Апостол Папуа и другие гуманисты II. Зумбези

– Извини, Эл, я не поняла, в каком смысле - зачем?

– Конкретизирую. Зачем грузить противоестественные сексуальные штампы в психику ребенка раньше, чем начала формироваться естественная сексуальность?

– Конкретизируй еще, потому что я опять не поняла.

– Элементарно, Имоджен. Откуда у детей в условно-западной стране стыд наготы перед противоположным полом? Откуда термины: невеста, жених, брак, жена, муж, верность, ревность, измена? Это грузится в детский мозг раньше, чем ребенок понимает, что куда вставлять при сексе. Ребенку не сообщается о коитусе и оргазме. С какой целью, в чьих интересах, и какой ценой, создается такой перекос в психосексуальной сфере?

Австралийская журналистка оторопела от этого потока очевидных парадоксов. Хакер, возможно, сказал бы, что ее мозг подвергся DDoS-атаке, и завис. Надо звать профи по компьютерной (мозговой) безопасности. В роли такого профи здесь выступила Чанди Кестенвэл. Она постучала ложкой по фужеру, вызвав громкий нежный звон, что сразу переключило внимание Имоджен. Затем, Чанди укоризненно обратилась к Бокассе.

– Эл! Мы ведь обещали доктору Упиру, что не будем тиранить!

– Ча! Разве я тираню? Я лишь задал пакетный вопрос.

– Эл! Ты задал пакетный вопрос, как Жерар Рулетка на «Обезьяньем анти-процессе».

– Ча! Обезьяний анти-процесс был вскоре после А-революции, а ты жила в Англии.

– Эл! Есть такая вещь: протокол. Все протоколы Трибунала революционного Конвента доступны на сайте Верховного суда. Так вот: ты почти цитируешь Жерара Рулетку.

– Ча! Это точно не из протоколов. То, что Рико Верде, директор INFORFI, спецслужбы Конвента, идентичен Жерару Рулетке - лишь мнение популярных конспирологов.

– Извините, - вмешалась Имоджен Мюр, - но я уже абсолютно утратила нить беседы.

Чанди Кестенвэл громко вздохнула, и поставила фужер на стол.

– Идем по порядку. Алюминиевая революция, случившаяся позапрошлой осенью, сразу включила идеологические чистки. В частности, «Обезьяний анти-процесс» о школе.

– А!
– сказала австралийка, - Это антипод «Обезьяньего процесса» в США в 1925-м?

– Верно, Имоджен. Тот «Обезьяний процесс» запрещал в школах США идеи о том, что человек, произошел иначе, чем учит библия, и под удар попала теория эволюционного происхождения человека от других обезьян. Поэтому «Обезьяний процесс».

– Подожди, Чанди! Что значит, от других?

– Это значит: человек - тоже обезьяна. Далее «Обезьяний анти-процесс». На диспуте с методистом дореволюционной школьной администрации, офицер Рико Верде убедил выборное жюри, что люди не только произошли от обезьян, но и остались обезьянами, расположенными, согласно биологической систематике, в одном семействе гоминид с орангутангами, гориллами, и шимпанзе. Если какое-либо учение утверждает что-либо относительно людей, апеллируя к их мнимой не обезьяньей природе, то это учение не только ложно, но и политически ориентировано на государство-образующие религии, например – библейские. Оно вменяет людям моральные обязательства перед особым субъектом, который назван богом-господом, а политически идентичен государству. В Лантонской Хартии запрещено государство и его институты. Оргвыводы понятны.

Юная баронесса замолчала, и взяла со стола свой фужер с вином «Готика». Имоджен в течение четверти минуты переваривала услышанное, после чего спросила:

– Значит, теперь тут в школе учат, что люди в сексе должны вести себя как обезьяны?

– Имоджен, - вмешался Бокасса, - слово «как» лишнее. Мы род обезьян. Альтернатива такова: вести себя, как психически здоровые обезьяны, или как обезьяны-истерики. В условно-западном обществе выбрано второе. В детском саду и начальной школе, дети получают загрузку того, что я ранее перечислил, поэтому к пубертату они имеют уже готовый сексуально-истерический невроз. Общество стимулирует рост этого невроза, предлагая всякие секс-сервисы. Охота за престижными женихами и невестами, рынок дешевого брачного товара, слежка за верностью, сплетни и ревность. Далее: шантаж, адвокаты, разводы, суды, раздел имущества и детей. Параллельно шагает андеграунд: порнография – легальная и нелегальная, проституция – тоже легальная и нелегальная. Добавим поток обновлений юридических запретов той или иной формы сексуального интереса и сексуальной активности, в реале и виртуале, обильно зальем политическим морализмом в СМИ, и получим модель обезьяны с хронической травмой сознания, и с электродами на гениталиях. Одно неосторожное движение, и бац!!! Удар током.

– Пауза!
– решительно скомандовала Чанди.

– Пауза, - согласился Бокасса, и неспешно прикурил толстую «фиделевскую» сигару.

Австралийская журналистка энергично тряхнула головой, и спросила:

– У вас тут есть что-нибудь покрепче, чем вино, и желательно, со льдом?

– Найдется!
– сказал Бокасса, и произнес (казалось) в пространство, - Алло, Индрик, ты заканчивай нацеливать ушки, и тащи сюда зеленуху со льдом.

– Сколько тащить? Всю канистру и контейнер?
– деловито спросила детская малайская мордашка, появляясь сверху над ограждением флайбриджа.

– Нет, надо на одну персону. Тащи полстакана зеленухи, и стакан льда.

– На эту персону, что ли? – поинтересовалась мордашка, переведя взгляд невозмутимо-миндалевидных глаз на австралийку, - но кэп, ведь ее сдует от полстакана зеленухи.

– Индрик, никто не намерен заставлять ее пить залпом. Давай, тащи, короче.

– ОК, - отозвалась мордашка, и исчезла.

– Это кто? – тихо спросила Имоджен.

– Эхо войны, - тоже тихо ответила Чанди, - во время батакской оккупации, исламисты привезли с Явы толпу подростков для живых бомб. Индрик из младших: ему 8 лет.

– О, черт… Но имя не индонезийское.

– Сайберское, - сообщил Бокасса, - в русской мифологии, это подземное существо, не появляющееся на поверхности при свете дня. Так назвали, потому что мальчишка год прятался в подвале под разбомбленным зданием, таскал пищу с ближайшего склада, и только случайно попался. Шустрый, толковый, знает английский. Из него будет толк.

– Вы его опекуны?
– предположила австралийка.

– Нет, он под опекой аббатства Мифрилланд, а мы участвуем в программе адаптации.

– О, черт… - повторила она, - …Хорошо, что план исламистов сорвался.

– Нет, план был реализован, но пояса шахидов оказались в недостаточном количестве, поэтому два десятка подростков, как бы, лишние, остались в живых. Такие дела.

У Имоджен Мюр на языке вертелись еще вопросы, но… Она не успела. На хвостовую площадку вышел Индрик, одетый в широкие (не по его детскому росту) камуфляжные шорты с множеством карманов. В руках мальчишка нес два стакана: первый – полный кубиков льда, второй – залитый до половины некой изумрудно-зеленой жидкостью.

– Вот, кэп, как ты заказал, - объявил он, ставя стаканы на стол.

– Mauru, Индрик, - сказал Бокасса.

– Maeva oe, - ответил 8-летний малаец, уселся на шезлонг, и достал из одного кармана сигарету, из другого зажигалку. Прикурил.

– Это третья за сегодня, значит 300 метров. И без всяких «позже», - сказал Бокасса.

– Ну… - протянул мальчишка, и выпустил из ноздрей струйки дыма.

– …И без всяких «ну», - Бокасса, изобразив строгость, погрозил ему пальцем.

– Да, кэп, - буркнул Индрик.