Арменикенд и его обитатели

Поезд тронулся. Альберт разложил багаж, усадил своих. Стал присматриваться к окружающим. Напротив расположились женщина с младенцем и трое мужчин в возрасте. На боковых местах – еще двое парней, таких же небритых и неопрятных.

В соседнем отделении сидела старушка в старинных цветастых юбках и налобных украшениях начала века. Она словно на фольклорный праздник нарядилась. Так ходили мусульманки еще при царе. При других обстоятельствах Альберт бы улыбнулся, как-то пошутил, ну уж очень нелепо смотрелась ханум (женщина – прим. автора). Цирк-шапито, восточный вариант. Но тут не до смеха. Национальные чувства – вообще материя тонкая, смеяться над ними и плохо, и подло, а в данной ситуации улыбка на лице проклятого «ермяни» (армянина – прим. автора) воспринялась бы азербайджанцами как издевательство над их древней и уникальной культурой. Ну да ладно, бог с ней, с этой клоунессой, подумал Каспаров. Он не мог и представить себе, что спустя несколько часов старуха может сыграть в его жизни роковую роль.

Под стук вагонных колес Альберт начал повторять про себя старую считалочку, чтобы успокоиться: «Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, ехал поезд запоздалый…» Ее любила повторять мама, когда делала маленькому Альбертику массаж животика и спинки.

Железнодорожный маршрут из Баку в Ереван пролегал сначала по территории Азербайджана вдоль государственной границы с Ираном, затем проходил по территории Армении, после рельсы тянулись по Нахичеванской АССР и далее опять по Армении. Свое-чужое, свое-чужое…

В поезде было очень жарко, грязно и душно. Вся обстановка еще больше нервировала пассажиров плацкарта. Альберт достаточно бегло говорил на азербайджанском языке, что позволяло сглаживать иногда возникавшие моменты неприязни со стороны попутчиков. Все народы мира уважают инородцев, владеющих их родным языком.

Бабушка, которая тоже свободно говорила по-азербайджански, зачем-то взяла в дорогу томик стихов поэта XVIII века Вагифа, который не только стихи слагал, но и служил визирем в Карабахском ханстве. Дома она его никогда прежде не открывала и вообще книгам предпочитала телевизор. Азербайджанцы считают Вагифа своим классиком, памятники ему ставят, хотя он не написал ни одного слова на тюркском языке - только на родном персидском. И черт дернул бабушку начать читать вслух одно из его творений, где поэт проповедует равенство всех наций перед аллахом. Одним словом, Вагиф из Шуши ратовал за сомнительную по нынешним дням дружбу между народами.

Начитанная бабушка Арусяк, сыграв на опережении, взвалила на свои немощные плечи миротворческую миссию. И добилась своего: поэтическая дискуссия вылилась бурная…

– Это вы, армяне, виноваты в пролитой крови, а не мы, - наезжали азербайджанцы, находившиеся в явном большинстве, к тому же на своей территории.

– Нет, это кто-то нас очень-очень хочет поссорить, - загадочно парировала бабушка, - скорее всего, Кремль.

– Ай, ханум, мы вас приютили, кусок хлеба дали вам, крышу над головой дали вам и в Баку, и в Карабахе. А что получили? А получили нож в спину, - не успокаивались азербайджанцы.

– Я вам дело говорю, наши народы хочет поссорить Кремль, - бабушка упорно гнула свою линию и искала виновника раздора двух соседних народов на стороне. – Вы только на этого Горбачева с его перестройкой и гласностью посмотрите… Чтоб он сдох!

– Карабах наш! – категорично заявляли азербайджанцы, не желая даже обсуждать советского генсека, которого презирали не меньше армян.

– Вы как хотите, но Вагиф – великий поэт! – дипломатично намеревалась на позитиве завершить спор бабушка.

– Какой Вагиф, - вдруг подключилась к обсуждению женщина с золотыми зубами, сидевшая у окна с грудным ребенком в руках, - с Куткашена?

– Нет, сестра, из Шуши, - бабушка одарила азербайджанку полным нежности взглядом. – Мамой клянусь, такие вкусные яблоки, как в Шуше, нигде в мире не растут.

– Шуша наш, Карабах наш! – в ответ выразила солидарность с мужчинами свободная женщина Востока.

– Ах, как поссорили двух братьев, два наши народа, - запричитала бабушка, прижав к груди книжку.
– Что натворили паразиты! Чтоб у них у всех руки отсохли! Я всегда так нервничаю…

Про персидского поэта Вагифа, из которого сделали когда-то, как и из Низами, азербайджанского классика, вскоре все позабыли. Обсуждали (если можно отдельные крики сельчан назвать «обсуждением») извечный вопрос: кто виноват?

Альберт объяснил бабушке по-русски (переходить на армянский он счел наглым вызовом), что не время и не место проводить такие опасные дебаты. Бабушка не обращала на внука никакого внимания, продолжая ругать русских и хвалить армян с азербайджанцами:

– Они всегда нас не любили, как на туземцев свысока смотрели. И при царе так было, и при коммунистах. А мы братья, у нас кухня и музыка одинаковая, традиции похожи, характеры. Великий ашуг Саят-Нова на каком языке свои бессмертные песни сочинял? Правильно, на трех языках, на армянском, грузинском и азербайджанском… Нас даже не отличишь – где армянин, а где азербайджанец… Хлебом клянусь, наши два народа помирятся. Только когда этого Горбатого в Москве не будет.

Мама на самую старшую из Каспаровых смотрела с тихим ужасом в глазах, а Каринка – с удивлением, граничащим с затаенной гордостью.

– Вот вы как говорите, когда хотите помочь? Правильно: «Да перейдут на меня твои болячки», - все никак не могла угомониться бабушка. – А мы говорим, «Цавыт танем», «Возьму твою боль». А ведь это одно и то же.

– Ай, ханум, хватит-да тут дружба народов устраивать, - махнул рукой, но совсем не зло (мол, отстань, наконец!) один из мужчин.

Бабушка сделала вид, что слегка обиделась. Опять раскрыла Вагифа и углубилась в чтение. Мусульмане вроде бы успокоились. А Альберт, перестав вмешиваться в это ток-шоу на колесах, занялся сеансом психотерапии: «Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы…»

Поезд шел все дальше. За окном мелькала выжженная солнцем земля. Проехали крупную узловую станцию Минджеван, а дальше начиналась Армения. И вдруг состав внезапно затормозил прямо в чистом поле, так сказать. Ладно, остановились, так остановились, ничего страшного, на железной дороге подобное случается. Полчаса стоят, час. Проводники открыли двери вагонов в тамбурах, потому что жара невыносимая и нечем дышать.