Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой

Детектив дает ей первый теоретический урок, но занятие прерывается отчаянным SOS от Героя-любовника, влипшего в очередное романтическое приключение. Вскочив в автомобиль, набитый до отказа оборудованием, четыре пилота и Анна-Мария мчатся к месту происшествия. С хладнокровием, рожденным многократным опытом, они спасают осажденного Дон Жуана, затаскивая его с балкона четвертого этажа на балкон, расположенный выше, в то время как разъяренный муж продолжает безуспешно колотить запертую дверь спальни своей жены. Приключение цементирует их новую дружбу с Анной-Марией, но только частично: она красивая женщина, а потому становится объектом внимания со стороны. Друзья неодобрительно поглядывают на хищников, явно сбивающих с толку «их» Анну-Марию, и несколько уловок, придуманных Детективом, позволяют им вычислить самого развязного среди прочих и выставить его в смешном свете в ее глазах. Несколько других «нарушителей» устранены тем же самым находчивым способом.

Анна-Мария становится самостоятельной и получает лицензию на право управления самолетом, к радости ее старого отца, морского капитана с пронзительным взглядом. Но ее сердцу снова грозит опасность, на сей раз в лице героя, прозванного Изобретателем, который (совсем как Сент-Экс) проводит безумное количество времени, придумывая, как бы усовершенствовать то, что уже изобретено. Но он играет Баха, обладает чувством юмора и чаще всего, когда консьержка стучит в дверь с почтой, лежит, растянувшись на кровати. «Когда чистильщик зачищает, – объясняет герой, – он работает. Когда изобретатель изобретает, он работает. Я – изобретатель». И его взгляд снова упирается в потолок. Но в проектном бюро, куда он забредает, чтобы выяснить, каково мнение экспертов о его самом последнем изобретении, ему на глаза случайно попадается Анна-Мария. Изобретатель! Обворожительно! Она восхищена, он очарован, и вскоре новый претендент представлен ее защитникам-пилотам, смыкающим ряды обороны против этого чужака, не умеющего летать. Не смущаясь колючих вопросов, он ставит в тупик Детектива, который попросил его определить карту. Изобретатель оказался фокусником не хуже Детектива и, вытянув у него из рукава карту, сорвал фокус.

Он – также человек чести. Когда Детектив в отчаянном откровенном разговоре просит Изобретателя прекратить смущать Анну-Марию своими визитами и букетами цветов (мир, в конце концов, полон очаровательных девушек, но где можно еще отыскать такую дружную компанию, как у них?), Изобретатель меланхолично улыбается, но все же соглашается пойти на требуемую от него жертву.

Но Анна-Мария – сентиментальная девушка, и нужно что-нибудь предпринять, дабы заполнить образовавшуюся пустоту в ее жизни. Сгрудившись вокруг стола, пятеро неразлучных друзей решают написать ей общее любовное письмо. Мыслитель составляет первый вариант, в который остальные вносят усовершенствования. Анна-Мария явно в восторге от любовных записок неизвестного поклонника, которые она находит теперь каждый день в своем почтовом ящике. Письма с каждым днем все длиннее, и скоро становится очевидно, что Мыслитель плутует. Он прибавляет к совместно одобренным посланиям собственные страницы. Бедный Мыслитель! И он, в свою очередь, сражен. Отлично, пусть они поженятся, восклицает Детектив. Но прежде, чем Анна-Мария успевает открыть заключительное письмо, где Мыслитель раскрывает свое имя, он погибает во время испытания нового самолета.

Дни проходят, и нет больше писем. Последнее официальное письмо Мыслителя хранится запечатанным в маленькой памятной нише в комнате Детектива вместе с куском глины, с которым тот никогда не расставался. Теперь уже опытный пилот, Анна-Мария твердо решила установить новый рекорд беспосадочного полета. Но незадолго до взлета она случайно натыкается на письмо Мыслителя и заливается слезами. Да, ей нравился Мыслитель, сквозь рыдания, признается она Детективу, но те письма!.. Она не сомневалась, что они приходили от Изобретателя. Ее признание приводит Детектива в уныние, он и сам был наполовину влюблен в девушку, но как только она взлетает, он отправляется к Изобретателю и приводит его на аэродром. В разговоре со своими тремя оставшимися друзьями Детектив объясняет, что они сделали кое-что для Анны-Марии (в конце концов, она даже добивается нового мирового рекорда), но этого мало. Совместными усилиями они стремились заменить в ее жизни музыку, звезды и розы, но потерпели неудачу. Изобретателю стоит только попросить – и он спасет девушку.

Анна-Мария тем временем попала в беду. Ее самолет настиг шторм, и радиоантенна сбита ударом молнии. В отчаянии кружась над близлежащим городом, огни которого еще видны, она больше не знает, где ей приземлиться. Четыре неразлучных друга мчатся за аварийными аэродромными сигнальными ракетами, но расположенные на восемь миль дальше на север, они слишком слабы, чтобы их легко разглядеть сквозь слепящий ливень. Изобретатель спасает положение, ворвавшись на местную электростанцию, он поочередно прекращает, затем возобновляет подачу тока, Боксер в это время усмиряет возмущенных техников. С воздуха Анна-Мария видит, как странно мигают городские огни, и понимает, что это азбука Морзе, обращенная к ней. Она расшифровывает послание, направляется на север и благополучно приземляется на залитую ливнем взлетно-посадочную полосу. Детектив рванулся к ней, как только она, вся мокрая, вылезает из кабины. Он обнимает ее за плечи и поворачивает к Изобретателю. «Поцелуй его, – просит он. – Он доказал, что он – настоящий мужчина».

* * *

Фильм Раймона Бернара, сделанный по сценарию «Анна-Мария», оказался столь же восхитительным, как и сценарий. Пьер-Ришар Вильм, катавшийся на мотоцикле с розами на руле, воплотил в жизнь образ притягательного Изобретателя, а Анабелла сыграла очаровательную Анну-Марию. На премьере в Марселе, которую посетила сестра Сент-Экса Габриэлла, драматический финал фильма даже сопровождался взрывом искренних аплодисментов.

Но какой бы приятной эта кинематографическая интерлюдия ни оказалась, этот опыт не мог восполнить тягу Антуана к полетам, которая никогда не оставляла его. И, как бы он ни любил свой «бугатти» (этот «чистокровный рысак» дороги, как обожавший лошадей машиностроитель любил называть эту модель), это была слишком уж земная машина, чтобы конкурировать с привязанностью Сент-Экзюпери, к тем «чистокровным рысакам», которых его старый начальник, Дидье Дора, помог запустить в производство. Сытый по горло безволием и инертностью компании, отменившей ночные полеты, посчитав их слишком опасными, Дора оставил «Эр-Франс» и объединился с Беппо Массими и Луи Рено (автомобильный промышленник) с целью организовать новую авиалинию. Назвав ее «Эр-Блю», они решили создать во Франции внутреннюю почтовую сеть, сопоставимую с той, которую «Люфтганза» так успешно обслуживала в Германии. Для этого Дора предполагал использовать обтекаемую модернизированную модель, известную как «симун» (в честь горячего ветра Аравийской пустыни). Построенный Кодроном и оснащенный одним двигателем марки «Рено», мощностью в 240 лошадиных сил, оснащенный пропеллером с переменным шагом, он мог развивать от 250 до 300 километров в час, или на целых 50 километров в час быстрее, чем самые быстрые коммерческие самолеты того периода. Сент-Экс, чей интерес к аэродинамике не ослабевал все это время, не смог не поддаться искушению при виде быстроходного силуэта «симуна», и, отбросив предосторожности, истратил все свои ресурсы (от московской поездки и продажи прав на фильм «Анна-Мария») на покупку этого самолета.

Для хронически безденежного человека такая игрушка была слишком дорога, но Сент-Экзюпери смогли обнадежить и убедить, что вложение оправдает себя и перейдет в актив. 1935 год уже принес новый урожай рекордов, и, как на автомобильных гонках, устанавливались щедрые награды, предназначавшиеся побеждающим воздушным асам. В январе Амелия Ёрхарт изумила мир, пролетев без остановок от Гавайев до Калифорнии. Но Сент-Экса больше заинтересовал сентябрьский триумф бельгийца Ги Хансеза, когда тот выиграл Кубок Уэкфилда в полете на «симуне» производства «Кодрон-Рено». В то время два приза назначались министерством авиации Франции для дальних полетов, возможно, как поощрение изготовителям самолетов. Приз в 500 тысяч франков (приблизительно 33 тысячи долларов США) предназначался тому, кто сможет пролететь за самое короткое время от Парижа до Тананарифа, Мадагаскар, до конца года (то есть до 31 декабря 1935 года). Другой приз в 150 тысяч франков (приблизительно 10 тысяч долларов) был объявлен за улучшение рекордного времени в пять дней и четыре часа, установленного французскими летчиками Лалуэтом и Гулетом для расстояния между Парижем и Сайгоном.

Хотя первый из этих двух призов, по очевидным финансовым причинам, казался намного привлекательнее, Сент-Экзюпери склонялся к борьбе за второй, поскольку уже знал этот маршрут, пролетев до Сайгона и обратно в предыдущем году. На его сомнения относительно первого варианта, вероятно, повлияла неудача, постигшая Эдуарда Корнийона-Молинье, отважного смельчака, до этого отвозившего Андре Мальро в Аравию в тщетных поисках легендарной столицы королевы Шебы. В сентябре он совершил аварийную посадку на вспаханное поле вскоре после взлета, и они с механиком получили серьезные травмы. Неясно, когда Сент-Экзюпери впервые начал обсуждать проект с Рене Деланжем из «Энтранзижан», но, вероятнее всего, где-то в начале октября. Деланжу, очевидно, понравилась идея журналистского отчета о рейде Париж – Сайгон, и Сент-Экс продолжил закупку и подготовку своего «симуна». Он нанял механика по имени Андре Прево, но работа по подготовке «симуна» к полету, должно быть, заняла больше времени, чем ожидалось. Поскольку самолет все еще не был готов к концу октября, Деланж задумал другой репортаж. Маршал Лиоте, который умер в июле предыдущего года, просил в своем завещании, чтобы Марокко, земля, завоеванная им для Франции, стала местом его последнего покоя. Потребовался год для постройки подходящего мавзолея для его останков на святом кладбище «Шеллах», сразу за имперскими стенами Рабата, но теперь все было готово к официальной перевозке пепла. Дату назначили на последние дни октября, и Деланж, зная нежность, испытываемую Сент-Экзюпери к Марокко, поинтересовался, не полетит ли он туда, чтобы описать предстоящее событие для «Энтранзижан».

Ответ, очевидно, был положительный, хотя какие еще пункты вошли в соглашение между Антуаном и Рене, остается только догадываться. Нет никакого упоминания ни о какой журналистской командировке в краткой биографии, которую Рене Деланж позже посвятил своему другу, и Жак Мейер, в то время редактор «Энтранзижан», вообще ни разу об этом не вспоминает. Консуэла, сопровождавшая мужа в этой поездке, вспоминает, что они летели «нормальным» рейсом «Эр-Франс», и это подтверждает доктор Анри Конт. Сент-Экс никогда не любил Касабланку, и возможно, что военная пышность обстановки, сопровождавшая прибытие французского крейсера «Дюплекс» (на котором везли останки Лиоте), вызывал у Антуана скорее раздражение, чем вдохновение. А может, и без повода, но Сент-Экс, кажется, уступает той же самой журналистской вялости, настигшей его в Москве. Анри Конт слышал, как Антуан говорил однажды вечером, после ужина: «Мне надо сходить на почту и послать телеграмму – я опаздываю со сроками».

Видимо, он кое-что телеграфировал, но что именно, невозможно сказать наверняка. «Энтранзижан» посвящал событию ежедневные статьи с того самого момента, как пепел Лиоте покинул Нэнси 26 октября, но сообщения из Касабланки и Рабата от 29-го и 30-го числа публиковались без подписи («от нашего собственного корреспондента» и особенно 30-го – «от нашего специально посланного репортера»). То была типичная хроника, без малейшего следа литературной элегантности или новизны. И кажется разумным предположение, что они исходили от кого-то еще, а послания Сент-Экса преспокойно остались без публикации, так как были получены слишком поздно.

По воспоминаниям Анри Конта, это посещение Сент-Экзюпери длилось относительно долго, но вряд ли оно продолжалось больше трех-четырех дней. 31-го Сент-Экс все еще находился в Касабланке, когда Жан Мермоз прилетел туда из Парижа на новой авиамодели «комета», которую он испытывал для «Эр-Франс». Тем вечером все они собрались на ужин в оригинальном бистро «У Зезе» Сент-Экс развлекал компанию живыми воспоминаниями о своем подвиге в Страсбурге, когда он впервые украл самолет, и тех акробатических петлях, которые так поразили капитана Буска над аэродромом в Касабланке.