, Первый умевший слагать песни смешные, лежит.Перевод Л. Блуменау
Мрачный служитель Аида, которому выпала доля Плавать на черной ладье по ахеронским водам, Мне, Диогену-собаке [394] , дай место, хотя бы и было Тесно от мертвых на нем, этом ужасном судн'e. Вся моя кладь — это сумка, да фляжка, да ветхое платье; Есть и обол [395] — за провоз плата умерших тебе. Все приношу я в Аид, чем при жизни своей обладал я, — После себя ничего я не оставил живым.392
Теллен— флейтист и сочинитель песенок, жил в IV веке до н. э.
393
Эпиграмма написана в форме обращения Диогена, известного философа-киника IV века до н. э., к Харону, перевозчику душ мертвых в подземном царстве.
394
Собака— прозвище философов кинической школы.
395
Обол— мелкая монета, которую принято было класть за щеку умершему, чтобы он мог расплатиться с Хароном.
Перевод Л. Блуменау
От Италийской земли и родного Тарента далеко Здесь я лежу, и судьба горше мне эта, чем смерть. Жизнь безотрадна скитальцам. Но музы меня возлюбили И за печали мои дали мне сладостный дар. И не заглохнет уже Леонидово имя, но всюду, Милостью муз, обо мне распространится молва.Перевод Л. Блуменау
Посох и пара сандалий, добытых от Сохарея, Старого киника, здесь, о Афродита, лежат С грязною фляжкой для масла и с полною мудрости древней, Очень дырявой сумой — или остатком сумы, А положил их в обильном венками преддверии храма Родон-красавец за то, что полонил мудреца.Перевод Л. Блуменау
Вечность была перед тем, как на свет появился ты, смертный; В недрах Аида опять вечность пройдет над тобой. Что ж остается для жизни твоей? Велика ль ее доля? Точка, быть может, одна — если не меньше того. Скупо урезана жизнь, но и в ней не находим мы счастья; Хуже, напротив, она, чем ненавистная смерть. Лучше беги от нее, полной бурь, и, подобно Фидону, Критову сыну, скорей в пристань Аида плыви.Перевод Л. Блуменау
Дорогой, что в Аид ведет, спокойно ты Иди! Не тяжела она для путника И не извилиста ничуть, не сбивчива, А так пряма, ровна и так полога вся, Что, и закрыв глаза, легко пройдешь по ней.Перевод Л. Блуменау
Критяне все нечестивцы, убийцы и воры морские, Знал ли из критских мужей кто-либо совесть и честь? Вот и меня, Тимолита несчастного, плывшего морем С малою кладью добра, бросили в воду они. Плачут теперь надо мною живущие на море чайки; Здесь, под могильным холмом, нет Тимолита костей.396
Надпись на кенотафе.
Перевод Л. Блуменау
Похоронён и в земле я и в море, — такой необычный Жребий был Фарсию, мне, сыну Хармида, сужден. В глубь Ионийского моря пришлось мне однажды спуститься, Чтобы оттуда достать якорь, застрявший на дне. Освободил я его и уже выплывал на поверхность, Даже протягивать стал спутникам руки свои, Как был настигнут внезапно огромною хищною рыбой, И оторвала она тело до пояса мне. Наполовину лишь труп мой холодный подобран пловцами, А половина его хищницей взята морской. Здесь, на прибрежье, зарыты останки мои, о прохожий! В землю ж родную — увы! — я не вернусь никогда.Перевод Л. Блуменау
Древний годами Ферид, живший тем, что ему добывали Верши его, рыболов, рыб достававший из нор И неводами ловивший, а плававший лучше, чем утка, Не был однако, пловцом многовесельных судов, И не Арктур [397] погубил его вовсе, не буря морская Жизни лишила в конце многих десятков годов, Но в шалаше тростниковом своем он угас, как светильник Что, догорев до конца, гаснет со временем сам. Камень же этот надгробный поставлен ему не женою И не детьми, а кружком братьев его по труду.397
Название звезды Арктур(ярчайшей в созвездии Волопаса) употреблено метафорически, как обозначение осени и зимы, неблагоприятных для рыбаков времен года, когда эта звезда хорошо видна.
Перевод Л. Блуменау
Вы, пастухи, одиноко на этой пустынной вершине Вместе пасущие коз и тонкорунных овец, В честь Персефоны подземной уважьте меня, Клитагора, Скромный, но дружеский дар мне от земли принеся. Пусть надо мной раздается блеянье овец, среди стада Пусть на свирели своей тихо играет пастух; Первых весенних цветов пусть нарвет на лугу поселянин, Чтобы могилу мою свежим украсить венком. Пусть, наконец, кто-нибудь из пасущих поднимет рукою Полное вымя овцы и оросит молоком Насыпь могильную мне. Не чужда благодарность и мертвым; Также добром за добро вам воздают и они.