Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
24-летний Якушев был студентом четвертого курса факультета журналистики МГУ. О том, что Игнатов давал ему уроки математики, не могло быть и речи. Что-то другое связывало его с Якушевым. Но что именно? Может быть, несмотря на большую разницу в возрасте, у них были общие интересы. Какие? Книги, например.
— Саша, отправляйся в альма-матер. Постарайся собрать побольше информации. Выясни, не увлекается или не увлекался ли он книгами, в частности по истории.
— Понял, — Хмелев встал. — Если мне позвонит девушка, скажи, что буду через час.
Хмелев не вернулся
Нелли не ошиблась, описывая ее. Это была стройная женщина с мальчишеской фигурой и высокой грудью.
Немного смущенная моим визитом, она предложила мне сесть и спросила:
— Чай, кофе?
— Благодарю вас, ни то ни другое.
— Тогда угощайтесь. — Она пододвинула ко мне вазу с яблоками, грушами, айвой, мандаринами, сушеной хурмой и чурчхелами. — Все из Тбилиси. Небось давно ничего такого не пробовали.
— Совсем недавно. Два дня назад. Екатерина Ивановна, я с необычным делом.
— Догадываюсь. Ко мне уже приходили ваши товарищи из отделения. Не понимаю, почему милиция должна разбираться с бабьими глупостями вместо того, чтобы заниматься преступниками?! Завтра что, ко мне придут из министерства внутренних дел? Пишет, пишет! Пусть пишет, если ей делать нечего. Зачем обращать внимание?
— Кто пишет?
— Бывшая жена моего мужа. Дура! Обозлилась, что он уехал из Тбилиси. Меня в помине не было, когда он ушел от нее два года назад. Мы с ним познакомились в прошлом году.
— Когда именно?
— В июле.
— Вас кто-то познакомил?
— Да нет. Нугзар был в командировке, пришел в кассу за билетом, ну мы и познакомились. Ваши женщины все такие темпераментные?
— Далеко не все. Скажите, а с Леонардом Фалиным вы давно не виделись?
Она покраснела.
— Эта стерва и об этом узнала. Давно. Год. И не хочу видеть.
— Почему?
— Не хочу. Имею я на это право?
— Конечно.
— Вот и я так думаю. Слушайте, но Нугзар не должен об этом знать. Если он узнает… Вы же сами грузин, должны понимать…
— Успокойтесь, пожалуйста. Я не собираюсь разрушать вашу семью. Может быть, вы все же объясните вашу неприязнь к Фалину.
— Да нет у меня никакой неприязни к нему. Пустомеля, бездельник. Тоже мне журналист! Ни разу не видела ни одной его статьи.
— Где-то он работал?
— Был внештатным корреспондентом. Собирался написать книжку о спорте. В спорте он разбирается. Этого не отнимешь. Только я ни разу не видела, чтобы он хоть строчку написал. Он не любил работать. Когда бы я ни вернулась домой, он лежал в постели. Говорил, что лежа ему лучше думается.
Возможно, оно так и было. Мне самому лежа думается лучше. Когда расследование достигает кульминации и необходимо систематизировать собранную в обилии информацию, разложить все по полочкам и сделать выводы, я должен хотя бы прилечь на диван. Кузьмина не верила в саму возможность думать в постели. Нормальные люди думают сидя за столом, в крайнем случае стоя…
— Вообще грех говорить о нем плохо. Как мужик он широкий, внимательный, веселый, хотя и злой иногда, если муха укусит. Однажды мы гуляли в парке имени Горького, и какая-то шпана меня задела, что-то сказали насчет моей,
извините, груди. Леонард подошел к ним и отвел в сторону предводителя, лохматого здоровяка. Я думала, умру от страха. Шпаны-то было много, человек шесть. Они могли насмерть забить Леонарда. А вышло по-другому. Леонард избил их предводителя палкой. Он же немного хромает. Повредил колено, когда играл в футбол. Лохматый здоровяк даже не сопротивлялся, только закрывал лицо руками. Если бы я не бросилась к Леонарду, не знаю, чем это закончилось бы. Еле оттащила его.— Шпана не вмешалась?
— С места не сдвинулся никто. Вы бы видели лицо Леонарда! — Кузьмина передернула плечами. — Ужас!
— Фалин член Союза журналистов?
— Да. С его любовью к бездельничанию это дает ему возможность не работать в штате.
Я не стал говорить, что она заблуждается, и, как бы защищая Фалина, произнес:
— У него же инвалидность.
— Третья группа! Мог бы и работать.
— Может быть, уже работает.
— Меня это не интересует.
— А вас не интересовало, где он берет деньги?
— Интересовало. Разве от него толку добьешься? Дурил мне голову глупостями. Отшучивался. То говорил, что получил наследство, то еще какую-нибудь ахинею нес. Больше всего на свете я боялась, что он занимается махинациями, как теперь говорят, бизнесом. В общем, погнала я его в шею и не жалею. Толку от наших отношений не было бы. Все должно быть как у людей. Он же хотел жить по-своему. Захотел — пришел, захотел — не пришел. У меня не гостиница. Вот так. — Кузьмина взглянула на часы.
— Вам имя и фамилия Олег Игнатов говорит о чем-нибудь?
— Олег Игнатов… Олег Игнатов… Да-да, припоминаю. У него девушка красивая такая, совсем молоденькая. Да?
— Совершенно верно.
— Я его совсем не знаю. Познакомились случайно в ресторане Дома журналистов, потом еще раз встретились там же. Вот и все.
— У Фалина в ресторане знакомые?
— Его все там знают. — Кузьмина улыбнулась. — Какая же я дура! Решила, что вы пришли по поводу письма бывшей жены моего мужа. Что, Леонард все-таки занимается махинациями?
— Мне, во всяком случае, это неизвестно.
— Слава богу! Я ему желаю добра, хоть и остался неприятный осадок на душе от всего. Однажды я даже копалась в его документах.
— Обнаружили что-нибудь подозрительное?
— В том-то и дело, что нет. Все документы в порядке — членский билет, удостоверение инвалидности, паспорт. В одном он только обманул меня — что детей у него нет. А в паспорт была вписана дочь семьдесят третьего года рождения.
— Он москвич?
— Москвич. Прописан по Онежской улице, дом двадцать четыре. — Кузьмина бросила встревоженный взгляд на часы.
— Ну бог с ним. Это у вас уже в прошлом. — Я вытащил из кармана фоторобот и протянул Кузьминой.
— Леонард ничего общего с ним не имеет.
— Я хотел бы взглянуть на фотографию Леонарда.
— У меня сроду ее не было. Была бы, уничтожила бы.
— А человек на этом фото вам не знаком?
— Нет. У меня хорошая память на лица. Сразу узнала бы.
На всякий случай я показал ей фотографию Кобылина.
— Этого тоже никогда не видела.
Я поблагодарил Кузьмину и собрался уходить. Мне показалось, что она облегченно вздохнула.