Архивы Конгрегации 2

Он помолчал, потом достал из кобуры револьвер и, вытянув руку, полюбовался оружием.

— «Гнев Божий». Кто-то из моих предков решил, что сие есть карающая длань Господня. А мне порой хочется размахнуться — и выкинуть все это в Худсон… — он изобразил движение, так, что Отто аж дернулся, пытаясь предупредить бросок. Но револьвер всего лишь описал короткую дугу и вернулся обратно в кобуру.

— Иногда я беру ручку, беру бумагу и пишу письмо брату: «Дорогой Манфред, как там небо?» Потом сминаю лист и сжигаю в пепельнице. Помнишь, ты еще сказал о слове, обращенном к Нему? А владением оным — принесло ли оно благо самой Куатемок? Быть может, не умей она царапать слова по бумаге, искус донести на безобидную, милую девушку был бы не так велик? Ведь конверт и чернила — это гораздо, гораздо проще, чем, значит, сказать в лицо и при свидетелях.

— Что-то ты ерунду какую-то несешь, — решительно прорычал помощник, придвигаясь ближе и неловко обнимая старшего по званию за плечи. Тот не противился. — Давно в отпуске-то был? Сегодня же пойду к капитан-епископу, и так прямо и скажу: Бекер, ваше Превосходительство, устал. Сам-то, зараза, ни в жисть не признается, но я-то, мол, вижу — надо ему куда-нибудь на природу. Чтобы, значит, поля, леса, горы — и никаких ведьм.

— Не передразнивай, — усмехнулся Клаус, пряча глаза и аккуратно высвобождаясь из-под руки товарища. — Да, немного устал. Бывает. Минутная слабость. Наверное, тоже искушение, посланное во испытание, — он секунду помедлил и добавил, — значит.

Оба расхохотались. И в этот момент, когда, казалось бы, между двумя мужчинами, так долго служившими бок о бок, наконец возникла какая-то простая душевность и человечная теплота, издалека донесся чаячий выкрик сирены. И это был не полицайский сигнал.

Развернувшись, Клаус бросился к машине. Отто не отставал, но первым к черному авто подкатил взрыкивающий мотоциклет. Тоже черный. И с мрачным черным курьер-адъютантом на сиденье.

— У нас побег, — выплюнул тот, стянув шарф. — Зондерваген, в котором перевозили Магду, вскрыт и брошен в районе Хинаштадта. Выжил один из экспертов: говорит, ведьма скинула оковы за пару секунд до нападения извне. Всех оглушила, дальше он не помнит. Патрульные видели автомобиль нападавших на Брайтвеге — наверняка к мосту Георга прорываются. Преследуем.

— А, — расслабился помощник, — ловите, ловите. Не все же нам с Клаусом за ней гоняться. Сами упустили, сами и расхлебывайте, идиоты.

Тишина, нарушаемая лишь гудками пароходов с Худсона, была такой режущей, что Отто закрутил головой в непонимании.

— Что? Ну не мы же за ней рванем? Есть штормтруппен, есть полицайамт… Два усталых опера погоды не сделают!

— Я усталый опер, — Клаус обошел машину и протянул руку за ключами. — Ты усталый помощник опера. Поехали. Магда — наше дело, а я никогда не оставляю дела незавершенными. Есть еще, значит, такое слово: ответственность.

На этот раз в реве «Фау-восьмерки» было торжество. И предвкушение.

***

Черный «Форд» пер по автобану Хайнриха Худсона, взрывая плотный, насыщенный выхлопными газами воздух Манхаттана и распугивая попадающиеся по пути легковушки. Грузовики держались увереннее, но тоже принимали в стороны, уступая дорогу. За «Фордом» некоторое время следовал назойливый мотоциклет, но после Флюсзайте-парка свернул на Семьдесят Девятую и понесся по своим делам.

Отто уперся коленом в приборную панель, чтобы не так мотало, и водил крепким пальцем по карте, сложенной до размеров планшета.

— Хорошо бы еще знать, где конкретно эта паскуда сейчас… — он выглянул в окно, словно надеясь прозреть цель сквозь бетон и кирпич. — Вот придумали бы наши технари что-то вроде функрефлектора, по которому пилоты ориентируются!

Не отрываясь от вождения, Клаус протянул руку назад, между сидений, и похлопал по темному ящику, установленному в обитой поролоном нише. Помощник тоже похлопал — себя ладонью по лбу.

— Кретин! Вот потому всю жизнь и проторчу в младших чинах, — поток самокритики прервался, когда из-под откинутой крышки была вытянута знакомая эбонитовая трубка. — Халло! Халло! Ротберг на связи! Отто Ротберг! Да что ж там у вас так хрипит… Дай мне полицайский канал! Преследуем беглецов, где их видели крайний раз? Крайний раз, твою налево, что неясно-то?! Гаупту нажалуюсь, спалит к чертям… А! А!!! Все, понял, молодцы! — прикрыв микрофон, Отто сбавил тон. — Так и пилят по Брайтвегу. Девяностую проехали полминуты как.

— Опережаем, — процедил сквозь зубы инквизитор и крутнул руль вправо.

Теперь они летели по Флюсзайте-штрассе. Движение здесь было спокойнее, и маневрировать приходилось меньше. Помощник снова глянул карту.

— На перехват где пойдем? Девяносто Шестая?

— Рано, — Клаус кинул взгляд на планшет и закусил губу. — Сто Десятая. Там ближе.

— Правильно, пусть сами подгребают, — кивнул Отто, убрал карту в передний ящик и снова потянулся назад. «Томмиваффе» стоял в креплениях прямо за телефункеном. — Однако, не так уж ты и разочарован в службе, как мне на пирсе пел…

Машину снова рвануло на повороте. Сто Десятая Вестштрассе оказалась гораздо уже, но других авто на ней не было вовсе. Мотор взревел, впереди показался перекресток с Брайтвегом.

И почти одновременно с «Фордом» справа вылетел «Крайслер Кёниг», истошно повизгивая шинами и пытаясь не влететь в борт инквизитору. Водитель там оказался на удивление толковый: справился и с инерцией, и с заносом, выровнялся, дал газу. Отто заорал:

— Гони, гони! — и Клаус погнал. Высунувшись из своего окна, помощник дал очередь по колесам «Крайслера». Еще одну. И еще.

И этого хватило. Темно-вишневый беглец пошел юзом, протаранил капотом ограду собора Иоанна-Богослова и замер. Бросив ногу на тормоз, инквизитор вцепился в руль, выдержал толчок, выскочил, прикрываясь дверью. Достал револьвер. Прицелился.

Первая фигура была крупной. Не Магда. Выстрел — и тело падает на помятую решетку ограды. Еще одна фигура — у этого в руках пистолет. Не помогло, тоже падает. С другой стороны низко мелькнула короткая темная стрижка. Вот Магда. Клаус обогнул машину, взял прицел пониже…

Бегать с простреленной ногой — занятие не из приятных. Ведьма вскрикнула и повалилась на газон, а инквизитор, нашаривая на поясе наручники, перепрыгнул через низкий бордюр. Он почти достиг цели, когда вдруг под ногами что-то мелькнуло.

Не запинаться обо всякую ерунду — этому в Академии учили хорошо. Но никто не предупредил, что эта ерунда может активно маневрировать. Утратив равновесие, Клаус взмахнул руками — и в затылке вдруг словно что-то взорвалось. Асфальт напрыгнул, как кот со шкафа. Стало темно.

Из темноты донеслись голоса. Кто-то богохульствовал, яростно, но лаконично. Голос был женский, хриплый, резкий. Ему отвечал знакомый басок. Магда. Отто. Разговаривают.

Разлепить веки казалось подвигом, достойным упоминания в летописях. Хуже всего было то, что привычный вроде бы свет резал глаза, а картинка троилась и гуляла, как воскресный выпивоха. Клаус втянул воздух, закашлялся, сплюнул на землю. Стало полегче. Слегка.

Держа инквизиторский револьвер, отлетевший при падении, за рукоять через платок, Отто Ротберг развел руками: