Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт
Шрифт:
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Что вы залезли на самый верх? В таком случае вас надо поздравить. Слезайте сюда…
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Уже загордились?
Мужчина слезает с верхней полки.
Так, значит, вашего приняли? Видно, у вас там любят барашка в бумажке.
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Боже упаси! Раньше брали еще как. За милую душу. Но с тех пор, как была комиссия, — всё.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Ой, оставьте! Что, они не хотят денег?
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Хотят, но боятся.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Когда боятся, все равно берут, только в два раза больше.
ПАПА
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Так что же? Протекция?
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Какая там протекция! Просто они между собой договорились: если еврей — принимать. Принимать, и никаких разговоров!
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Просто чудо какое-то! Как этот город называется?
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Тоже мне город! Малое Перещепино. Местечко.
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Удивительно! Никогда даже н слышала этого Малого Пере… Пере… Как?
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Перещёкино.
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Взрослые люди, и не в состоянии выговорить простого еврейского слова! Пе-ре-ще- пино! Понятно? Пе-ре-щепино!
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Да что вы обижаетесь? Ведь у нас такая же болячка, что и у вас. Услыхали, что вашего мальчика приняли, вот и разволновались, немножко шумим.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Мы даже не могли подумать, что в вашем Малом Перещепине имеется гимназия.
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Кто ей сказал, что у нас есть гимназия?
МАМА ИЗТОМАШПОЛЯ. Как! Вы же сами сказали, что вашего приняли!
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. В солдаты его приняли. В солдаты! Фарбрент золнзей верн!
И снова шум колес. По вагону идет Нищий.
КАРТИНА 2
Ву нэмт мэн а бмсэлэ мазл?
Ву немт мэн а бисэлэ глик?
Дос дрэйдэлэ зол зих шойн дрэйэн.
Ун брэнгэн майн мазл цурик! [4]
НИЩИЙ. Подайте бедному еврею, у которого в доме четырнадцать маленьких детей и одна большая беда. Спасибо… А данк… А гройсн данк… Дай вам бог здоровья! Чтоб ваши дети ездили первым классом и чтоб у них всегда было что подать бедному еврею. (Поет, собирает подаяние, останавливается около прилично одетого мужчины.)
НЕПОДАЮЩИЙ. Что вы стоите?
НИЩИИ. Я жду. Может быть, у вас найдется что-нибудь для меня.
НЕПОДАЮЩИЙ. Яне подаю из принципа.
НИЩИИ. Нет так нет. Извините… Ой, а что это за принцип такой?
НЕПОДАЮЩИЙ. Я считаю, что каждый человек должен зарабатывать себе на хлеб сам.
НИЩИЙ. А я что, заставляю вас вместо себя ходить по вагонам?
НЕПОДАЮЩИЙ. Послушайте, я вам уже сказал: просто так я денег никому не даю.
НИЩИЙ. Тогда дайте под процент.
НЕПОДАЮЩИЙ. Под какой еще процент?
НИЩИЙ. Под любой! Мы, слава боту, не в банке.
НЕПОДАЮЩИЙ. Не морочьте мне голову! Как это я могу дать вам деньги, когда я вас вообще не знаю?
НИЩИЙ. Интересное дело! Здесь мне не дают, потому что меня никто не знает, а в местечке мне не дают, потому что меня хорошо знают. А
мэшугэнэ вэлт![5] (Идет дальше, поет, замечает ребе.) Шолом-алейхем, ребе![6]РЕБЕ (отрывается от книги). Алейхем-шолэм!
НИЩИЙ. Ребе, а я вас узнал. На прошлой неделе я вас слушал в синагоге.
РЕБЕ. A-а! Это хорошо.
НИЩИЙ. И если я вас правильно понял, то вы сказали, что на том свете всем людям воздастся. И если человек был беден, то на том свете он будет богачом, а если он был богатым, то на том свете станет нищим. Верно?
РЕБЕ. Верно.
НИЩИЙ. Значит, я на том свете стану богатым?
РЕБЕ. Обязательно.
НИЩИЙ. Ребе, тогда у меня к вам такое дело: одолжите мне сто рублей. Ну, на том свете мы с вами встретимся, и я вам отдам. Что для богатого человека сто рублей? Тьфу, мелочь!
РЕБЕ. Логично… У меня только один вопрос. Вот я вам дам сто рублей, что вы с ними будете делать?
НИЩИИ. Куплю немножко товара, продам, даст бог, заработаю. Открою магазин.
РЕБЕ. Тогда, извините, я не могу дать вам сто рублей.
НИЩИЙ. Почему?
РЕБЕ. Если вы станете богатым здесь, значит, там вы будете нищий и не сможете отдать мне сто рублей, которых, между нами говоря, у меня тоже нет и никогда не было.
НИЩИЙ. Ой, ребе, какая у вас светлая голова! Представляете, сколько бы мы заработали, если бы вместе ходили по вагонам.
РЕБЕ. Что делать! Как говорится, каждому — свое. Один просит милостыню у людей, а другой просит милостыню у Бога…
НИЩИЙ. Да, каждому свое… Каждому свое… (Поет начало песни, прерывает ее). Подайте бедному еврею, у которого в доме четырнадцать маленьких детей и одна большая беда — моя жена Рейзл. А данк, а гройсн данк! (Уходит.)
РЕБЕ. Боже праведный, дай каждому кусок хлеба, глоток молока и крышу над головой. Осуши слезы бедных детей своих и дай им немножко счастья здесь, на земле. Ну что тебе стоит, Рэбойна шэлойлэм! Ой… (Поет ту же песню, которую только что пел Нищий. Спохватывается, погружается в чтение. Шум поезда…)
КАРТИНА 3
На полке расположилась семья. Мать держит на коленях кошелку с едой. Дочь читает книгу. Отец спит, прикрыв голову картузом.
МАТЬ. Фэйгэле, Фэйгэле…
ДОЧЬ. Что, мама?
МАТЬ. Съешь уже что-нибудь. Что ты все читаешь?
ДОЧЬ. Спасибо, мамочка, я не хочу.
МАТЬ. Она не хочет… Мендл, ты слышишь?
ОТЕЦ (просыпаясь). Что?
МАТЬ. Скажи уже ей что-нибудь! Ты отец или что? Она целый день ничего не ест.
ОТЕЦ. Захочет — доест. (Снова засыпает.)
МАТЬ. Несчастье какое-то: один целый день спит, другая — читает… (Дочери.)Ты посмотри на себя. Тут же не на что смотреть!… Кожа да кости. Мендл, ты слышишь?
ОТЕЦ. Что? Что такое?
МАТЬ. Я говорю: посмотри на свою дочь. Как ты ее собираешься замуж выдавать? Где ты найдешь такого человека, который захочет строить свое счастье на этих костях?
ОТЕЦ. Ничего, дураков много.
МАТЬ. Что ты мелешь? Спи уже лучше!
ОТЕЦ. Я и сплю. (Засыпает.)